То в Польше президентские выборы, и кандидаты боятся реакции электората. То Украина имеет свои замечания к надписям на обелиске. За эти годы начальник отдела охраны культурного наследия Луцкого совета Сергей ГОДЛЕВСКИЙ — как частное лицо — со своими молодыми помощниками-волонтерами уже обустроил не одно кладбище на территории Польши, где похоронены наши люди, часто это жертвы именно той братоубийственной бойни. Почему он это делает?
«ОТ БОЛЬШОЙ СЕМЬИ ОСТАЛСЯ ТОЛЬКО ДУХ»
Иосиф Георгиевич Струцюк, известный писатель, а с недавних пор — и почетный гражданин Луцка, и сегодня, через тридцать лет, не может подобрать слова, которыми мог бы выразить сотворенное неизвестными на исконном православном кладбище в еще княжеском селе Стрельцы. Оно — на полпути между Грубешовом и Холмом, и с детства он знал, что если выйти за село и взобраться на высокую гору, а на ней — на верхушку башни, которая стояла здесь, вероятно, еще со времен князя Даниила Галицкого (который, по преданию, и Стрельцы, и соседние Ратиборовичи основал как пограничную заставу для основанного им же Холма), то уже с той башни, с ее шпиля, можно было в хорошую погоду увидеть купола древнего православного храма в Холме...
Род Струцюков в этой местности обитал испокон веков. Поэтому и на местном кладбище были целые сектора с семейными захоронениями. Но когда в конце семидесятых годов прошлого века, через почти сорок лет после изгнания с родной земли (а село Стрельцы было первым сожженным польскими шовинистами в 1943-м селом на Холмщине и первым в ноябре 1944-го эвакуированным с Холмщины на Юг Украины), он с другими холмщаками побывал в Стрельцах, то был поражен увиденным.
— Слева на кладбище, как зайти, был похоронен мой род по отцу. По такому святому месту словно бульдозерами прошли, — вспоминает Иосиф Георгиевич. — Ни один крест не стоял, все свалили и сделали на том месте... свалку мусора. Валялся давний памятник с надписью — Лука Струцюк и с датой смерти — 1906 год. Может, и родственник... Я бы и не знал, где теперь лежат кости родных, если бы не покойный дед. Он был хорошим столяром, и нас в Стрельцах даже прозывали по-уличному Столярами... На могиле своей сестры поставил он крест из мореного дуба, который сохранился. Прочитал я надпись — Евдокия Струцюк, в замужестве Бондарук — и подумал: взять бы этот крест на плечи, как свой крест нес Иисус Христос, и пойти. А куда его нести, на Волынь?.. Потому что здесь, в Стрельцах, от Струцюков только дух остался.
Тогдашняя давняя поездка волынских холмщаков и их публикации в польской прессе способствовали по крайней мере тому, что в дальнейшем православное кладбище в Стрельцах и других (некогда украинских) селах уже не разрушали. Но хотя Сергей Годлевский со своими волонтерами и привел в божеский вид уже не одно место последнего приюта украинцев, однако до Стрельцов их руки еще не дошли.
— Меня Холмщина интересовала еще с детских лет, — говорит он. — В нашем селе на Гороховщине проживает немало так называемых переселенцев. Даже нашими соседями были... Меня интриговало это слово — переселенцы. Почему, откуда?.. А затем начал работать в государственной межведомственной комиссии по делам увековечения памяти жертв войн и политических репрессий, был ее региональным представителем. Меня попросили найти на территории соседней Польши и сфотографировать несколько мест, где похоронены украинцы, жертвы массовых убийств. Но оказалось, что таких захоронений много... Имеются данные о 367-ми селах. Фактически этнические противостояния начинались в 1938—1939 гг., когда происходила так называемая пацификация, разрушение украинских церквей. Потом — Вторая мировая война, операция «Висла»... Всякий раз страдали украинцы, которые там жили. Есть 56 сел на Холмщине, где массовые убийства украинцев по национальному признаку происходили в марте 1944 года.
— Какой эпизод, какая трагедия вас больше всего потрясли?
