Нет, что ни говори, а это надо уметь. Надо уметь быть таким художником, как Владислав Шерешевский (1964 года рождения, живет и работает в Киеве, закончил РХСШ и Киевский художественный, женат). То есть спокойно и планомерно заниматься живописью. То есть настолько выпадать с этой живописью из времени. А кстати, какое нынче время? Никакое, сэр. Время тянется цепочкой живописных следов, иногда проштампованных юбилейными датами и прочей бессмыслицей истории. Зазоры между следами, между шагами различных культурных левиафанов малозаметны, но они есть. И это не пресловутые «белые пятна истории» (история, напоминаю, бессмысленна). Это просто лица, пейзажи, мелодии, ароматы, еще не выявленные, подобно дополнительным измерениям, хранящиеся где-то внутри вещества видимого мира. Не нарисованные.
Шерешевский находит такие затертые, спрятанные сокровища обыденности, сдувает с них пыль. И их время, время этих странных героев, становится вдруг актуальнее — остроумнее — нашего, никакого, времени. Вообще у Владислава часто получаются немыслимые вещи. Быть, например, веселым и грустным одновременно. Писать среди разгула абстракции и постмодерна традиционную живопись, одиночные и групповые портреты, натюрморты. Без всякого стеснения предаваться цветовому гедонизму, не бояться «сделать красиво» — и получается действительно красиво, еще как получается.
Выставку у Карася назвали очень точно — «Красота по-шерешевски». Потому что это действительно красота, отмеченная ни на что не похожим авторством, красота смешных — по виду и меланхоличных — по сути — персонажей.
Персонажи Шерешевского замечательны — не заметить их нельзя. С ними хочется дружить. Хочется дружить с «Командой» из семи или восьми уморительных малорослых шкетов, одетых в какие-то фантастические лохмотья времен чуть ли не Австро-Венгерской империи. Или с «Семьей переплетчика», занимающейся семейным бизнесом очень ответственно и в то же время играючи, по-детски, как на старинном даггеротипе. Дружишь — потому что запоминаешь, надолго и с улыбкой. Так запоминается «Симпозиум» — нескучно проводящие время дамы и господа, наверняка в отдельном кабинете шикарной (подходящее слово) гостиницы. Общество, по всему видно, в высшей степени приятное, захваченное одним вихрем красок-настроений. Достойной импрессионистов силы этот вихрь достигает в «Весне на Заречной улице» — буквально очень весенней, легкой картине, где каждый из множества персонажей устремлен в общем движении к другому и, в то же время, глубоко индивидуален.
Есть во всем этом что-то глубоко киевское — если помнить, что столица наша была и очень долго еще останется провинциальным губернским городом с соответствующими фотографиями в кокетливых рамочках, разряженным подвыпившим людом по праздникам и пышными выездами столоначальников. Но это лишь на первый взгляд. Страна Шерешевского — это не ностальгический Киев, который мы никогда и не теряли. Это — собственно живопись, тот самый творимый на холсте мир, о котором столь многие любят рассуждать, но куда тем же многим вход заказан.
Все эти взрослые, с детским самозабвением отмечающие неведомый вечный праздник, и детвора, мудро глядящая на зрителя, и вовсе невиданный «Саме той» с длинным белым хвостом и в черных очках, а есть еще потрясающий раздвоившийся «Брат Пушкин» и «Вова Путин в школе» — аборигены далекого и теплого космоса. Они, наверно, никогда не были на Земле, на нашей исторической родине, а если бывают — то только чтобы сделать какое-нибудь доброе дело, или, на худой конец, безобидно и смешно поозорничать.
Вот сделают они какую-нибудь шалость, а Шерешевский — раз! — подстережет и нарисует. Таким образом это озорное и доброе создание с нами и останется.
Да, все-таки красота — страшная сила.
