На первом Всемирном конгрессе ребенка, прошедшем недавно в Киеве, большая часть внимания уделялась психологической, адаптационной работе с семьями пострадавших и с семьями переселенцев.
Первыми работать с людьми, пострадавшими от военных противостояний, начали специалисты психологической Кризисной службы (раньше — психологической Службы Майдана). В феврале-марте нынешнего года они столкнулись с проблемой, которая в настоящий момент обрела всеукраинский масштаб. За это время психологи разработали реабилитационную программу, которая успела оправдать себя.
ТРИ ЭТАПА ПОМОЩИ
— Начиная с марта, мы активно работали с людьми, которые нуждались в помощи. К этому мы не были готовы, но нужно было действовать решительно. Психологи работали с разными категориями, одна из которых — это семьи, потерявшие близких. Тема является острой и сегодня, потому что эта категория людей увеличилась: тогда это были только семьи «Небесной сотни», сейчас с этой проблемой сталкиваются семьи погибших бойцов, вынужденные переселенцы, а также категория людей, с которыми почти никто не работает, — люди, которые остаются в зоне АТО и теряют близких. Очень важно сейчас распространять наш опыт, — говорит психолог психологической Кризисной службы Ольга ПРЯНИЧНИКОВА. — Первое, что мы сделали — это предоставили социально-психологическую поддержку. Мы контактировали со всеми, с кем могли. Семьи на то время находились в состоянии острого горя — нужна была непосредственная помощь. Тогда мы пытались найти психолога на местах. Но если не было возможности, то выезжали в села. С семьями, проживавшими в Италии, проводили консультации по скайпу. Цель — облегчение переживания горя. Сначала люди говорили, что им не нужна психологическая помощь, но, возможно, она нужна какому-то из родственников — маме, брату, ребенку... Была ситуация, когда к нам обратился фонд, который не мог контактировать с пострадавшими, поскольку они находились в состоянии сильного шока. И тогда психологи должны были занять позицию няни. Потом, получив социальную помощь, они начинали раскрываться, работать с психологом. Были психосоматические состояния: многие говорили, что «я справлюсь», просто то голова заболит, то бессонница, то теряю сознание. Мы понимали, что здесь нужно психологическое вмешательство: рассказывали, почему это происходит.
Дальше была стадия восстановление. Психологи предложили реабилитационную программу «Семейный круг», которая состоит из трех этапов, и длится до сих пор. Программу инициировали сами семьи. Они говорили, что нуждаются в поддержке таких же, как они. На то время люди уже опомнились от шока, состояние их более-менее стабилизировалось, они «вошли во взрослую позицию», по словам психологов. Помогали священники. Также родители создали инициативную группу — так психологи передали им ответственность за отстаивание собственных интересов. Это свидетельствовало о том, что люди выходят из кризиса. Хотя были и такие, кто становился социально активными, чтобы «не встречаться со своими чувствами» (это своего рода осложнение). Отдельно работали с детьми — была создана детская программа, в которой практиковалась арт-терапия, музыкотерапия, психодрама.
Заметим, что это — только два этапа. Третий планируется через месяц: больший акцент будет на адаптации к социуму, укреплению внутренних семейных связей, принятию на себя ответственности за собственную жизнь. А завершающая стадия — через год. Работа будет заключаться в терапии осложнений и проводиться по необходимости — если психологи будут видеть, что люди нуждаются в помощи.
ОБЪЕДИНИТЬ СЕМЬИ, КОТОРЫЕ ПЕРЕЖИВАЮТ ГОРЕ
Психологи, работающие в кризисном направлении, помогают и семьям, которые потеряли родственников, и переселенцам, и военным — всем, кто находится в состоянии острого горя. Ольга Федорец, психолог из Днепропетровска, одна из таких специалистов. «Когда в июне был сбит самолет 25-й бригады, и погибло 49 военных, регионально они оказались у нас. Психологи кризисной службы Днепропетровска подхватили работу. Она была очень сложной, потому что семьи очень долго ждали тел погибших, а затем был процесс опознания... От нас требовалась очень сложная работа... «Семейный круг» — собрать семьи пострадавших в лагере — мы решили провести через три месяца после гибели военных (через два месяца после похорон). У людей было еще состояние острого горя, приблизительно половина семей приехала. До этого времени также проводилась работа психологов с пострадавшими, — делится Ольга ФЕДОРЕЦ. — Семья, которая понесла утрату, сначала отталкивает психологов. И это нормально. Если кто-то планирует работать в кризисном направлении, нужно знать, что сначала вы «получите в лоб». Как мы узнали от наших израильских коллег, чем более сильный «удар в лоб», тем больше потом эта семья поможет работать и объединять других.
