— Поддержка высшего образования государством становится все менее действенной, и вряд ли сегодня ее можно отнести к числу приоритетов государственной политики. Какие формы выживания и развития вузов с опорой на собственные силы являются сегодня наиболее эффективными?
— Сегодня на всех уровнях у нас подчеркивается важность образования. «Держава без освіти – держава без майбутнього», – эти слова повторяются настолько часто, что из них оказался выхолощенным смысл. Есть официальные документы, программы и т.п., однако, к сожалению, практика свидетельствует об отсутствии реальной поддержки образования со стороны государства. Оно, увы, далеко не полностью отдает своему же вузу то, что требуется от него. Начиная с 1996 года мы получаем от государства деньги только на заработную плату, но и эта статья финансируется далеко не полностью. К тому же, зарплата выплачивается не вовремя.
Нас выручает полноплатная и целевая подготовка студентов. Согласно «Статистичного збірника вузів України» в прошлом году в стране бюджетных студентов обучалось 46,4 процентов, а коммерческих — 51,6 процентов. В нашем же университете только 13 процентов студентов получают образование за собственные деньги. Мне как ректору, скажем, можно было бы предложить Киеву сократить в 2 или 3 раза план приема абитуриентов. Вместо 700 оставить 200 человек, а все остальные места «отдать» на полную оплату. Но это, считаю, будет антинародно. И мы по такому пути не идем.
Много ребят у нас учится по договорам с промышленными предприятиями, которые, пускай немного, но платят за их обучение. Всего за прошлый год полноплатная и целевая подготовка принесли нам 1 млн. 600 тыс. грн. Остальные источники наших доходов — это «капли», но тем не менее мы их не игнорируем: факультет послевузовской переподготовки кадров, подготовительные курсы, работа в учебном комплексе университета (гимназиях, лицеях), подготовка иностранных граждан, работа различных хозрасчетных лабораторий, творческих объединений...
И все же, считаю — делать ставку только на то, что вуз выживет за счет внутренних резервов, нельзя. Во всем мире государство помогает образованию. У нас же все стараются спихнуть на плечи самого вуза. А ведь институт, университет или академия должны спокойно работать, и качественно готовить специалистов, и не думать о том, где и как им «прихватить». Тем более, что объем заказов государства мы выполняем в полном объеме.
— В чем, на ваш взгляд, кроется высшая степень опасности для высшей школы?
— Самая большая опасность, подстерегающая нас, — это снижение уровня работоспособности интеллекта преподавательского состава, в чем-то даже, я бы сказал, профанация высшего образования (закрыв глаза, «тройку» поставил — и ладно). Нынешние условия, словно ржавчина, «разъедают» преподавателей. Особенно это касается молодого поколения, которое (может, это и справедливо) относится ко всему более прагматично: если наш труд не востребован, зачем я должен стремиться думать, искать?
Вторая явная опасность — это материальная база, основные фонды, которые из года в год приходят в упадок, изнашиваются, а заняться ремонтом, восстановлением мы не можем. Вторая опасность, кстати, очень влияет на первую.
Результатом является то, что талантливые, перспективные ученые при первой же возможности уходят в коммерческие структуры или уезжают за рубеж.
— Считаете ли вы, что специальности и уровень подготовки ваших выпускников позволяют им успешно конкурировать на рынке труда?
— Безусловно. У меня не вызывает никакого сомнения то, что мы готовим наших выпускников хорошо. Они свободно могут конкурировать с выпускниками не только других вузов Украины, но и дальнего зарубежья. Согласитесь, тот факт, что один наш воспитанник сегодня работает по специальности в Японии, о чем-то да говорит. Другое дело — где и с кем бывшим нашим студентам конкурировать? За границей их не ждут, на наших предприятиях — тоже. И они вынуждены то ли идти на базар, то ли переквалифицироваться, поскольку полученное ими образование, увы, у нас остается невостребованным.
