На этой неделе легендарному украинскому тенору Анатолию Соловьяненко исполнилось бы 70 лет. Накануне юбилея я побывала в гостях у вдовы певца. Три года прошло со дня смерти Анатолия Борисовича, но Светлана Дмитриевна до сих пор не может смириться с этой потерей. Когда вспоминает о «черных полосах» в судьбе мужа, приведших к трагической развязке, то не может сдержать слез.
— Вынужденный уход Анатолия Борисовича из Киевской оперы был для него очень болезненным, — призналась она. — От этой раны муж так никогда и не оправился. Артист, который своим творчеством прославил Украину, фактически оказался не нужен родному театру, с которым неразрывно был связан почти три десятилетия. А ведь Соловьяненко ради этой сцены пожертвовал заманчивыми предложениями из Большого театра, не эмигрировал за рубеж, хотя ему сулили фантастические гонорары. Анатолий Борисович всегда был патриотом свой страны. Обижался, когда московские коллеги называли Национальную оперу Украины «театром, находящимся вдали от центра». Справедливо замечая, что украинские артисты являются творческими донорами не только Мариинского, но и Большого театров. Он всегда помнил, что в Киеве расцвел его талант. То, что после ухода из Оперы Анатолий Борисович не впал в депрессию, во многом заслуга руководства Национальной филармонии Украины. Его сольные программы всегда проходили с аншлагами. Он любил филармонический зал за прекрасную акустику, а самое главное — за возможность петь, творить и оставаться в профессии, без которой он не мыслил свой жизни.
«ВЫ, НАВЕРНОЕ, ПИСАТЕЛЬ»
— Анатолий Борисович никогда не был равнодушным исполнителем, все партии, камерные сочинения пропускал через свое сердце, — продолжает Светлана Дмитриевна. — К каждому спектаклю тщательно готовился, зная за месяц, где, когда и что будет петь. Ежедневно работал с клавиром. Вставал в 8-9 часов утра. Обязательно делал зарядку 30-40 минут. Он был рациональным человеком, и поэтому многое успевал сделать. В день спектакля отключал телефон, не смотрел телевизор, не слушал радио, настраиваясь на постановку. Мы с сыновьями старались его оберегать, не расстраивать. Толя слушал записи, в основном, не свои, а других певцов — мастеров мирового уровня. Для него итальянские певцы были как Боги в искусстве.
Анатолий Борисович не вызубривал тексты партий, а понимал, о чем он поет. В совершенстве знал итальянский язык. С 1963 по 1965 стажировался в миланском театре «Ла Скала». Певец говорил: «Чтобы не забыть язык, если нет ежедневного общения, им нужно заниматься постоянно». Поэтому зарядка, тренаж голоса и чтение итальянской периодики и литературы были его каждодневными занятиями.
— Когда муж разговаривал с итальянцами, не знающими, кто он, то принимали его за своего. Пытаясь угадать его профессию, предполагали: вы, наверное, писатель — у вас очень красивый литературный язык. Толя очень любил Италию. Восхищался ее культурой, прекрасно знал историю страны. В «Ла Скала» он отшлифовал свой голос, приобрел технику. Его педагог Барра сказал — твое счастье, что ты пришел поздно в искусство. Анатолий начал выступать в 30 лет, когда психологически и физически окреп, поэтому так хорошо на долгие годы сохранил свой голос. Некоторые ставили в упрек его первому учителю Коробейченко, что десять лет — слишком долгий срок для обучения. Но Александр Николаевич оказался прав, и Толе повезло, что он попал в руки сначала к такому прекрасному педагогу, а затем к знаменитому маэстро Дженнаро Барра. Разбирая архив, я нашла записку Барра, датированную июнем 64-го, где он рекомендует Анатолию — «лучшие для дальнейшей профессиональной вокальной деятельности певца такие оперы: «Риголетто», «Лючия ди Ламмермур», «Травиата», «Тоска», «Манон Леско», «Фауст», «Богема». Только после этого и нескольких лет приобретения сценического опыта, можно включить в репертуар артиста драматические оперы — «Трубадур», «Кармен», «Аида». И все эти рекомендации Толя в точности выполнил. Не успел только спеть вердиевскую «Аиду», и только потому, что из-за интриг был вынужден уйти из в киевской Оперы.
