Прошлой весной моя тетя Клавдия Федоровна Павленко чуть ли не впервые в жизни освятила пасху по всем канонам. Мужественно отстояла всю всенощную, потому что у нее очень большие проблемы: коленный сустав на правой ноге нужно менять на искусственный... Но разве только нездоровье мешало встречать самый большой христианский праздник достойно? Не было и где. Тетя еще не родилась (она 1940 года), а в Манино уже закрыли последний храм. К жизни местные церкви начали возвращаться всего несколько лет назад.
Продолжение. Начало в «Дне» №189, 2 ноября 2007г.
ПЕРВАЯ ВСЕНОЩНАЯ ЗА... 70 ЛЕТ
Серебристые купола на дворе манинского храма святого великомученика Георгия Победоносца вызывают если не восторг, то чувство, которое можно назвать благоговением. Нечасто так близко видишь вещь, которая делает храм храмом, добавляет ему величия. Почтенные черные вороны похаживают меж куполов, словно напоминая о вечности жизни. И о том, что все возвращается на круги своя.
Обе манинские церкви (в селе есть еще до сих пор недействующий Христовоздвиженский храм) закрыли в 1938 году, передав на баланс... колхозов. В церкви, что в части Манино, которую прозвали Парижем (потому что колхоз носил имя «Парижская коммуна»), действовала мельница. В Георгиевской, что в центре села, устроили механическую мастерскую.
— Здесь земля на два метра вглубь была пропитана мазутом! — говорит тетя Клава, с которой мы направляемся на вечернюю службу.
На крыше не прекращают работу строители: спешат закончить до холодов. Огромный храм — больше, чем луцкий собор, — поражает не только размерами, но и величием. Есть что- то неповторимое в архитектуре старых русских храмов. Внешне они отличаются даже от тех старинных церквей в Западной Украине, которые дошли до наших времен. Крепкий, красного цвета кирпич будет держаться веками. Но внутри церковь поражает бедностью: просто побеленные стены, которые уже кое-где и облупились, и несколько недорогих икон... И цементный пол, от которого тянет могильным холодом...
Каким был этот храм, когда здесь, вероятно, крестили моего отца, уже некому рассказать. Времена богоборства на отцовской малой родине наступили значительно раньше, чем у нас в Украине. А времена возрождения духовности — значительно позже. Сегодня на Волыни нет, наверное, села, где бы не стоял свой храм, — в некоторых селах уже построено по несколько церквей, на каждый из патриархатов... В Манино же, как везде в российской глубинке, даже после «перестройки» церкви светились выбитыми окнами и дырами в крыше. Однако люди, которые возвращают себе веру, показались мне в этом стремлении более искренними. Только в 2003 году несколько преклонного возраста манинских женщин добились, что из Георгиевской церкви вывели колхозные трактора и вывезли мусор. Тетя Клава рассказывает, что землю, пропитанную мазутом, выдалбливали на два метра вглубь! Потом завозили чистую, укладывали щебень и цементировали... Свой батюшка в старинной воронежской слободе появился только два года назад: в родительскую субботу накануне Троицы отец Алексей Стариков отслужил первую литургию. Как обходились без Божьего храма до того?
— В Калач, кто хотел и мог, ездили. Батюшку оттуда иногда на похороны привозили... И пасху святил священник из райцентра, потому что нигде в округе не было открытого храма. А в Калаче один действовал все время. Перед Пасхой приезжал днем священник, освящал пасхи на дворе около церкви, но ведь это не так торжественно... Уже и не знаешь: то ли разговляться, то ли Христова Воскресения ждать?..
