Во львовском издательстве «Кальвария» вышли из печати два
тома киевского писательского дуэта Марины и Сергея Дяченко с их известными
уже произведениями в жанре фэнтези «Оскол» и «Ведьмин век». Главный нюанс
этих изданий состоит в том, что впервые романы четы Дяченко выходят в переводе
на украинском языке. Тем самым они будут способствовать хоть малому удовлетворению
книжного голода на книги этого жанра среди тех читателей, которые предпочитают
украинский. «Кальвария» заключила с писателями долгосрочный договор, и
теперь на книжных раскладках среди моря разливанного русских книг в ярких
обложках появятся и фантастические романы на украинском языке, изданные
отнюдь не хуже.
За шесть лет Марина и Сергей произвели на свет около полутора
десятков романов и повестей. Их произведения захватывают, они отличаются
цельностью, свежестью интриги, глубокой, но ненарочитой этической проблематикой
и великолепным литературным слогом. Особенно интересными представляются
мне романы «Шрам», «Пещера» и «Ведьмин век». В них есть черты, выводящие
произведения Марины и Сергея за грань жанровой ограниченности фэнтези.
Казалось бы, для фэнтези не очень привычна такая изысканная литературная
огранка — читательское восприятие подпорчено плохими переводами и некачественными
российскими скороспелками. А у Марины и Сергея некоторые места романов
хочется перечитывать, смаковать, чтобы понять, как они сделаны с точки
зрения владения языком. Не зря их книги награждены многочисленными призами
— как российскими, так и украинскими.
Первые свои книги они печатали в Украине, причем часть
тиража издатели отправляли в Россию. Потом «благодаря» налоговой политике
издательское дело в Украине было доведено до полной дистрофии, и писателям
выгодней стало просто отправлять рукописи в Москву и Петербург. Поклонники
фэнтези и, в частности, дуэта Дяченко могли с радостью (и с горечью!) покупать
на раскладках книги киевлян, изданные в России. А вот теперь ставшие уже
хорошо известными романы выходят и в переводе на украинском языке. Пока
государство чешет в затылке, соображая, как поднимать литературу, Дяченки
учат, как делать себя самим и не зависеть от государства...
— Ваш последний роман «Армагед-дом», в отличие от более
ранних, чисто фэнтезийных и романтических книг, насыщен социальными реалиями,
даже перекликается с событиями совсем недавней истории. Как это вас занесло
в злободневность?
Марина : «Армагед-дом» был для нас экспериментом.
У нас наболело, накопилось нечто, касающееся нашего времени. Многие ругали
нас за то, что мы отошли от фэнтези. Но все, что мы пишем, — равнодействующая
наших с Сергеем общих усилий. Почитайте любого автора. Он всегда развивается
от романтизма к реализму. «Армагед-дом» мы написали честно, заранее зная,
что у него будет трудная судьба.
— Мне кажется, многие ваши романы кинематографичны в
духе добрых детских фэнтезийных фильмов. А роман «Пещера», по- моему, просто
просится на экран.
Сергей : Мы сейчас готовим заявку по «Ведьминому
веку». Но мы видим его спектаклем, а не кинофильмом. Если бы нашелся тот,
кто сумел бы его продюсировать!.. Причем, в нем большая роль должна принадлежать
музыке и пантомиме. Важная для нас тема фольклорных существ — нявок и чугайстров
— должна быть решена в форме пластики.
Мы познакомились с Маринкой, когда я работал над сценарием
об Олексе Довбуше, и в народном фольклоре я тогда выкапывал все про нявок
и чугайстров. Марина видела тогдашние мои творческие муки, и, может, за
них и полюбила...
— ... «Она меня за муки полюбила...»
С .: ...Мы с ней ездили вместе в Закарпатье на выбор
натуры. И настолько эта красота ее захватила и уникальная мифология этого
края, что ей ничего не оставалось, как выйти за меня замуж!
— Сергей, с одной стороны, вы как психиатр в свое время
участвовали в комиссии, которая разоблачала всяких экстрасенсов, а с другой
— сами пишете о магах, заклинаниях, настраиваете читателей на этакие трансцендентальные
игры. Нет ли в этом противоречия?
