Все мы, по сути, вышли из тоталитарных времен. Да если
бы действительно — вышли. Многие (как показали президентские выборы) никак
выходить не хотят. Мотивы такого нежелания разные. Оставим чисто спекулятивные,
так рьяно эксплуатируемые левыми политиками. Но есть и другие. И когда
известный наш историк Сергей БИЛОКИНЬ, добросовестный и проницательный
исследователь отечественного тоталитаризма, автор монографии, только что
вышедшей из печати — «Массовый террор как средство государственного управления
в СССР. 1917—1941 гг.» немного обреченно, в форме предположения, произносит
слова, вынесенные в заглавие нижеследующего интервью, он говорит святую
правду. С беспристрастностью серьезного ученого он фиксирует определенный
смысл массовых настроений, массовой психологии, массового сознания.
— Сергей, только что вышла ваша книга о сталинизме «Масовий
терор як засіб державного управління в СРСР, 1917—1941 рр.» Чем она отличается
от потока других изданий на эту тему?
— Во-первых, я не сказал бы, что существует прямо-таки
поток. Несмотря на то, что в годы горбачевской гласности эту тему не поднимал
разве что ленивый, она, на удивление, быстро иссякла. Статей печаталось
большое количество, а книжек, тем более капитальных трудов, не так уж и
много. Во-вторых, моя книга не только о сталинизме. Не люблю само это слово,
потому что за ним скрывается определенный стереотип мышления. Говорят о
сталинских репрессиях — никто не говорит почему- то о большевистских, о
коммунистических репрессиях.
— И вы решили «ударить» по коммунизму?
— Ну, не то, чтобы «ударить» — как самоцель... Видите ли,
я все-таки ученый и никогда — ни одного дня — не состоял ни в какой либо
партии. Так, читаю себе, изучаю, рассуждаю. Это всецело академическая такая
деятельность... «Цель» сама появилась. Сначала я просто поставил в один
ряд ленинский террор времен «военного коммунизма», голодомор 1933 года,
Великий террор 1937 года, уничтожение кадровых военнослужащих старой армии,
ликвидацию церковнослужителей, — оказалось, что я описал социальную революцию.
Одних уничтожили, из других воспитали строителей коммунизма. Сформировался
«единый советский народ».
— Вы хотите сказать, что Великий террор возник не стихийно
в силу скверного характера Сталина, а закладывался сознательно?
— Именно так, и закладывался не с 1929 года, когда, говорят
нам, Сталин пришел к власти, и даже не с 1917-го. Произошло это по меньшей
мере тогда, когда большевизм сформировался как политико- идеологическая
концепция вообще, то есть еще задолго до революции. Главная задача большевистской
внутренней политики сводилась к формированию новой породы людей — строителей
коммунизма. Соответственно существовала другая сторона дела. Те люди, которые
по каким-то причинам не могли этими «строителями» быть, подлежали ликвидации.
— Такие тезисы нельзя выдвигать без доказательств, без
документов.
— Чего-чего, а документов у меня достаточно. В моей книжке
более 2400 ссылок. То есть 2400 цитат: из официальных документов, материалов
партийных съездов, произведений Маркса-Ленина-Сталина, пенсионерских откровений
Молотова или Кагановича, воспоминаний политзаключенных. В ней опубликованы
десятки и десятки решений Политбюро ЦК КП(б)У, и каких решений!.. Я изучил
полторы тысячи одних только следственных дел — индивидуальных и групповых.
Здесь прошли судьбы крестьян и писателей, священников и инженеров...
— И были какие-то «чрезвычайные» открытия? Вам попадались
документы «экстра»?
— По большому счету, по- настоящему экстраординарных, общегосударственных
документов в Украине вообще нет. Сохранились расписки Щербицкого — он «ознакомился»
с постановлением Политбюро ЦК КПСС. А самого текста постановления нет,
он в Москве. Взяв у Щербицкого расписку, что он примет к исполнению, постановление
забирали назад в Москву. Такая была система.
