«Никто не может сказать, сколько курганов разбросано по всей степи, но они — неотъемлемая часть нашего исторического ландшафта», — сказано Борисом Мозолевским, украинским археологом, подарившим миру скифскую пектораль. Что такое курган, как не попытка обессмертить умершее! Но почему же эти грандиозные земные насыпи, антропические творения древности встречаются, по большому счету, лишь в Степи?
Версии выдвигаются разные. Одна из них — культурно-экологическая. Курганы — как созданные людьми ландшафтные образования — это попытка привнести в однообразие Степи «элементы дискретности». Не совсем верное толкование: «прерывность». Согласимся с ним. А для чего «прерывать пространство»?.. Курганы должны были сакрально упорядочить степной хаос. Все. Насколько это соответствует интенциям того времени, трудно сказать. Но версия — согласитесь — красива...
Курганы, с точки зрения гуманистического ландшафтоведа, следует рассматривать как исходящие из целевых проектов объектные геообразы, сущностно идеальные. Геообразы — это представления о ландшафтах как непременном условии земной жизни: какие они есть, были и будут. Курганы в степи — это мир геообразов, в которых раскрываются ценности взращенного в ее пределах общества, как вариант: рожденного геопространством Степной Украины. В последнее время актуализируется понятие «территории» как отображающей земные реалии совокупности ландшафтных образований, и мысль о том, что формирование ментальных особенностей различных сообществ есть совместный проект «земли-и-человека». Территория-субъект «сакральным импульсом» самовыдвигает человеческие сообщества, ею вскормленные, также способствует и аннигиляции (самоуничтожению) их. Курганы, несмотря на грандиозность задума, скукожили мировоззрение людей до раболепия перед «этой землей»; они — лишь материально видимый результат, осознанный как закрепляющая свое присутствие необходимость.
Что есть основой украинской степи, спросите вы у географа? В рельефе степной Украины, скажет он вам, преобладают лессовые, изрезанные ярами и подъярками, низменности. Местами геопространство расчленено глубокими балками, т. н. «роздолами» с байрачными лесами включительно. Наша степь, продолжит мысль украинский географ, — это, по сути, один огромный бассейн стока Дона, Днепра, Южного Буга и Днестра. Густая речная сеть, акцентирует он ваше внимание, уже противоречат тезису об унылом однообразии ландшафтов. Это дает нам основание сделать вывод, почему что именно здесь, в указанных междуречьях, а не в действительно однообразном евразийском степном пространстве от Поволжья до Байкала, где курганы явлены в одиночных объектах, сосредоточена основная масса антропических (созданных рукой человека) ландшафтных комплексов древнего происхождения, с каких-то времен именованных КУРГАНАМИ. Потому что смысл не в дискретности (или не только в ней) геопространства, а... В чем же состоит «смысл» кургана? Из исследований материальной сущности курганов выяснилось, что в них (грандиозных по объему вложенного труда сооружениях) закодированы духовные основы жизни многих сообществ, в том числе скифов и других народов, преимущественно, кочевников. Оставим пока без внимания курсив в отмеченной нами тенденции. Оставим с целью читательского самоконтроля: насколько последовательны будут аргументы. Так вот: в коллективном сознании автохтонов, следует из проведенных исследований, обнаруживается глубокая озабоченность тем, как воспринимать свои же представлениями о построении Вселенной, как структурируется универсум после того, как настигнет их смерть. Они прониклись мыслью (в расследование включается читатель), что Внешним (сакрально обусловленным) моментом так называемого «перехода» должен быть строго регламентированный тафальный (от греч.: taphe — захоронение) обряд «тяготения земли к небу», выраженный в курганотворчестве. Внутренней же сущностью обряда являлся привнесенный технологиями восточных деспотий ритуал строительства пирамид-в-степи, протяженностью во всю жизнь простого земледельца. Спрашивается: каким образом удалось их, свободных от рождения и бывших такими в течение жизни, убедить в раболепии? Идеологам-жрецам пришлось изрядно потрудиться — провести колоссальную обработку мозгов. Каждодневный (тотально внедренный) труд на строительстве гигантских тафальных комплексов имел целью материализовать представления об исключительно божественном происхождении мира, усиливая значение воинов и акцентируя роль верховного кшатрия. И низвести вайшья-строителя до уровня покорного раба. Разномасштабные зиккураты (ступенчатые пирамиды) накрыли «пупырышками» причерноморскую степь, стирая коллективную память о труженике-пахаре, о человеке-личности, образ которого родила САМА ЗЕМЛЯ.