Тема церкви почти никогда не всплывала в воспоминаниях моего отца. Что говорить, когда из Манино он окончательно уехал в 22 года, будучи призванным на фронт, в начале Второй мировой войны. А оба храма уже давно на то время сменили, как говорят, ориентацию с духовной на производственную. Иногда, правда, вспоминал торжественную предрождественскую службу и святвечер, после которого по заснеженному и морозному Манино разносил кутю своим крестным. Но вопрос, были ли мои предки верующими людьми, по-видимому, не стоит. Были. Кто бы и ходил в два огромных манинских храма, если бы люди не верили в Бога?.. Один, Христовоздвиженский, был возведен еще в 1817 году. Другой, Святогеоргиевский, названный, вероятно, в честь первооснователей слободы, военных обывателей — украинских казаков и селян, охранявших тогдашнюю границу Российской империи, был построен в 1863 году. Храмы действительно величественные, построенные на века. Еще в хрущевские времена в селе было более 6 тысяч жителей (до Второй мировой — до восьми тысяч), теперь потенциальный приход не насчитывает и трех тысяч. За годы безбожия манинцы все же от Господа отошли. Поскольку во всей округе не было батюшки, установилась новая местная традиция: покойника проносят по улицам вокруг Святогеоргиевского храма и провожают на кладбище за селом по улице, прозванной «мертвой» (хотя на самом деле она называется Школьной). По «мертвой» провожают даже жителей, которые на этой улице жили. Сейчас есть свой священник, однако привычка приглашать его, чтобы отпеть покойника, приживается плохо. Хорошо, если пригласят певчих...
Молодому батюшке в Манино сразу же дали хороший дом, что для кое-кого стало и своеобразным предметом зависти. Несмотря на общий упадок экономики, дворы не пустуют: слобода находится на трассе, ведущей из Москвы через Воронеж в Волгоград. А плодородные черноземы (недалеко село Рудня, в котором земля признана мировым эталоном) привлекли сюда много переселенцев с бывших среднеазиатских советских республик и Казахстана. Немало и переселенцев из Украины, приезжавших в Манино на сезон: обрабатывать сахарную свеклу.
Вот и женщина, продающая в Святогеоргиевском храме свечи и принимающая записки, — из Гощанского района Ровенской области. Здесь вышла замуж, перевезла сюда и маму. Мама следит за порядком около одного из подсвечников. В огромном храме — всего с десяток прихожанок (будний же день). Преимущественно бабушки в теплых ботах, и все как одна — в серых носках из козьей шерсти. Кое-кто стоит на дощечках (пол же цементный). И двое детей — мальчик лет шести и младшая девочка в толстом платке, завязанном до самых глаз. Как низко склоняют они свои спинки, когда отец Алексей обходит храм с кадилом!
— Вот будут угоднички Божьи! — млеет Люба Диденко, живущая в хате моего прадеда Гриши.
Удивительно, но за годы безбожия и запустения полупустой и нынче храм не потерял своего величия и того, что называют намоленностью. И хотя в церкви всего несколько человек, служба правится так вдохновенно, так душевно поет хор... И так здесь хорошо молиться...
— Язык до Киева доведет! У нас так говорят... А у вас? — этими словами тетя Клава направляет меня с мужем в манинский «Париж» — ту часть села, которую от другой (так называемой России, потому что здесь был колхоз «Советская Россия») когда-то отделяла речка Манина.
Мы хотим увидеть церковь, которую называют «старой», — Христовоздвиженский храм было возведен за сто лет до революции, которую назовут Великой и участники которой очень быстро начнут церкви закрывать и уничтожать. Возможно, манинские храмы от полного разрушения уберегло только то, что село было основано в свое время переселенцами из Украины, генетически людьми верующими. А может, церкви просто построены на совесть: не так легко было бы подорвать. Да и власть, которая в довоенные времена их закрывала, «по-хозяйски» использовала под мельницу и мастерскую. Но то, чего не сделали люди, доделало время.
Купола «старой» церкви виднеются очень далеко. Мы идем по направлению к ней через огромный луг и ищем, где же здесь речка Манина. Неужели эта неглубокая канава?..
— Какие здесь были луга! — вспоминала моя троюродная сестра Шура Шамилова, у которой мы потом погостили в Калаче. — С весны до осени все утопало в цветах. А теперь все заросло амброзией... Речка была на сто метров в ширину! Одна учительница, которая разбиралась в мелиорации и предвидела последствия, писала письмо в Москву, просила не допустить такого осушения. Так ее просто обсмеяли.
В последние годы перед «перестройкой» эта часть села пережила настоящее возрождение. Строились фермы, жилые усадьбы. И хотя один из последних, уже при перестройке, председателей колхоза окончательно уничтожил хозяйство, которое только теперь начинает возрождаться, усадьбы хозяев, в жилах которых течет украинская хозяйственная кровь, привлекают совершенством, благополучием и порядком.