Из каждой поездки привозил массу книг, нот, записей, и вскоре собрал огромную библиотеку и фонотеку. Когда таможенники интересовались, что он везет, и видели пластинки, альбомы и монографии, то улыбались. Ведь в то время — всеобщего дефицита — наши люди из-за границы, как правило, везли нечто другое.
«МЕТРОПОЛИТЕН-ОПЕРА»
— Летом 1977 года по линии общества «Дружба» муж поехал в Нью- Йорк, — продолжает С. Соловьяненко. — После выступления к супругу подошел артистический директор театра Ричард Радзинский, восхищенный мастерством Анатолия. Буквально на следующий день организовал его прослушивание в «Метрополитен-опера». Когда главный дирижер Джеймс Ливайн ознакомился с репертуаром мужа, то стал думать, как же найти окошко, чтобы Толя выступил в их театре. Дело в том, что их сезон начинается в октябре и все спектакли расписаны на пять лет (!) вперед. И «нишу» нашли в опере П. Масканьи «Сельская честь» в постановке знаменитейшего Франко Дзефирелли. Приглашение прислали в Госконцерт, но супругу об этом даже не сообщили. Когда пришел повторный вызов, то москвичи стали выдвигать массу причин, почему в Нью-Йорк Анатолию не нужно ехать. Но когда дирекция «Метрополитен» прислала еще несколько телеграмм на имя Соловьяненко с предложением выступить не только в «Сельской чести», а также в «Кавалере роз» Р. Штрауса, то, наконец, мужа отпустили на гастроли в Америку. Толе пришлось срочно и самостоятельно разучивать партию Итальянского певца, так как оперы «Кавалер роз» у него в репертуаре не было. Это небольшая ария, но довольно сложная для вокалиста.
В Нью-Йорк мы поехали с мужем вместе и провели там два чудесных месяца, наполненных яркими впечатлениями, событиями. Смотрели разные спектакли. Толя великолепно выступил в штраусовской опере. Было много хвалебных рецензий в его адрес, и вдруг, после Нового года, он заболевает. Анатолий заразился «двугорбым гонконгским» гриппом. Муж в бреду. А через несколько дней у него премьера. Были подняты на ноги лучшие медицинские светила. Кстати, с некоторыми врачами украинского происхождения мы дружим до сих пор. Медики на ноги Толю подняли, но его выступление все равно пришлось отложить. Заменил Анатолия знаменитый тенор Пласидо Доминго, а когда муж поправился, то спел доминговские партии в «Сельской чести». Самым главным подтверждением успеха было то, что дирекция «Метрополитен- опера» перенесла контракт на следующий месяц. И Толя вновь блестяще выступал в Америке — пел партии Герцога в «Риголетто» и Туридду в «Сельской чести». Это было его международное признание, и с того момента он действительно стал оперной знаменитостью, звездой мирового уровня.
По тогдашним законам, 90% гонорара нужно было сдавать в Госконцерт. Причем многим артистам приходилось деньги везти наличными и сдавать в Москве в кассу. Анатолий Борисович, выступая за рубежом, заранее оговаривал, что валюту сдаст в наших посольствах тех стран, где он выступал, чтобы не нервничать и не быть денежным курьером. А после гастролей уже в Москве отчитывался по справке о сданных суммах. Например, за нью- йоркские гастроли он сдал 18 тысяч долларов. Американцы его приглашали и на следующие сезоны, но этому не суждено было сбыться. Изменилась политическая ситуация: начались афганские события, разорвались культурные и экономические отношения между СССР и США.
Анатолий Борисович часто выступал в разных странах. Его всегда тепло принимала публика. В Австралии его называли «владыкой» и подчеркивали, что «голос Соловьяненко имеет магическую окраску». Он выступал в Новой Зеландии, Бразилии, Аргентине, США, Канаде, Монголии и Японии, его знали во всех странах Европы, ценили за талант.