ПОДХОД БОРИСА МОЗОЛЕВСКОГО
Археолог имел особый методологический подход, полагали некоторые его коллеги. Утверждая, что право «дано ему сверху», а сам он — «последний скиф на этой земле», потому и найдет «необычное, очень значительное, яркое и сочное, большое-большое...», мистическим образом оказался прав, он нашел Пектораль, а что это такое — не здесь рассказывать. Курган как сложное архитектурное сооружение, согласно Мозолевскому, есть монолит, скрепляющий горизонтальную и вертикальную оси макрокосмоса, в котором не существовало «верха», и не было «низа», а были лишь пересекающиеся плоскости: жизни и смерти. А жизнь — это матрица на каждый следующий день. И послесмертие есть дубликат жизни... каждого дня... Так — и не иначе. Лишь дублирование мельчайших деталей в принятой для себя модели макрокосмоса могло дать скифам надежду, что завтра снова выйдет солнце, прольется дождь, самки будут оплодотворены, а женщины зачнут детей. Но не теми мыслями были пронизаны головы когда-то имевших прямое отношение к этой земле автохтонов-земледельцев! Курганы, поставшие вживе и въявь во всей своей грандиозности, задумывались как материализация идеологических догм чужого для местного населения мира, пришельцами, которым ненавистна культура и традиции автохтонов. «Идеологические нормы», установленные чужаками этого геопространства, по мнению Мозолевского, и стали причиной упадка, а затем и полной природной диффузии (растворения в пространстве) «не подпитанного соками этой земли скифского организма». Путешествие в загадочную Скифию заканчивается там, где проявляется максимум сакральности скифского мира — в кургане как геообразе, не принятом автохтонами.
«ВРАТА БЕССМЕРТИЯ»
Этот идеальный геообраз не дает покоя многим исследователям. Особенно тем, кто с арийским конгломератом связал «ингульскую культуру» XVII—XV вв. до н. э., причерноморско-степную, больше пастушескую, чем земледельческую. Спрашивается, зачем этим людям, как бы спрашивали они себя, столь проявившим себя в духовном смысле, понадобилось такое количество курганов (а также пирамид, кромлехов, зиккуратов etc), которые они строили и строили, усеяв ими все степное пространство? Оказалось, что это — своеобразная, дописьменная литература Юго-Восточной Европы. И в ней полно персонажей будущих мифов «Ригведы». И какой же основной миф материализован в этих книгах-курганах? Правильно: противоборство добра и зла! Чтобы преодолеть никчемность человека, чтобы милость богов склонить на свою сторону, главным героем арийского сообщества становится жрец, который... в ежегодном обряде самосожжения... на вершине кургана... обретал личное бессмертие и утверждал вечность, а соплеменники — простые вайшьи смиренно, со священным трепетом внимавшие смертельному шоу, проходили обряд очищения (кaтарсис), и вера уже никогда не покидала спасенного: «жрец на жертовной соломе / словожертвой обогатил славу / да услышит меня земля и небо / создавшие меня ради силы блага». Но спасался народ, а не личность... Курганы, воздвигнутые в «эпоху бронзы», ученые исследуют не одно столетие, но лишь к концу XX века им посчастливилось приблизиться к пониманию, что они представляют собой на самом деле. Сущность их оказалась емкой и удивительно актуальной. Тот, кому дана высшая власть, кто находится наверху идеократической пирамиды, приносит обществу благо — но только тогда, когда сам жертвует собой, и только — жертвует собой, и только сам, а не кто-то другой. С вершин степных причерноморских курганов, где совершался ритуал самосожжения, просматривается когорта Спасителей: Имир и Пуруша, Гандгарва й Матаришван, Зороастр, Будда, Прометей, Масляница, Адонис-Даонос, Данко, Христос. Среди современных «власть имущих» таких не проглядывается.