И «Семейный круг», и израильские программы — все направлены на объединение семей пострадавших, на нахождение в них внутреннего ресурса для дальнейшей жизни. Нужно сказать, что один лагерь — это только начало работы.
— Когда семьи отъезжали, то говорили, что в лагере они впервые, с момента трагедии, смогли отдохнуть: что-то отпустило, и они позволили себе смеяться. Понятно, что это только первый этап. Следующий запланирован на декабря месяц, — резюмировала Ольга Федорец.
Такие же программы проводились и для вдов и детей военнослужащих, погибших в АТО, и для детей «беркутовцев», погибших во время Майдана. Как говорят специалисты, для них одним из вызовов является не потерять нейтральность. Для этого они должны работать над собой.
БЕЗ ЧРЕЗМЕРНОЙ ОПЕКИ
Ольга — одна из тех переселенцев, которые могут позволить себе арендовать квартиру в центре Киева. Ее муж работает хирургом в Донецке, а она с двумя детьми — 5-ти и 10-ти лет — уже четыре месяца живет в столице.
— Я очень люблю Киев, но не хочу переезжать сюда принудительно, — говорит она. — Дети по-разному переживают переезд: дочка стабильно плачет утром и вечером, хотя уже прошли ночные кризисы.
Психологи, работающие с детьми переселенцев, замечают, что основной проблемой для них является украинский язык. Бывает, что дети очень плохо его понимают. Психолог Леся Инжиевская, которая работает с переселенцами с Востока и Крыма, рассказала, что пятилетний мальчик из Донецка на арт-терапевтическом занятии спросил у нее, почему она разговаривает на английском языке. Кроме языка острым остается вопрос «свои-чужие». Ведь среди переселенцев есть дети, чьи родители — на стороне сепаратистов. И это вызывает конфликты между детьми, не сдерживаются и учителя... Сформированный коллектив класса, в который попадают эти дети, тоже не способствует адаптации. Им трудно самоутверждаться. Также психологи отмечают, что у детей переселенцев меньше опоры на нашу национальную идентичность. Но все равно в рисунках есть очень много украинских символов.
— Я работаю с ранеными и с детками переселенцев. Постоянно сталкиваюсь с ситуациями потери: близкого человека, привычной жизни, безопасности, связей, друзей, квартиры. Реакция — либо гневно агрессивная, с вызовом, либо провокативная, либо, наоборот — ребенок избегает общения, — говорит школьный психолог Анна УСАТЕНКО. — Это закономерно. Но наши учителя не полностью были готовы к такой ситуации и не всегда знают, как в определенный момент поступить. Дети-переселенцы не очень понимают, что произошло, и мы, работая с семьями, видим, что более адаптированными являются дети, чьи родители знают, что будут делать завтра — приспосабливаться к ситуации. Но следует избегать чрезмерной опеки. Мне понравилась позиция грузинских коллег, которые рассказывали о своем опыте: если у них сломались стулья, то мы привозили им материал, чтобы те починили стулья. Они должны научиться выживать, а мы — помочь им.
Заведующая кафедрой психологии Украинского католического университета (Львов) Галина КАТОЛИК считает, что и в работе с переселенцами, и в работе с вдовами и детьми бойцов, погибших во время войны, нужно привлекать так называемое «плечо силы»: учителей, родственников, друзей пострадавших. А чтобы не выделять переселенцев в отдельную группу, психологи советуют во время работы с ними говорить, что «вы у нас в гостях». Это означает и принятие условий жизни, и определенным образом снимает у людей напряжение.