С .: Мы, во-первых, верим в чудо. Когда я ухаживал
за Мариной, это был элемент чуда, что она обратила внимание на меня. Я
был после развода немного невменяемый, а она — красавица, за ней такие
кавалеры ухаживали... Как удалось покорить ее сердце, настроиться с ней
на одну волну? Для меня это и есть чудо, если хотите.
М .: Мы четко различаем жизнь и то, о чем пишем.
Мы не относимся к писателям, которые ходят с круглыми глазами и ищут, где
приземлялся космический корабль за их домом. Всяких пособий по черной и
белой магии не покупаем. То, что делают наши книжные маги, это ИХ магия,
она существует в ИХ мире. Это к нам не относится, и мы хотели бы, чтобы
все понимали присутствие магического в наших книгах как условия игры, как
художественный прием, чтобы интересней было: нам — изучать героев в заданных
обстоятельствах, а читателям — переживать вместе с ними.
— Когда я вошел в вашу квартиру, меня поразило нечто,
чего я раньше у вас не замечал. Это иконы. Вот вопрос: как относится к
Богу человек, который пишет фантастику, сам создает миры?
С .: К сожалению, я атеист. Воспитан в этой дурацкой
системе советской школы. И только теперь я понимаю, какое насилие надо
мною было учинено и насколько это печально.
Что дает религия? Во-первых, Заповеди — это лучшее, что
придумало о себе и для себя человечество. Во-вторых, религия учит преодолевать
страх перед собственной смертью и перед смертью близких, что бывает страшней
собственной смерти. И главное, религия дарует надежду на воссоединение
где- то в неведомом.
Когда моя мама умерла, я начал читать всякую духовную литературу
типа «Жизнь после смерти». Но, как я ни пытаюсь, не могу в нее войти. Марина
— другое дело: ее родители сохранили основы веры. Отсюда и иконы.
— Тогда вопрос к Марине: не считаете ли вы, что создание
неких дополнительных миров с магами и ведьмами является, в общем-то, занятием
еретическим?
М .: Ну что вы! Наоборот! Толкиен приводит слова
одного английского философа: мы творим, поскольку сами были сотворены.
То есть, поскольку Бог создал человека по своему образу и подобию, он дал
ему способность к творчеству. И это дает право самим людям создавать новые
реальности.
— В романе «Казнь» вы придумали некоего гения- программиста,
который создает виртуальные миры и сам оказывается внутри них. Есть ли
для вас рамки, какие миры допустимо создавать своим творческим воображением,
а какие — нет, поскольку это вне Божеского?
С .: Большое значение имеет направленность того,
что создается. Пусть это высокопарно звучит, но нам кажется, мы не создаем
зло. Это наша принципиальная позиция. Вот Стивен Кинг буквально купается
во зле. Это человек, который научился художественно описывать свои страхи,
кошмары и погружать в них читателя. Видно, что зло доставляет ему удовольствие,
и я поэтому совершенно не верю в сусальные счастливые концы его книг. Он
наш антипод. Казалось бы, то, что мы выдумываем всяких магов и ведьм, —
богохульство, но это делается для того, чтобы подарить прежде всего самим
себе веру, надежду, и через нас — читателям. Наша основная заповедь, не
хочется ее лишний раз декларировать, но все же: «Бог есть любовь». Из всего,
что существует на свете, нам интересней всего исследовать феномен любви:
как она рождается из ничего, становится материальной силой, как она вообще
может существовать — даже после смерти человека.
— Мне кажется, именно в этом ваша главная особенность,
то, что отличает ваши романы от многих и многих книг фэнтези.
С .: Если пристальней вглядеться в книжные жанры
и их читателей, то обнаружится, что любовная лирика и фантастика — часто
антиподы. Основной читатель фантастики — подросток, ему нужен напряженный
сюжет, поединки, всякие магические штуковины, а в любви он еще ничего не
понимает. Любитель чисто сентиментального романа — этот еще хуже: он воспринимает
только любовь без всякой высшей проблематики. А вот нормальный читатель,
для которого мы, собственно, и пишем — он редко берет в руки и фэнтези,
и любовные романы.
