«Каждому назначен его день» — эти слова принадлежат Вергилию. Вчитываясь в строки автобиографии выдающегося украинского хирурга Ивана Николаевича Ищенко, осознаешь: таким днем драматичного предназначения для замечательного врача, в сущности, классика современной медицины, стал вызов войны. Военный человек И.Ищенко лаконичен: «с 26/VIII 1939г. по 21/VI 1941г. — консультант-хирург Киевского Особого военного округа. С 22/VI 1941г. — главный хирург Юго-Западного фронта, затем Донского фронта... С 15/XI 1943г. главный хирург Киевского военного округа. С 1954г. — в отставке».
Как зримо представить себе эти невероятные обстоятельства и нагрузку, выпавшие на долю Ивана Ищенко? Ведь он оставался ведущим хирургом Киевского военного госпиталя. Первые раненые поступили сюда уже в роковые часы начала фашистского нападения на нашу страну, и многих оперировал именно Ищенко. Но одновременно, перед ним сразу же развернулись острейшие проблемы организации неотложной хирургической помощи во всех медицинских подразделениях вновь созданного фронта. События фактически молниеносно обретают неблагоприятный и часто трагический оборот. Наряду с круглосуточной хирургической работой в Киеве, это выезды и вылеты в медсанбаты и госпитали, причем в условиях отступления. Для того, чтобы выдержать все, надо быть современным Гераклом, и Ищенко, внешне не гигант, благодаря какому-то особому внутреннему стержню, становится им.
Но вот Сталинград, быть может, самый грозный прибой в неустанных усилиях Ищенко у операционного стола. Как раз в эти часы складываются экстремальные обстоятельства, когда Ивану Николаевичу приходится, без преувеличения, наступить на голос собственного сердца... О чем же хочется вновь рассказать? В 1952г. в журнале «Вiтчизна» были опубликованы заметки И.Ищенко. Итак, несколько строк.
«Вспоминается история грустной встречи с единственным моим сыном Игорем, который служил инженером в авиационном соединении на одном фронте со мной. В редкие часы отдыха мне иногда удавалось увидеть его. Но минуло больше двух месяцев, и ни я, ни он не могли выкроить минуты для встречи. Хотя Игорь находился в каких-то 50 километрах от меня.
Однажды зазвонил телефон. Взволнованный голос сообщил: привезли моего сына, раненного в грудь.
Осматриваю рану, стараясь не глядеть в глаза сыну. Осколочное ранение в грудную полость. Игорь рассказывает мне: ехал вместе с начальником штаба, за ними увязался «мессершмит» и сбросил бомбу. В этот госпиталь их доставили случайно.
— Тебя сейчас возьмут на операционный стол. Я сам буду оперировать.
— Нет, отец, я не могу дать согласия. Начальник штаба нашего полка ранен серьезнее. Он лежит пятым от меня. Возьми его, я могу подождать...
Начальник штаба, молодой майор, был в полузабытьи. На его раздробленной в локте руке определялись признаки гангрены. Нужны были немедленные меры. Почувствовав прикосновение, причинившее ему боль, майор открыл глаза:
— На операцию? Вы хирург?
— Да, я буду вас оперировать.
— Хорошо, — согласился он. — Только надо бы взять раньше капитана Ищенко. Он опасно ранен в грудь. Мы из одного полка. А моя рана может подождать.
Что за люди! Майор даже не поинтересовался состоянием своей раны и отсылает меня к товарищу, считая, что тот требует более срочной помощи...
Я заявил начальнику штаба, что осмотрел капитана Ищенко и считаю необходимым оперировать майора.
— Вы преувеличиваете, товарищ хирург, — настаивал майор на своем. — Что там рука по сравнению с грудью.
Он не подозревал, что отстаиваемый им капитан Ищенко — мой сын. Тут некогда было что-то разъяснять, и я распорядился отправить майора в операционную. В это время подошел главный хирург госпиталя.
— Что решили? — спросил он.
— Нужно спасать начальника штаба. У него началась газовая гангрена.
— А как же сын? — снова спросил хирург, не зная, как вести себя в такой исключительной ситуации. В моем лице он видел главного хирурга фронта. И одновременно — отца раненного Игоря.
— Кажется, вы что-то надумали?
— Да, если вы берете майора, я могу оперировать вашего сына. Разрешаете?