ВСЕ НАЧАЛОСЬ С «ЧЕЛОВЕКА- АМФИБИИ»
— Толя был предан семье, детям, друзьям (они не из артистической среды, а из его детства и юности, в основном инженеры и медики) и искусству, — говорит Светлана Дмитриевна. — Он был прекрасным семьянином. Нетусовочный, бесхитростный и прямолинейный человек. Не умел лгать и лебезить. С ним было непросто в вопросах творчества. Он не позволял вмешиваться в свой внутренний мир. Каждый раз хотел петь еще лучше. Говорил, что хорошему нет предела. Стеснялся, когда его окружали восторженные поклонники. Конечно, ему нравился успех, овации, но он не любил шумихи вокруг своего имени.
Мы познакомились в 60-м на рубеже судьбы Анатолия. Начали встречаться, когда он еще был преподавателем кафедры начертательной геометрии Донецкого политеха, а я там работала лаборантом. Наше первое свидание было 8 марта 1962 года. Был рабочий день. Нас поздравили мужчины с кафедры и раньше отпустили домой. Я вышла из института и почувствовала — кто-то догоняет. Это был Анатолий Борисович. Подарил цветы, пригласил вечером в кино. Мы посмотрели замечательную картину «Человек-амфибия», затем он провел меня домой, и с того дня мы стали встречаться. Но однажды все могло навсегда закончиться. Он пришел домой, увидел мой чертеж, заметил там ошибки и красным карандашом, как преподаватель, почеркал весь ватман. Я обиделась и думаю: если он не уважает мой труд, то никогда меня не будет уважать. Видимо, Анатолий понял, что погорячился, и помог мне заново все перечертить. Больше менторского тона, хотя он и старше меня, в наших отношениях не было. Хотя как педагог он был очень строгим. Его специальность — конструктор по горным машинам. С отличием окончил институт. Дипломная работа могла стать частью кандидатской диссертации. А когда на распределении попросил оставить его в Донецке, чтобы не прерывать занятия вокалом, то ректор саркастически заметил: «Я не знал, что наш Политехнический институт готовит певцов». Вот такая была история. А поженились мы 26 июня 1963 года, после приезда Анатолия из Италии. Можно сказать, что я вышла замуж за стажера театра «Ла Скала». Нынче перебираю документы и думаю: как хорошо, что не было мобильных телефонов и я получала по два письма в неделю. Я понимала, что мой муж гениальный певец. Я счастливая женщина, что была с ним рядом. Он подарил мне самое дорогое — любовь и прекрасных детей. Мы 37 лет были вместе, пройдя «огонь, воду и медные трубы». В семейной жизни у нас не было кризисных периодов. Я старалась всегда помогать ему в его творчестве, ограждая от бытовых проблем. Разбирая архив мужа, не устаю удивляться, как бережно он ко всему относился. Сохранились его программки первых выступлений еще в самодеятельности Донецкого края. Он вел дневник, где делал записи о всех спектаклях и концертах, делал пометки о событиях, которые его потрясли.
ЧЕРНЫЕ ДНИ
— Ничто не предвещало страшной беды. Муж, как всегда, был бодр и подтянут. Накануне мы были на приеме в Российском посольстве, — с волнением говорит Светлана Дмитриевна. — Там мы встретились с вами, Татьяна, и Анатолий Борисович делился впечатлениями о недавних своих выступлениях в Канаде и США, рассказывал о ближайших гастролях в Италии (на 8 августа у нас уже были куплены билеты), о подготовке турне с сольными концертами по городам Украины, об отдыхе в Козине. 29 июля 1999 года он проснулся в прекрасном настроении, которого у него давно я не видела. Шутил, смеялся, приготовил завтрак, и вдруг заторопился поехать на дачу. Хотя мы планировали туда отправиться вместе на следующий день. Не захотел, чтобы я его отвезла. Добирался на автобусе. Стояла изнуряющая жара. Он ходил на речку, много плавал. Затем сказал моей маме, что приляжет отдохнуть до обеда — и все... По заключению медиков, муж умер от обширного инфаркта. На сердце были рубцы от семи микроинфарктов...
