Признаюсь, фраза, вынесенная в заголовок, является парафразом из эссе Р. М. Рильке о Родене, о гениальной скульптуре вообще — «Вещи, которым некуда спешить».
Заметили ли вы: творцы форм, сиречь художники и скульпторы, имеют один недостаток — они малоразговорчивы. Эдакая каста Проглоченных языков. И правы. Ибо знают об истасканности Слова — знака, который своей фонетической трансмутацией привел мир к хаосу.
Еще цитата, на этот раз из Ясперса: «Обращение к речи представляется паническим усилием отыскать в хаосе образования форму», «...разговорность становится манерой речи».
ТЕПЕРЬ ДОСТАТОЧНО
Все так. Но ведь, согласитесь, коммуникативность предусматривает прежде всего названность. Все ту же форму разговорности. Ибо без слова нет ничего. Даже молитвы. Кто же тогда является собственником лицензии на монопольное владение Словом? (Исключаем ревностную когорту прихлебателей — спекулянтов идеологических, социологических, даже теологических).
Возьмем другое. В Слово слезно влюблены дилетанты, которых так не любят специалисты. Почему? Потому что завидуют. Ведь дилетант имеет большое над ними преимущество — «открытую визу на въезд в любую зону знаний» (по Шпенглеру), причем он является свободным от всякой ответственности за свое слово или формоизвержение.
Но позвольте встать на точку зрения дилетанта. Тогда все акценты перетасовываются, как колода карт. Смотрите. Разве не дилетантом является солнце, которое освещает куст не с того ракурса, который нравится ему, кусту? Разве не дилетантом является моя тоска, которая диктует мне расхожие банальности о моем временном состоянии? Следовательно, извините, вынужден оперировать словами, поскольку ничего другого не имею.
СОБСТВЕННО, ПО-СУТИ
Двенадцать скульпторов из различных уголков Украины, приехавшие в «ворота Гуцульщины» — городок Коломыю принять участие во Всеукраинском симпозиуме скульптуры, боялись слова, как скрипач барабана. В течение месяца они боролись с искушением слова. В конце концов, слово не является их инструментом. Исписанное, изничтоженное — зачем оно им? А что другое? Форма? Едва ли. Возможно, заарканенное мгновение мысли? Тоже нет. Концепция? (Не концептуализм как стиль). Вот-вот. Видимо, да.
Симпозиум скульптуры имел заданную тему — концепцию: «Тени забытых предков». Привязка очевидная. Но пространства — тьма. Никто никому не навязывал известную повесть Коцюбинского. Хотя прикосновение к гуцульской мистерии — налицо. Собственно, она, эта мистерия, проходит стержнем через все работы скульпторов, начиная с древней знаковости и символики — до фигуративного изображения персонажей гуцульского фольклора.
ПРОМЕНАД ПО ГАЛЕРЕЕ ТЕНЕЙ
Скульптор Василий Андрушко (кстати, житель Коломыи) мыслит категориями не экспрессивными, не динамичными, так же, как и эксцентрический босоногий художник Алексей Алешкин. Камень-глыба — как начало мироздания. У Андрушко в основе замысла — яйцо, орнаментированное руническими знаками, опоясанное переплетением языческих и христианских символов. Мышление прострелом генетической памяти проникает вглубь, к знаковости, в те табуированные сферы, где назвать-высказать — значит согрешить; создать узнаваемость образа — значит взять на себя функцию Бога (отзвук индуизма, даже иудаизма). Безопаснее — вычеканить орнаментом... что? Свое понимание начала? Нет. Благословенную тщетность своей неутолимой жажды познания. Я сказал бы так.
Ближе к чувственным озарениям работы Виктора Новицкого, Михаила Петруха, Ивана Самборского, Святослава Вирсты. Каменный монолит сковал голову Сопилкаря В. Новицкого. И лишь сопилка как жалоба или как исповедь загубленной души выламывается из почти сплошного массива, и еще несколько ликов — последние лихорадочные видения близких ему людей. Все сожрал камень.