— Отлично! Будем стоять вместе...» «Так природа захотела, почему — не наше дело»... В этой строфе, в большой степени, ключи к самому необходимому среди земных даров искусству — страстным хирургическим умениям. Конечно же, тут в немалой степени вступают в действие передаваемые качества, сегодня в почете династии хирургов. Но особенно трогает совершенно самостоятельный взлет, как бы первозданное тяготение к самообразованию и самовоспитанию. Жизнь и судьба Ивана Николаевича Ищенко — как раз такой пример. Он родился в 1891 году в крестьянской семье в селе Пустоваровка на Киевщине. Само название села не говорит о достатке... После окончания военно-фельдшерского училища, где И. Ищенко, между прочим, учился в одном цикле с Н. Щорсом, он поступает на медицинский факультет университета св. Владимира. Окончил его, после участия в качестве фельдшера в Брусиловском прорыве, в марте 1917 года, уже в «терновом венке революций». Но армия еще существует, и начинающий доктор сразу же вновь призывается на военную службу. С марта по август 1917 года служит младшим врачом Житомирского распределительного пункта Юго-Западного фронта. Не предполагая, разумеется, что такая же войсковая судьба, но совсем в иную эпоху, грозно повторится в его пути. Очевидно, хирургические способности И. Ищенко должным образом оцениваются, и с августа по ноябрь того же бурного девятьсот семнадцатого он младший врач Корсуньского полка в действующей армии. Затем зачисляется в резерв Киевского окружного военно-санитарного управления и в декабре 1917-го назначается младшим ординатором Киевского клинического военного госпиталя. Его будущее как военного хирурга в этих стенах словно предопределено. Надо лишь добавить, что противореча своим кредо, своей нитью независимого характера правилам и условиям новой эпохи, Иван Николаевич на всех занимаемых постах будет оставаться беспартийным. Не имея партийного билета, получит и генеральское звание.
Однако вернемся в далекое былое. После более чем полугодовой работы в 1920 году в качестве главного врача и заведующего хирургическим отделением 414 полевого военного госпиталя, он вновь, и теперь практически навсегда, переводится в окружной госпиталь в качестве исполняющего обязанности, а с 1925г. по 1939г. начальника хирургического отделения. Искусство его растет, и при этом в поразительно широком научном объеме. Военный хирург становится одним из ближайших единомышленников Александра Александровича Богомольца. С 1933 по 1936г. И. Ищенко заведует отделом экспериментальной хирургии в созданном А.Богомольцем Институте экспериментальной биологии и патологии. Затем, не прерывая работы в госпитале, руководит кафедрой хирургии во 2-ом Киевском медицинском институте и возглавляет научное руководство вновь организованным институтом неотложной хирургии и переливания крови. Сохранились кинокадры, донесшие совместные искания А.Богомольца и И.Ищенко. Совсем недавно в трогательном документальном фильме их увидели участники традиционных Богомольцевских чтений. Есть впрочем в жизнеописании Ивана Николаевича штрихи, не зафиксированные кинокамерой, но подчеркнутые правдолюбивой совестью: в официальных документах он неоднократно подчеркивает, что является учеником крупного киевского хирурга и ученого Евгения Григорьевича Черняховского. И это во времена, когда имя Черняховского, старший брат которого профессор А.Черняховский попал в пучину «процесса СВУ», нигде не упоминалось...
Неустанный первопроходец, И. Ищенко занимается большим кругом хирургических вызовов. Тут и проблемы травматического внутримозгового сдавления (докторская диссертация — 1941г.), и разработка операций на желчных путях и печени (монография двумя изданиями), и хирургическая помощь при язве желудка, и, быть может, наиболее важное — лечение раневого сепсиса. Самостоятельно изучил иностранные языки, французским владел свободно, романы Стендаля и Гюго читал в оригинале. Был образцом научной правдивости и воистину «зрячим врачом». Нельзя здесь не упомянуть, что когда был ранен генерал Ватутин, Ищенко рекомендовал немедленную ампутацию, что, возможно, спасло бы военачальника. Но вмешались, к несчастью, другие авторитеты... Что же, к расширенным консилиумам он не зря относился с определенным скептицизмом. Его «душа врача», пишут исследователи жизни Ивана Николаевича Л. Заверный и А. Войтенко, была самым точным медицинским прибором, он ничего не упускал из виду. Искренне сочувствуя горю, относился к больным особенно бережно и глубоко переживал, когда оказывался невольным виновником чужого горя.