— Так на что же можно рассчитывать при такой четкой
системе?
— На человеческое несовершенство, например. Когда случайно,
как-то так механически не выдрали то, что бросает свет на какие-то сокровенные
вещи. Наконец, нужно рассчитывать на профессиональный анализ, на микроанализ,
когда текстологическое сопоставление приводит к выводу, которого в самом
документе якобы и нет. Я репродуцировал рядом страницы из третьего и из
пятого издания Ленина. Редактировали его не хуже всех остальных! В общем,
выход был как раз в том, чтобы перейти на массовый материал. Если прочитаете
десять дел, — действие государственных механизмов вы не заметите. А вот,
когда счет пойдет у вас уже на тысячи, они потихоньку и начинают проступать.
Как в фотопроявителе...
— Ну, и?
— Там страшное напряжение. У тех дел ужасная аура. Вдумайтесь,
пожалуйста. В 1917 году парню из хорошей дворянской семьи с Полтавщины
Юрию Бутовичу исполнилось семь лет. В том самом 1917 году экономию разобрали,
отца, мать и двух старших братьев убили. Сначала Юрий Бутович бродяжничал,
занимался кражами на железной дороге, по базарам, попадал в детские дома...
Каким-то чудом в 1935 году он все-таки окончил Харьковский сельскохозяйственный
институт, стал агрономом-экономистом, работал в Ставищах на Киевщине. Женился.
Его жене Тамаре было 23 года, дочери Людмиле — 9 месяцев, когда в 1937
году в сентябре за ним пришли, заставили подписать признание: «[...] виновным
себя признаю в том, что я, будучи вражески настроенным к советской власти,
распространял к-р [то есть, контрреволюционные] анекдоты, направленные
на дискредитацию Вождя народов и руководителей правительства». 22 декабря
1937 года его расстреляли. И таких следственных дел я видел полторы тысячи!
— Но ведь дело, видимо, не в количестве?
— Дело в системе. Вот еще один пример. В 1988 году учреждение
выдало такую справку: «Сообщаем, что по картотеке учета посетителей немецкого
консульства в г. Киеве Тарасович В. И. не проходит». Справка, как справка
— о какой-то женщине, что она «не проходит». Но это же откровение! У них
в 10 – м отделе в 1988 году стояла такая картотека! Мы все знали, что несанкционированно
ходить в консульства нечего. Но мы не знали, что посетителей фиксировали
в картотеке... Это уже какая-то высшая степень знания, правда же?
— Хорошо, дальше...
— А дальше — больше. Помните, когда школьник идет в первый
класс, на него заводят личное дело. Куда бы вы потом не пришли работать,
начинается все с: 1) заявления, 2) листа учета кадров и 3) личного дела.
Все это возводилось к самонаговорам. Под угрозой наказания за неправдивые
ответы вы сообщали о себе: имеете ли родственников за границей, находились
ли на оккупированной территории, были ли когда-либо репрессированы. Вначале,
кстати, самый страшный вопрос касался вашего соцпроисходжения... (Людей
высшего происхождения брали первыми!) Так путем всяческого, очень многопланового
учета, анкетирования и паспортизации государство получало весьма подробные
сведения о населении — прежде всего городском и по большей части мужском.
Такой вот аквариум — с четырех сторон прозрачный. (А рыбаки кружат вокруг
и приглядываются...) Длилось это подолгу — даже десятилетиями. Вот, например,
справка на арест, которая датируется 1938 годом: «По справке 8 отдела УГБ
НКВД УССР — Гуревич Абрам в 1921 году Кременчугским горотделом ГПУ обвинялся
как подозреваемый в контрреволюции. По учетным материалам Харьковского
ОО ГПУ Гуревич Абрам Наумович в 1920—1921 гг. проходил по учету меньшевиков
и бундовцев. Гуревич подлежит аресту». Представляете — семнадцать лет ждал
его Молох! Человек женился себе, разводился, ходил в кино, а камера 17
лет его ожидала... И дождалась.