УСЛОВНО ПРИНУДИТЕЛЬНЫЙ ТРУД
Именно «труд», а не «результат труда». Процесс, а не его итог. Который имел целью уничтожить в человеке личность — способом, которому нет альтернативы: глобально мифологизируя окружающую среду. Для начала усложнили мировоззрение, имея целью сменить рациональный миф труженика-землепашца (светлые взгляды на земные реалии) на сложные лабиринты Страха и Трепета в его голове (беспросветный космос). Зачем — спрашивается?.. А-а... тогда жизнь человека, никчемного и раболепного, будет строго регламентирована и неусыпно контролирована. И — как итог безупречной (с точки зрения «власть имущих» и «жрецов смотрящих») жизнедеятельности — были обещаны ему «врата бессмертия», за которыми вечность. Эти врата мог открыть ему только брахман, существо высшей касты. Человеку в земных реалиях, если он не царь, не воин, не жрец, отводилась роль рабочего вола — и только. Воин-вождь-завоеватель, а не пахарь-производитель, жрец-пропагандист, а не Учитель-наставник знаково оконтурили горизонты бытия, сменив традиции.
ПОЧЕМУ У ТРИПОЛЬЦЕВ НЕ БЫЛО КУРГАНОВ?
Судя по расшифровке Кифишиным отдельных элементов письменности, образным идеалом счастья для трипольского человека был образ, который семантически обозначен понятием «кула» — семья. Подсечно-огневое земледелие, основная форма хозяйствования трипольцев, эффективно лишь в первой фазе — в дальнейшем почвы истощались, плодородие снижалось, ухудшалась вся экосистема. Чтобы избежать кризиса, трипольцы, будучи опытными земледельцами, нашли способ, который и сегодня рассматривают как рациональный, единственно возможный в тех условиях. Они нашли для себя временнoй цикл, который позволял успешно хозяйствовать на земле: каждые 30—40 лет они сжигали все вокруг (и свои трехуровневые дома-коттеджи в многотысячных селениях), и переходили на новое место, чтобы все «начать сначала». Дополним, в этой связи, и смысл понятия «сакральный». Основное его значение исходит из латин. sacrum: «священный». Уместно рассмотреть его как идущее от санскритского «cakra»: круг. То есть «свое», условно очерченное жизнеобеспечивающей средой пребывания и видимое глазу геопространство, есть «священное». Ритуал сжигания жилищ не означал «сжигания мостов» — жизнь продолжалась: в новых земных реалиях, но со старым идейным багажом. Смысл традиций заключался в том, что в каждом новом жилище трипольцев снова находились атрибуты свободных людей — предметы творчества, и на творчество у них хватало времени, а сами люди оставались верны предыдущим интенциям. Они, основанные на стремлении познать себя, свою сущность, очерчивали границы своего пребывания в мире гармонии семьей. Лишнего времени, чтобы строить никому в их обществе не нужные земляные наросты, у них не было: все забирала семья.
ИДЕАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ ГЕООБРАЗА
Состоит в том, что произошла рецепция мировоззренческих основ. Рационального, с опорой на потенциал уже осознанного Я, свои силы и ум, человека-земледельца «смешали с землей» почти что в буквальном смысле. Плуг пахаря перевернул пласт, которым накрылось Прошлое, — и умерла Личность. Вылепленным, словно Голем, оказался иной образец: конгломерат homo divinus contra rationalis — человек духовный, контраверсно умный, с противоречивым отношением к знанию, а главное — к познанию этого знания, и вместе с тем с иррациональным подсознанием, опеленавшим разум. Общий вывод такой: курганы есть обратная сторона медали случившейся индоариизации территории; антропогенизировав степное геопространство непонятной для автохтонов гигантоманией, новая идея придала ему черты иной выразительности — но и загадочности тоже.