М .: Несмотря на успех написанных нами книг, оказалось,
что трудно пробиться к тому читателю, который еще и не знает, что он —
«наш».
С .: Тем не менее по отзывам в Интернете — а мы
разместили в Сети свои романы — мы можем следить, как меняется состав и
уровень наших читателей. Некоторые не принимают нашей эволюции как писателей,
им подавай чистое фэнтези и никакого реального мира. А другие, наоборот,
приветствуют, что герои наши становятся более земными, а сюжеты менее сказочными.
Кстати, интереснейшее явление: ни один другой жанр не имеет
такой устойчивой группы читателей, как фантастика. Они перечитывают книги
по много раз, собираются в клубы, обсуждают с друзьями, ставят ролевые
игры по сюжетам любимых произведений. Я не представляю, чтобы собирались
клубы любителей, скажем, Чейза и разыгрывали ролевые игры по триллерам.
Сейчас при нашей гостевой страничке в Интернете складывается этакий клуб
поклонников, они проводят дискуссии, обсуждают сюжеты, даже пытаются дописывать
похождения наших героев.
Их заметки на нашей страничке в Сети дорогого стоят, потому
что в Украине сейчас практически нет общения между писателями и читателями.
Они разобщены как никогда. Встречи писателей с читателями отошли в прошлое
как понятие. Да и официальные лица Союза писателей почти никогда не высказывают
своего мнения о наших книгах. И только Интернет создает эффект живого общения
со многими читателями сразу, которые поверх всяких границ пишут нам из
десятков городов и с разных континентов. К сожалению, возможность выйти
в Интернет, поискать там то, что тебе нужно, отправить письма — это сейчас,
по большей части, привилегия технарей, что не совсем коррелирует с нашими
мирами...
М .: Ни-че-го подобного! На самом деле, техническое
образование часто давало возможность технарям глядеть шире, чем гуманитариям!
С .: Думаю, что гуманитарии более нам созвучны!
— В ваших спорах, похоже, возвращается проблема «физиков
и лириков»?
С .: Да я ничего не имею против технарей! Но у гуманитариев
часто просто нет компьютеров. Они не знают, что такое Интернет.
— Когда вы успеваете все это написать? Казалось бы,
я представлял хронологию всего, что вы пишете. И вдруг выплывает одна неизвестная
мне книга, другая...
М .: У нас был год, когда не вышло ни одной книги.
Но мы продолжали писать. В итоге нынче просто обвал: книги выходят одна
за другой. Например, «Авантюрист» был написан три года назад, а издан только
сейчас. И пошли другие переиздания. Сейчас мы заканчиваем новый роман.
Оказалось, что в чистой фэнтези, особенно в ее классических формах, полно
всевозможных табу. Мы от них устали, они нас уже не интересуют. Множество
таких табу и в реализме. Сейчас у нас руки чешутся написать нечто совсем
иное, чтобы избавиться от всех табу.
М .: То, что мы пишем сейчас, — любопытная штука.
Рабочее название — «Магам можно все». Это квинтэссенция фэнтези. В романе
на каждом шагу магические предметы, куча заклинаний, есть и аналог Интернета.
Я придумала в этом романе книгу, которую никто не писал, содержание которой
постоянно меняется, то есть она работает, как интернетовский сервер: открываешь
и смотришь, что произошло.
С .: Он будет шутливый, этот роман. Я смеюсь, когда
перечитываю отрывки. А вот будет ли смеяться читатель — не знаю.
От редакции. На пятом международном конгрессе российских
фантастов, который в прошлое воскресенье завершился в Санкт-Петербурге,
роман Сергея и Марины «Казнь» номинировался на звание лучшего романа года.
Он вошел в тройку лидеров вместе с такими известными произведениями, как
«Generation P» В. Пелевина и «Последний кольценосец» К. Еськова. Профессиональное
жюри фантастов во главе с Борисом Натановичем Стругацким присудило Гран-при
и бронзовую статуэтку «Странник» Марине и Сергею Дяченко. С чем «День»
их и поздравляет!