Собственно отсюда (здесь жила и семья моего отца по матери) и Манино начиналось. Не зря же первый храм возвели именно здесь. Но сейчас к церкви просто... не подойти. Такие заросли высоченных, переплетенных кустами деревьев перед входом и с боков, что нам пришлось немного побродить вокруг в поисках прохода. С тыла храма — галерея хозяйских риг с соломой, на привязи молодые бычки. Наконец через хозяйственный двор, разместившийся на церковном же дворе, доходим до стен. Через выбитые окна заглядываю внутрь. Церковь поражает большими размерами (не меньше, чем Святогеоргиевская) и величием, которое не сломили даже передовики колхозного производства. Но служба Божья отправится здесь не скоро. Хотя в Украине мы не раз слышим, что Московский патриархат тесно сотрудничает с властью, однако Божьи обители в такой российской глубинке восстанавливают сами приходы и благотворители.
Первым о местных храмах позаботился фермер Алексей Саренко. Моя тетя Клава рассказывает, что он всегда был верующим человеком.
— Бывает, стоишь на остановке, в Калач подъехать, он, если едет, никогда не проедет мимо — подвезет. И сам, и если с семьей ехал, все пели в дороге духовные песни. Красиво так пели! Он сам к Богу пришел и всю семью в веру обратил.
Саренко начинал со «старой» Христовоздвиженской церкви (потому что и сам родом из «Парижа»): починил крышу, установил купола, крест. Саренко первым в слободе, в самом центре, возвел дом, в который и сейчас на экскурсию водят приезжих. По нашим, даже волынским, меркам обычный двухэтажный кирпичный, оббитый пластиковой вагонкой дом (в «царском селе» под Луцком и не такие хоромы!). А для манинцев — настоящий дворец. Перекупила его бывшая работница сельпо, у которой уже есть сеть магазинов «Рождественский дом» и в благотворительности относительно храмов не особо замечена.
А потом произошел какой-то странный случай, о чем в Манино до сих пор говорят шепотом... Что-то (или кто-то?) заставило Саренко продать все хозяйство и в течение 24 часов покинуть село. Продал все за бесценок, жену и двоих детей вывез из села ночью. Сам фермер-благотворитель... постригся в монахи с именем Кирилл в Задонском монастыре (здесь нынче и его семья).
Другой манинский благотворитель Вячеслав Кравченко живет нынче в Воронеже: красивый родительский дом, за которым приглядывают соседи, недалеко от хаты моей тети Клавы. Этот меценат спонсирует возрождение Святогеоргиевской церкви. Отдает на церковь очень большую часть прибылей, нанял бригаду строителей.
Во время службы я обратила внимание на нескольких участников церковного хора. Четыре женщины, среди которых выделялась одна, и мужчина явно неславянского происхождения. Он же прислуживал и батюшке. Оказалось: переселенец из Казахстана, который в Манино женился на зубном враче.
— Принял веру нашу, и она за ним начала Богу молиться, — говорит тетя Клава.
Это их девочка так вдохновенно кланялась иконам в церкви... Супруги вместе с другими манинцами, которые (кто снова, а кто теперь) обратились в православную веру, часто бывают у отца Кирилла в Задонске. Монастырь (он в Липецкой области, в 90 километрах от Воронежа) знаменит тем, что имеет чудотворные мощи святого Тихона Задонского, чудотворную икону Владимирской Богоматери и животворящий источник.
— Купаются в нем и летом, и зимой, — пересказывает услышанное от «зубнихи» тетя Клава.
Меценат Кравченко в «губернской» столице имеет рыбный цех и другой бизнес. В Манино — магазин и бар в помещении напротив храма. Однако манинский бар (единственный, между прочим, на село с тремя тысячами населения) — это не то заведение, с которым мы ассоциируем это слово в Украине. Тесная комнатка со стойкой и тремя простыми деревянными столами, между которыми не протиснуться, примитивная светомузыка (как у нас в глухом селе на заре перестройки). И только с недавних пор (причем бар работает только вечером) здесь начали продавать спиртное. Не столько отсутствие церкви как духовного центра, сколько характерный для нынешней России порядок способствуют наличию (точнее — отсутствию) злачных мест. Мы ни разу ни в Манино, ни в Калаче не увидели на улице пьяного или человека с открытой бутылкой спиртного в руке.
Но о том, какие же порядки в российской глубинке и каких украинцев здесь... боятся, — в следующем репортаже с малой родины.