«В одиночестве будь себе толпой»... После смерти жены Елизаветы Ивановны Иван Николаевич жил один, в просторной квартире по переулку Леонтовича. Конечно же, частыми его гостями был сын Игорь Иванович, научный сотрудник института механики, и его жена, знаменитая певица Лариса Архиповна Руденко. Ищенко всегда любил музыку, но, бесспорно, и Лариса Руденко способствовала тому, что Иван Николаевич теперь чаще посещал оперный театр и филармонию. В 1968 году он оставил кафедру факультетской хирургии на бульваре Шевченко, 17, последний хирургический флагман, который он вел, и бывал здесь лишь изредка. Предпочитал окружение книг, которыми был заполнен дом. Бывал иногда, разумеется, и в гостеприимном доме Игоря и Ларисы на Прорезной. Символично, что ближайшим другом Игоря Ивановича Иващенко был Олег Александрович Богомолец, сын великого физиолога.
Я помню Ивана Николаевича в мои студенческие годы. Читал он интересно, зажигательно, и все же во всем, в его облике и манере, чувствовалось, что он генерал. Не терпел научного невежества. Однажды, раздосадованный плохим ответом студентки, выбросил ее зачетку через окно. Это произошло в его кабинете, в Октябрьской больнице, где он заведовал кафедрой. Кабинет располагался в бельэтаже. Зато хорошая ориентировка в его любимом предмете как бы согревала сердце профессора.
Но это ведь лишь мимолетные впечатления. Как и в иных изысканиях, моим подспорьем в этом очерке служат воспоминания и раздумья одного из близких учеников Ивана Николаевича Ищенко, прекрасного хирурга доцента Леонида Григорьевича Заверного и бережно сохраненные им оригинальные документы и рукописи учителя. Как врач доктор Заверный опекал наставника. Дело в том, что в последние годы Ищенко постиг профессиональный недуг хирургов — спондилоартроз, и он передвигался по квартире на коляске.
— В один из осенних вечеров семьдесят пятого года Иван Николаевич попросил меня остаться у него на ночь, — вспоминает Леонид Заверный, — вдруг добавив, что в предстоящие часы он умрет. Никаких признаков этого не было. Но я поставил раскладушку у его койки. Захотел выпить кофе и рюмочку коньяку. Почти полночи мы проговорили, Иван Николаевич читал наизусть стихи, в частности блоковскую «Кармен». Я иногда щупал его пульс, он был нормальным. «Что, не дождешься?» — пошутил он. Под утро меня охватил сон, видимо ненадолго. Я вновь нашел биение пульса, сердце Ивана Николаевича работало ровно. Но на мой голос, на вопросы он не реагировал. Он был без сознания. Я позвонил Игорю Ивановичу и Ларисе Архиповне, они тут же примчались. Занимался ранний-ранний рассвет. Постепенно начали ослабевать дыхание и пульс... Можно предположить, что так распорядился Господь... Нет, генерал-майор медицинской службы, член-корреспондент АН УССР Иван Ищенко не был, как говорится, демонстративным верующим. Да хирургу это и не обязательно, он своим делом служит высшим идеалам и призванию, звучащему в Слове — «Любите ближнего, как самого себя». Но показательно, Библию Иван Николаевич досконально знал. Его уход, мне кажется, напоминает конец Григория Сковороды.
В военном госпитале на Печерске его начальник генерал-майор Михаил Петрович Бойчак и организатор уникального музея славного учреждения ветеран войны, кандидат медицинских наук Сергей Никитович Старченко создали трогательный мемориал в честь И. Ищенко. И еще деталь. Иван Николаевич писал легко и лаконично, но к слову в науке относился не как мэтр. Старченко редактировал его книги, и автор надписывал их с глубокой благодарностью. Будучи генералом, в литературе числил себя рядовым.
Одаренная натура Ищенко была импульсивной, но во время операций, выполняемых технически безукоризненно, он как бы умерял себя, являя и этим лучшие профессиональные качества. Сколько людей спасли его руки? Наверное, это тысячи и тысячи...
На Байковом кладбище отец и сын лежат рядом. Игоря Ивановича в итоге унесли ранения...
