Три «женских» книги почти одновременно — событие не рядовое. Это «Хроніки від Фортінбраса. Вибрана есеїстика 90-х» Оксаны Забужко, «Поетеса зламу століть» Веры Агеевой и «Феміністичні роздуми. На карнавалі мертвих поцілунків» Нилы Зборовской (Марии Ильницкой), презентация которых недавно состоялась в Институте литературы.
Однако за мягкими переплетами красочных книг прячутся еще, по крайней мере, три женских имени: Леся Украинка — как героиня постмодерных интерпретаций монографии Веры Агеевой, Симона де Бовуар — чаще всего и наиболее солидно цитируемый мыслитель во всех трех изданиях, и Соломия Павлычко, без дел, исследований и идей которой не было бы ни «Центра гендерных студий», где так плодотворно работают авторы этих книг, ни самих книг. Пусть не обижаются на меня авторы, их авторское право, общественная активность и умение находить средства — здесь отнюдь не берутся под сомнение, но именно Соломия Павлычко изобрела «ноу-хау» украинского литературного феминизма конца XX века.
Оксана ЗАБУЖКО выстраивает литературную-себя в основном из образа «ученой леди» на международной кафедре, где и были прочитаны как доклады большинство эссе, опубликованных в книге. Длиннющие, иногда на целую страницу вставки «в скобках и кавычках» — дополнения, оговорки, ассоциации, специфически-наши сплетни, сюжетики и архаизмы — словно намерено вложены ею, как в обертку, в контекст общеизвестных проблем XX века. Вероятно, чтобы читатель с болью — или головной, или душевной — продирался сквозь эти эмоционально-образно-идейные дебри. К святому возмущению против всех недостойных человека и страшных явлений тоталитарного века госпожа Оксана доводит и себя, и читателя такой национально знакомой (и ею же здесь-таки отмеченной) силой женской брани-проклятия на грани приличия. Публицистическое рвение «крепкого словца» срабатывает оскорбительным вселенским обобщением, и если в начале 90-х они касаются ужасного эксперимента «жизни под советами», то в эссе последнего, 1999 года — уже и национального украинского характера. Так и не терпится спросить: если мы, украинцы, настолько изнасилованные и культурно анемичны, есть ли смысл автору, которая постоянно напоминает, что она — в первую очередь — поэт, извергать такие грозные инвективы в отношении потенции? А не стоит ли за этим поиск настоящего литератора-любовника нашего времени?
Нила ЗБОРОВСКАЯ , многое позаимствовав у госпожи Забужко в жанре саморепрезентации, в своей книге выступает «одна в двух лицах» — и как литературовед, который регулярно публикуется в украинской прессе под своим именем, и как прозаик, который обольстительно прячется за псевдонимом. «Ученая дама», интерпретирующая «в гендерном духе» современную украинскую литературу, соединяется с узнаваемыми интонациями «окололитературной сплетницы», которая собирает всякие «пикантные» подробности о служителях пера. Зборовская делает это вкусно, приправляя местным суржиком модную проблематику, отчего и первое, и второе кажутся бесконечным карнавалом «творческого акта». А «мертвые поцелуи» — это лишь фон, на котором разворачиваются более захватывающие чувственные события — и сельские, и столичные, пардон, «совокупления», одно из наиболее употребляемых слов Нилы Зборовской в «Феміністичних роздумах». Книга превращается в некий «междусобойчик» литературы и секса, причем автор явно пытается и игриво описать, и проанализировать их отношения. Кстати, некоторые детали провинциального быта украинских женщин у Марии Ильницкой получаются более проницательными, чем «зарисовки из быта» литературного бабства у Нилы Зборовской.
Монография Веры АГЕЕВОЙ поражает разительным диссонансом: ясность языка и композиционная стройность текста контрастируют с издательской аляповатостью книги. Куда артистичнее издали Забужко в киевском «Факте» и Зборовскую в львовском «Літописі», а вот университетская «Либідь» оказалась способной лишь на какую-то банальную, прошу прощения, живописно- графическую размазню а-ля украинская сецессия. «Поетеса зламу століть» — это авторское продолжение традиции истолкования литературного наследия Леси Украинки, а постмодернизм, который многим представляется интеллектуальным западным извращением, у Агеевой органически работает как метод. В книге много малоизвестных фактов — деталей переписки и рецензий современников Леси Украинки, тогдашних слухов и сплетен вокруг ее имени, к тому же поражает блестящая способность Агеевой спокойно проговаривать сложнейшие интимные моменты. Однако иногда изложение напоминает монотонный доклад образованной мэтрессы на научной конференции, что, конечно, будет раздражать читателя, непосвященного в трескучую высокомерность научных текстов.
Все три книги, есть надежда, в ближайшее или более отдаленное время прорастут отзывами, реакциями, интерпретациями, в том числе и нового поколения ярых феминисток. А оно непременно должно появиться, ведь если учесть, что незадолго перед тем вышла еще одна «женская» книга «Мова і влада», то с легкой руки фонда «Відродження» украинская общественность к уважаемому всеми празднику 8 Марта получила ни много ни мало — 4 тысячи экземпляров феминистических провокаций.