Надломленный изгиб плеч, опущенный овал головы, в груди — выпуклая ниша в форме перевернутого яйца — «Тоска по родному краю», работа Яремы Мыська. За поверхностным трюизмом самого названия (которое кочует по всем эмигрантским, зачастую примитивным сборникам) скрывается глубинный психологический пласт: экзистенциальная тоска по краю, где мне было бы хорошо. Понятие Отчизны переносится из плоскости географической в плоскость духовную. (Вспоминаю стихотворение какого-то современного российского поэта «Стали сниться мне в доме родном сны о доме родном...»).
Продвигаемся далее. Дремучий эротизм, чистый в своей незаурбанизованности — могучий гуцул обвил ногами и руками любовницу — гимн естественной чувственности, жизненная квинтэссенция жителя гор. Ну чем здесь упрекнешь! («Хочу тебя, любовь моя!»).
У С.Вирсты чуть выраженная сидячая фигура занимает в пространстве немного места, именно столько, чтобы замкнуть собой островок одиночества, иногда желанного, иногда — безжалостного. Называется «Печаль».
Скульптор Юрий Мысько вычеканил в камне фатальную дыру — водоворот, который всасывает все лицедейство человеческое, символизированное отчаянным, жестким юношеско-хозяйским танцем-арканом. Разбойничество, комедия, смерть. Черная дыра со сквозным выходом. Куда? Кто знает. Читайте старинные легенды.
В водовороте каких стихий настояно тело причудливого морского зверя Люды Сафо? Из чьих фантазий выплеснулся его страстно-отталкивающий торс? (Дедушка Фрейд, помоги.) Я не знаю. Потому что не спрашивал. Чтобы не сковать его арматурой слов.
Странствуя по ликам сбитых с толку собственных представлений, зрение наконец цепляется, как за икону, за скульптуру Богдана Фреива «Святое семейство». Вот место, где успокаиваются все стихии, где центробежная сила возвращается назад. И торжественное спокойствие сочится в нутро.
А совсем рядом в самоотреченной медитации вскинула голову «Говерла», безразличная к толпе людской. Стоит, опершись на подушки облаков. Это работа Сергея Зинца.
ТО, ЧТО ЗА КУЛИСАМИ
В конце остается... Да ничего в конце не остается, кроме упоминания о людях, которые подарили Коломые, этому австро-польско-русинскому обломку, застрявшему между эпохами, образцы высокой эстетики. Вот они, колдуны, которые ворожили над камнем, взбудоражив тени предков: Василий Андрушко, Сергей Зинец, Виктор Новицкий, Святослав Вирста, Юрий Мысько, Ярема Мысько, Богдан Фреив, Иван Самборский, Алексей Алешкин, Людмила Сафо, Иван Базак, Михаил Петрух.
Замысел симпозиума реализовала — не художница, не поклонница мистики, нет! — врач-кардиолог Наталья Войцеховская. Кто же поймет парадоксы брожения духа в провинциальных городках! Он течет по своей прихоти, обходя чиновнические светофоры наподобие всяких там отделов культуры или других подразделений-аппендиксов муниципалитета.
Каким образом этому человеку удалось убедить высокое областное начальство, по уши заваленное проблемами тепло- и энергоносителей, в важности и своевременности такой акции — известно только Всевышнему, ей самой и этому высокому начальству. А фактом является то, что облсовет на пару с облгосадминистрацией взял и выделил кругленькую сумму (здесь и полное месячное содержание скульпторов, и организация для них экскурсий по Гуцульщине, и — по окончании симпозиума — премирование художников, и средства на выпуск каталога).
В преддверии Ивана Купала в городском парке — на рабочей площадке скульпторов — в одно мгновение стих стук топоров. Парк замер в ожидании. А на Купальскую ночь тени предков освободились из камня, стряхнули с плеч пыль веков и дружно отправились в город.