И все же, в нашем университете не все так плачевно. Я уже говорил о целевой подготовке кадров. Это одна из самых сильных сторон нашего вуза. У нас 95— 98 процентов выпускников по окончании университета получают распределение. Но бывает так: приходят выпускники на завод, а им говорят: «Вы нам очень нужны, но, к сожалению, мы сейчас сами работаем два дня в неделю».
И тем не менее за последние два года мы выпустили примерно 1200 выпускников. Сегодня из их числа на бирже труда стоят аж... 18.
— Что, по вашему мнению, можно сделать для предотвращения «старения» профессорско-преподавательского и научно-исследовательского состава?
— На сегодняшний день у нас обучаются в аспирантуре 120 человек. Это очень высокая цифра для наших масштабов. Есть у нас докторантура (молодые, талантливые преподаватели три года готовят докторскую диссертацию). В ней сегодня примерно 20 человек. Существует также адъюнктура, ординатура, НКП (научно-консультационные пункты). Это все система подготовки будущих преподавателей и научных кадров. Плюс еще соискательство: человек продолжает работать на кафедре инженером или лаборантом и готовить ту или иную тему.
Поэтому выход — в такой вот разветвленной системе подготовки. Она у нас есть. Важно еще, чтобы в вузе царил дух, поощряющий этот большой, тяжелый труд. В нашем университете подобная атмосфера создается посредством системы научных семинаров, где каждый может себя проявить, показать. Мы ежегодно проводим научные конференции, на которых заслушивается около 700 докладов, сделанных молодежью (студентами, аспирантами). Я уже не говорю о более серьезных научных конференциях. Также важно создать систему дальнейшего продвижения, трудоустройства молодежи. Существует, конечно, и такая проблема, когда сидят старые преподаватели, и их не сдвинешь с места. Но это у нас не так остро. Если даже ученому 80 лет, но на уровне и его знания, и ясность мышления, — ради Бога, пускай трудится. Но бывает, что люди в 50 или 60 лет чувствуют себя глубокими стариками, опираются на старый багаж. В этом случае мы стараемся вовремя заниматься обновлением кадров.
— Какими качественными характеристиками должен обладать университет ХХI века?
— Университет ХХI века — это крупное многопрофильное автономное (и от государства тоже) учебное заведение. Это мощный научный центр, в котором работают исследовательские лаборатории, конструкторские бюро и т. д. Я себе представляю, что в университете доля научных сотрудников должна быть существенно больше, чем даже доля студентов. Здесь должно концентрироваться все новое, передовое.
Мы должны ориентироваться на основные направления реформирования высшей школы, которые предусматривают объединение двух, трех, четырех слабых вузов под крышей одного мощного. Наш университет готов стать в Сумах такой объединенной крышей, но в городе пока к этому не готовы. И еще — на флаге университета я бы четко написал такие слова: гуманитарность и фундаментализм (то есть знания, которые со временем не стареют).
— Игорь Александрович, способна ли, по вашему мнению, интеллигенция сыграть роль «мозга нации» в октябре 1999 года?
— Способна — по своей подготовке, интеллекту, знаниям. Но эта способность, думаю, потенциальна. А в реальной жизни — вряд ли... Смотрю на первокурсников: у них глаза блестят, живут с надеждой на лучшее, на свою востребованность. А вот у пятикурсников взгляд уже не тот: нет у них перспектив на гарантированную работу, жилье, нет теперь даже такого понятия, как «молодой специалист». Многие молодые семьи не могут существовать самостоятельно, без поддержки родителей. Смотрит молодежь на красивую жизнь по телевизору и сравнивает со своим жалким существованием. Уверен: никто не думает возвращать старую жизнь один к одному, но некоторые моменты, особенно касающиеся социальной защиты молодежи, нам бы не помешали.
Знаю многих интеллигентов, которых не устраивает нынешняя жизнь. Но способны ли они сыграть роль «мозга нации» во время президентских выборов — сомневаюсь. С одной стороны, наша интеллигенция умная, думающая, а с другой, к сожалению, пассивная.