ОТ АНАТОЛИЯ К АНДРЕЮ И АНАТОЛИЮ
— Анатолий Борисович мечтал, чтобы музыка была в жизни наших детей. Со старшим сыном мы несколько перестарались, заставляя его заниматься музыкой. Дело в том, что Андрей имеет абсолютный слух, в детстве пел в ансамбле «Дзвіночок». Он с отличием окончил музыкальную школу, но когда принес аттестат, положил на стол и сказал — все! Это стало для нас уроком. Мы с мужем поняли — нельзя неволить ребенка. Он сам должен почувствовать желание учиться музыке. Андрей — внешне больше похож на отца. Он избрал себе путь далекий от искусства, став бизнесменом. Окончил Национальный университет им. Т. Шевченко — романо-германское отделение. Поехал на стажировку в Канаду. Там за два с половиной года блестяще окончил университет — факультет менеджмента. Остался работать в Канаде, женился, а желания петь у него нет.
Совершенно другой у нас Анатолий. С младшим сыном супруг мог часами слушать записи. Два Толи сливались в единое целое, и было такое ощущение, что их нет в комнате. Когда был еще в четвертом классе, подошел к нам с мужем и попросил: «Я хочу научиться музыке». Сын часто бывал на репетициях отца в театре и филармонии, с детства знал весь оперный и концертный репертуар Анатолия Борисовича. Сегодня на УТ-1 наш младший сын ведет передачу «Антракт с Анатолием Соловьяненко» о классической музыке, приглашая в собеседники известных артистов и музыкантов. У Толи два высших образования: юридическое и режиссерское. Опера «Лючия ди Ламмермур» Доницетти — дебют сына как постановщика. Ныне работает режиссером в Национальной опере. «Лючия» — обновленный спектакль легендарной Ирины Молостовой, переложенный на язык оригинала — итальянский, которым Толя-младший прекрасно владеет. В следующем году будет 40 лет, как его отец впервые исполнил партию Эдгара. Я надеюсь, что мы эту дату обязательно отметим и в Киеве, и в Донецке. Толя-младший индивидуально берет уроки вокала у Виктора Николаевича Курина. Несмотря на то, что в консерваторию сын не поступил — и это, я убеждена, стало последним ударом, приведшим к смерти Анатолия Борисовича, — он не намерен отступать. В этом очень похож на отца. Недавно вернулся из Зальцбурга, где прошел мастер-класс у известного педагога Батталья, получил диплом Академии им. Моцарта.
Из окна квартиры певца можно увидеть памятник Анатолию Борисовичу. По словам Светланы Дмитриевны, она ежедневно разговаривает с мужем, глядя на его бронзовую скульптуру. А посмотрев на цветы, которые приносят люди, она понимает — надо жить. Если бы не разбор архива, подготовка материалов по увековеченью памяти Соловьяненко, то она не знает, как бы сумела справиться с постоянной болью. В Донецке проходит конкурс вокалистов, у оперного театра установлен памятник Анатолию Борисовичу. В рамках юбилея, вместе с фондом «Золотой Скиф», вышел фотоальбом, в котором отражена вся жизнь Анатолия Борисовича: с детства до последнего дня. Там собраны уникальные снимки из спектаклей, концертов, фото с дарственными надписями мировых знаменитостей. Если найдутся спонсоры, то выйдет монография о жизни и творчестве Соловьяненко, написанная музыковедом Аллой Терещенко...
И все же мы все в огромном долгу перед певцом, что не уберегли его. В последние годы жизни он мучился от невостребованности, чувствуя в себе силы петь. С какой болью говорил о катастрофическом положении украинской оперы, о состоянии национального репертуара в театрах страны. Он старался достучаться, но мы его не слышали. Годы идут, а ситуация не улучшается. У нас не так много знаменитостей уровня Анатолия Борисовича, чье творчество является национальным достоянием, гордостью Украины. Юбилей певца, хоть его и патронировало Министерство культуры и искусств, прошел трафаретно, по накатанной схеме: мемориальная доска на доме, где жил артист, речи, концерты — а дальше что? Мы рискуем в потоке слов утратить главное — его творчество. Попытайтесь купить CD с записями произведений в исполнении певца. Вам это удастся сделать разве что в Оперном театре. Когда будет выпущен сборник всех оперных партий, камерного и вокального репертуара, романсы и народные песни? Опять много знаков вопроса. Семье Соловьяненко это не под силу, может, Минкульт займется, пока еще не размагнитились и не пришли от времени в негодность записи, которые уже стали нашей историей.
