Сергей Капитонов провел в зоне АТО две ротации — сначала в Иловайске, затем в Станице Луганской и Старобельске. В районе Амвросиевки в составе сводной роты прикрывал подразделения, которые охраняли границу, был офицером гражданско-военного сотрудничества (CIMIC). Зимой 2014—2015 годов вел работу по взаимодействию с волонтерами и налаживанию разрушенной инфраструктуры (восстановление линии электропередач, газоснабжения), приходилось вести переговоры с дежурной службой так называемых ЛНР/ДНР о временном прекращении огня и прикрывать электриков, пока те восстанавливали работу обстрелянной Счастьинской ТЭС. Кроме того, Сергей Капитонов имеет опыт военного психолога, который знает, как преодолеть стресс и вернуть солдата к мирной жизни.
— Существует ли понятие «донбасский синдром» и как его может побороть солдат?
— Профессионалы это понятие не используют. Существует острая стрессовая реакция или же последствие после него — посттравматическое стрессовое расстройство. «Донбасский синдром», как и «афганский», «вьетнамский синдром» — это условное название, которое говорит нам, что человек среагировал на ненормальные обстоятельства, в данном случае это война.
Разумеется, с человеком могут происходить девиации (отклонения в поведении), изменение в восприятии мира, расстройство сна, глубокие формы галлюцинаций, агрессии, гиперответственности. Все это происходит с солдатом, потому что социум не готов принимать военных обратно. Психологическое образование нашего населения на низком уровне. Так как Украина является наследником «Страны Советов» (ранее психологию как науку не признавали), самые важные факты в восстановлении психологического состояния военных не признавались. Среди афганцев было много самоубийц и людей, страдающих алкогольной зависимостью, просто потому, что люди не уделяли им внимания.
«РЕАБИЛИТАЦИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ КОМПЛЕКСНОЙ»
— Сегодня в Украине функционирует множество самых различных реабилитационных центров для солдат. Исходя из ваших слов, можно сделать вывод, что те программы, которые применяются в реабилитационных центрах, не помогают бойцам. Так ли это?
— Очень много людей пытается помочь военным, не понимая, что они вмешиваются в комплексную структуру системы психологической реабилитации, которая основана на поочередности определенных действий. Например, на базе Министерства обороны в самый первый день приезда на постоянное место дислокации с военнослужащими проводится дебрифинг, затем бойца отправляют домой, допустим, на 10 дней, после этого он снова возвращается на службу, где психолог проводит с ним тестирование на наличие острых стрессовых расстройств. В завершение солдат отправляется в реабилитационный центр, где психологи, психотерапевты, медики работают с ним около 14 дней (прохождение медико-психологической реабилитации, которая прописана программой). Если после этого у человека проявляются какие-либо расстройства, с военным продолжат работать профессионалы.
Что касается некоторых «волонтерских» реабилитационных центров, у психологов-профессионалов есть понятие «причинять добро». Так вот, они (волонтеры) хотят помогать, но не знают, как это делать. Я не говорю, что те тренинги, которые они проводят для солдат, — плохие, но всегда должна учитываться комплексная система. Реабилитация должна проходить в совокупности. Грубо говоря, в реабилитационном центре могли «разворошить гнездо» или «приземлить» солдата к домашней ситуации, но забыли о том, что ему еще предстоит вернуться снова в зону АТО.
Если новосозданные «волонтерские» реабилитационные центры будут работать вместе с психологической службой Генерального штаба ВСУ или Главного управления Нацгвардии, работа РЦ будет более эффективной.
«ЖЕЛАТЕЛЬНО ПОСЛЕ НАПРЯЖЕННЫХ БОЕВ ГОВОРИТЬ ДРУГ С ДРУГОМ»
— Что происходит с военным во время боя или обстрела?
— Летом в первую ночь в АТО мы попали под обстрел. Сепаратисты стреляли по нашим позициям непрерывно с 19.35 до 04.30. Я точно запомнил время, потому что в 19.30 солдат принес нам казанок с едой. Приблизительно первые минут 15 все солдаты молчали и заметно боялись, затем достали иконы, молитвенники и стали молиться. Так как я был офицером, самым старшим на тот момент, понимал, что должен поддерживать образ командира, но мне самому тогда было очень тяжело. Через час-два мы уже спокойно общались друг с другом и принялись за еду.
Но так происходит не всегда. Каждый военный по-своему реагирует на обстрел и бой. Желательно после напряженных боев говорить друг с другом. Так или иначе, мы сами начинаем что-либо говорить. И в 70% уже через день-два человек приходит в нормальное состояние.