— Выходит, дело было даже не в доносах?
— Это дело тонкое. Говорят, когда ликвидировали безграмотность,
писать научились все, а главное — уже знали, куда писать! Но роль этих
«энтузиастов» возводилась разве что к корректированию. Один положил глаз
на соседнюю комнату в коммуналке, другой хотел продвинуться по службе.
Но ведь вы помните, что в СССР все хозяйство было плановым. Так вот, аресты
планировались так же, как поставка мяса или молока. Организовывались где-то
в Сибири «великие стройки коммунизма», — определялось количество необходимой
рабочей силы. В связи с этим, причем в прямой связи, Политбюро ЦК ВКП(б)
принимало решение, какую категорию населения подвергнуть репрессиям. Оно
же назначало и «лимит» — сколько на первую категорию, то есть на расстрел,
сколько — на вторую, на срок. А на местах выступали со «встречными» предложениями.
Нарком внутренних дел УССР Леплевский (во время его правления статистика
показывает апогей репрессий!) трижды просил ему «набавить».
— А роль Сталина?
— В годы горбачевской гласности дописались даже до того,
что Сталин был психически болен, и что ход массовых репрессий соответствовал
ходу его болезни... Зачем это делалось, понятно. Заказчикам явно хотелось
подбросить, как говорил тот самый Горбачев, привить людям фантазию, — если
бы, мол, на месте Сталина был какой-нибудь Бухарин или «добрый дедушка»
Ленин, ничего подобного бы не было. А вот антисоветчик № 1 Авторханов утверждал:
«Сталин никого не убивал из любви к убийству. Не был он и садистом, а еще
меньше — параноиком... Все поступки, действия, преступления Сталина целеустремленные,
логичные и строго принципиальные. [...] был Сталин политиком, действовавшим
уголовными методами для достижения цели». Думаю, что Авторханов был прав.
— Слава Богу, все это уже в прошлом...
— Да, в прошлом. Вот только мертвые хватают живых. Не было
социальной прослойки, которую не пропустили бы через сито репрессий. Даже
рабочих. Я ужаснулся, когда увидел, сколько следственных дел на пролетариев...
Кажется, украинцы до сих пор не поняли, что с ними сделали. Но мы должны
осознать, что основа современного украинского общества маргинальная. Наше
общество сложилось из обломков уничтоженных классов. Ведь большевистские
репрессии направлялись против решительно всех классов, всех прослоек, причем
в каждом из них уничтожались лучшие из каждой общественной прослойки, каждого
социального слоя. Так истребляли национальную аристократию, старую интеллигенцию
(учителей, кооператоров, фельдшеров), церковнослужителей, новую, уже «советскую»
интеллигенцию. Разные слои уничтожали в разной пропорции. Помещиков, офицеров
брали подряд. Я проследил на примере Киева за арестами священников, — оказалось,
что и здесь был геноцид. Прямой геноцид провели большевики и против крестьянства.
Ведь, что такое «раскулачивание»?.. Крепкое крестьянство, а тогда, в годы
голода и все подряд крестьянство ликвидировали сотнями тысяч и миллионами.
Так что в репродуктивном процессе участвовали далеко не все члены популяции,
преобладала выборка. Эта выборка и дала сдвиг амплитуды с качественными
отличиями человеческого фактора.
— Возникает вопрос: кто «в этой стране» имел шансы остаться?
— Автор гениальной книжки «Голгофа Украины» Дмитрий Соловей
утверждал: «В Украине оставлено было только то, что посчастливилось целиком
затерроризировать и усмирить. Или то, что не успело обратить на себя внимание
органов...». Так мы приходим к одной из главнейших причин современной криминализации
общества. Наступило время спасать нашу веру, язык, нашу культуру, нашу
нацию.
