Рассмотрим некоторые из так называемых аргументов сторонников медленной деградации человечества. Один из первых — ссылка на «цивилизованные страны», которые уже отказались от нормального положения вещей. Под цивилизованными понимают, конечно, носителей психических, сексуальных и других патологий. В частности, страны Бенилюкса практикуют легализацию наркотиков, однополярных браков, спаривания с животными и другое, что выдается за христианскую толерантность. Вместе с тем эта цивилизованность не мешает запустить «Томагавком» в какую-нибудь сербскую школу или китайское посольство и развести руками. Следующий аргумент связан с апелляцией к Богу. Действительно, во многих религиях записано «не убий». А кто, собственно, возражает? Но когда уже убил, то какое отношение имеешь к написанному? Особенно примитивны ссылки на исключительное право Всевышнего давать и отнимать жизнь. Выступать от Его имени — это особый вид богохульства, не говоря уже о том, что вспоминать его нужно до того. Еще один аргумент связывают со статистикой: применение смертной казни не приводит к исчезновению преступности. Бесспорно. Ведь зло есть в каждом человеке и не исчезнет, пока существует человечество. Вопрос только в том, чтобы оно не выходило из-под контроля, находилось в определенных минимизированных рамках. Когда добро в человеке умирает, умирает и человек, остается изувер, и никто не может доказать, что, собственно, это и есть замысел Божий. Сертификатов, как известно, никому не выдают. Необходимо четко размежевать понятия: одно дело борьба с преступностью и совсем другое — искоренение преступности. Одно идет от выполнения обязанностей и финансируется через бюджет, другое идет от души как философия жизни. Уничтожение зла как процесс возможно в двух формах: простое уничтожение носителей зла — это очевидное и потому не выполняется, вторая форма — саморегулирование. Довести зло до абсурда, превзойти его в самом себе. Для каннибалов открыть рестораны, где кормят маньяками. Наркотики следует раздавать бесплатно, распространителям платить и спрашивать, скольких приобщил, за плохую работу — на десерт. Если в организме появился «чужой» (раковая опухоль) и стал частью тела, организм борется всеми доступными ему методами, а при невозможности победить принимает единственное возможное решение — смерть для обоих.
Оставляя маньяков-убийц жить, приговаривая их к так называемому пожизненному заключению, нас вынуждают накапливать зло. Параноики-исследователи изучают их, пишут диссертации, сами становятся такими и воспитывают армию новых, более утонченных. Недаром Гитлер считал адвокатов, которые защищают преступников, теми же преступниками, только не такими талантливыми. В этой нарочитой суете вокруг отмены смертной казни есть еще один опасный момент: поощрение массовых убийств, преступлений против человечества. Ведь источник, эпицентр этого движения находится в верхних эшелонах. Невелика вероятность того, что родные премьера попадут в руки маньяков-убийц, но его экономические преступления могут стать причиной голодной смерти миллионов. Это уже было в 1933 году, и никто не наказан, а души сваренных младенцев и убитых горем матерей взывают к паршивым потомкам о мести. Время не знает забвения и прощения. Прощают хилые и утомленные жизнью. Страшный суд — это не что-то одновременное и одноразовое, он не наступит, он уже здесь сейчас. На него добровольно из могилы никто не встанет. Следует прийти, постучать и сказать: «Товарищ Каганович, вставай. Пора». Среднестатистический, нормальный, не обремененный сверхприбылями гражданин Украины должен уяснить: проповедникам отмены смертной казни абсолютно безразлична судьба каннибала Павла или секс-маньяка Петра, и защищают они не одного и не второго, а себя авансом, на перспективу.
Судебные ошибки — это еще одна особенно нудная песня преступников, которые стремятся стать судьями. Да, есть ошибки, и жертвой ошибки может стать невиновный человек. Но причиной их является не наличие той или другой статьи, а отсутствие адекватной ответственности за халатность. По этому принципу можно добиваться отмены многих законов, даже движения поездов. Лицемерие здесь очевидное: судьба курдов или жертв Чернобыля не волнует в такой степени, как осужденного за убийство.
Бесспорно, многим покажется, что здесь слишком много эмоций. Между тем автор не призывает при словах «правосудие» или «преступление» хвататься за «кольт». Слишком далеко зашел процесс, чтобы такими «джентльменскими» средствами решить вопрос. Зло требует спокойного рассмотрения, с холодным разумом. Но через прицел «стингера» — так надежнее.