Находясь на первой линии обороны, я понял, что существует армейское братство, — когда чувствуешь гиперответственность за сослуживца и когда «теряешь самого себя» при виде смерти своих побратимов. Когда раненный боец говорит: «Уходите, оставьте меня, я вас прикрою», он это делает не потому, что герой, а потому что понимает, что является обузой для друзей, и если он не останется и не заберет с собой нескольких сепаратистов, погибнут его «братья»
В начале боя военный ощущает страх, но он не преобладает, потому что человек очень адаптивное создание. Чувства восприятия настолько обостряются, что можешь точно сказать, какая мина прилетела и на каком расстоянии от тебя она разорвалась. И ты уже не боишься того, что она рядом с тобой разорвалась, а вздыхаешь с облегчением от осознания того, что следующая мина полетит дальше.
Вообще, находясь на первой линии обороны, я понял, что существует армейское братство, — когда чувствуешь гиперответственность за сослуживца и когда «теряешь самого себя» при виде смерти своих побратимов. Когда раненный боец говорит: «Уходите, оставьте меня, я вас прикрою», он это делает не потому, что герой, а потому что понимает, что является обузой для друзей, и если он не останется и не заберет с собой нескольких сепаратистов, погибнут его «братья».
Профессия военнослужащего подразумевает под собой патриотизм, жертвенность, готовность защищать.
«ПРЕДУПРЕДИВ, МУЖЧИНА СПАС НАШИХ РЕБЯТ ОТ ВОЗМОЖНОЙ СМЕРТИ»
— Что вам запомнилось во время поездок?
— Во время моей первой ротации я увидел местных жителей, которые с большой ненавистью смотрели на украинских военных. Невооруженным глазом было видно, что людям здорово «промыли мозги». Они не виновны в этом, поэтому мы, несмотря ни на что, зная о сложностях, которые люди переживали, помогали им продуктами, так как на тот момент, в 2014 году, у нас было полное обеспечение всем необходимым. Люди были бедными, денег практически не имели, магазины пустовали. Часто я видел бабушку, которая приходила в магазин с пятью гривнами, покупала немного крупы и возвращалась домой. Мы с ребятами дали ей тушенку, пару пакетов макарон, подсолнечное масло.
Еще случилась история, которая никогда не забудется. Как-то блокпост закрылся с 20.00 до 8.00 (в это время были запрещены проезды), приехала карета «скорой помощи» с Амвросиевки к женщине, которая рожала. Но у нас был приказ — не пропускать. Тогда я принял решение лично с ребятами доставить женщину из села на блокпост, откуда «скорая помощь» смогла бы отвезти роженицу в родильный дом. Это было рискованно, но речь шла о ребенке, мы не могли поступить иначе. На следующий день к нам на блокпост приехал мужчина на мопеде «Рига», достал клетчатую сумку, в которой было пару яблок, немного овощей... Оказалось, что у них в семье 6 дочерей, а днем ранее мы помогли родиться сыну. Но это не самое удивительное. Уезжая, мужчина сказал нам, что в 17.00 мы должны спрятаться, так как будет обстрел. Естественно, его слова мы восприняли не всерьез, но на всякий случай спрятались в блиндаж. В 17.02 прилетели первые снаряды. Вот так он спас наших ребят от возможной смерти.
«ОЧЕНЬ МНОГОЕ ЗАВИСИТ ОТ СЕМЬИ»
— Что чувствует солдат, который вернулся из АТО и ступил на землю мирного города?
— У всех военных обостряется чувство справедливости. На первых порах мне было до боли сложно пройти мимо матери, которая ругает своего ребенка. Хотелось подойти и объяснить ей, что она ранит психику малыша. При виде бабушки в метро, которая просит денежку, разрывалось сердце. Но спустя определенное время приходишь в себя и снова понимаешь, что мы не все можем исправить.
Очень многое зависит от семьи. Если отношения в семье гармоничные и дружественные, военный достаточно быстро «оклемается», и его уже не будут посещать депрессивные мысли.
— Почему военнослужащие чаще всего снова возвращаются на войну?
— Если солдат снова хочет вернуться в зону АТО, это признак того, что у него посттравматический синдром. Ему не хватает адреналина, он снова хочет пережить все те эмоции. Может быть, его мучают кошмары или угрызения совести, и он решил, что сделал что-то не так. Уговорить его остаться достаточно сложно. Для начала нужно отправить его в реабилитационный центр.
— Дайте, пожалуйста, совет военным, которые сейчас находятся в зоне АТО?
— Не нужно бояться идти к психологу, не существует определенного клише или «пятна» на человеке, который был на войне. Солдаты должны уезжать в зону проведения боевых действий с полной уверенностью, что семья их ждет, а специалисты всегда им помогут. Если у военного есть какое-либо отклонение, и он о нем знает, ни в коем случае нельзя это скрывать, потому что позже проблема усложнится не только для него, но и для окружающих. Реакция любого военного на все происходящее на войне — это нормальная реакция.