— Расстрелянная украинская свадьба в Варешине, что на Грубешовщине. Первым об этом мне рассказал Николай Антонович Онуфричук, который возглавляет на Волыни Общество «Холмщина». А затем я попал в то село и на кладбище увидел дату трагедии. На той свадьбе погибло 18 человек, почти вся свадьба. Ведь такие оказии тогда не были многолюдными. Пострадали из-за того, что жених как будто бы принадлежал к украинским повстанцам. Дом, где жила невеста, находился у леса. Когда приехал свадебный поезд, начали (по обычаю) выкупать невесту, то из леса выскочила засада... Поражает и то, что на месте некогда большого, многолюдного Варешина — в настоящее время маленькое польское село. До уничтожения, в 44-м, здесь было 270 дворов, из них в 230-и жили украинцы, в 30-и — поляки, несколько евреев... А теперь лишь 37 заселенных дворов и ни одного украинца. Похожая ситуация в Модрыне, в других селах. Но пострадали и поляки, которых переселяли на Мазуры, под немецкую границу. Они тоже боялись селиться в покинутые дома выселенных немцев, потому что не знали, надолго ли это. Так политика разрушала и жилища, и человеческие судьбы.
— Когда-то наши Стрельцы были густонаселенными, а теперь от них и четверти не осталось, — с грустью говорит Иосиф Струцюк. — Когда мы там жили, то было 140 домов украинских, 3 — польских и 7— в которых жили, как по-местному говорили, «муравьяки», то есть переселенные из Моравии. Еще моя мама жила на Муравьяках и по-моравски разговаривала, песни пела. А дед мой помнил, когда в Стрельцах поселились и поляки, и муравьяки. Православная церковь была с 1564 года...
МЕСТА ПОСЛЕДНЕГО, НО НЕСПОКОЙНОГО ПРИЮТА
Первое кладбище с захоронениями украинцев, которое Сергей Годлевский восстанавливал на территории современной Польши, было местом последнего приюта интернированных воинов армии Украинской Народной Республики в местечке Щеперно в Лодзьском воеводстве. В Польшу его пригласили харцеры, с которыми познакомился на Волыни: польские пионеры из города Згеж со своим руководителем Ярославом Гурецким уже в то время занимались поисками и восстановлением польских военных захоронений. А волынское село Костюхновка, что в Маневицком районе, является для поляков, кажется, тем, чем Умань для хасидов. Потому что здесь воевали легионеры армии Пилсудского в годы Первой мировой, здесь, считают, и начиналась польская независимость. Это теперь в Костюхновке оборудован мемориальный комплекс, восстановлено кладбище. А тогда эти работы только замышлялись.
— Военные лагеря для интернированных были разбросаны по всей Польше, — говорит Сергей. — Польша сама была бедной, только становилась на ноги. Но еще беднее были вояки УНР, которые ждали возвращения домой. Но в лагере «расцвел» брюшной тиф, много было умерших. Кладбище разрушили уже после Второй мировой войны, при коммунистической Польше, потому что на каждом цементном кресте был выбит трезуб. Это вызывало ассоциации с бандеровским движением. Сегодня в Щеперно облагорожена, может, двадцатая часть кладбища, небольшой такой сектор. Его, правда, обгородила местная власть, поляки, но мы вычищали, убирали, мыли памятники... И радует, что и переулок, который ведет на это кладбище, уже официально носит название — Украинский.
— Какие они, эти запущенные украинские кладбища, кто с вами их расчищает?
— Набираю волонтеров. Из студентов, просто молодых людей, которые хотят сделать благородное дело. Сначала ехали очень разные люди. Кто-то думал, что сможет пойти на закупки или что это будет своеобразная молодежная тусовка... Но в действительности приходится очень тяжело работать. Сначала это совершенно заброшенная территория, заросшая лесом. Если едешь по дороге, а в поле — лесок, наверняка, это украинское кладбище... Бывало, я входил на территорию одного такого места последнего приюта, а передо мной просто из-под ног... лиса выскочила! К этим кладбищам не подходили лет 50—60. А дерево является самым первым разрушителем надгробных памятников. Волонтеры, с какими бы чувствами и намерениями они не ехали в Польшу, возвращаются совсем другими людьми. Когда мы заканчиваем все работы, повязываем на кресты и памятники украинские рушники, зажигаем лампадки или свечи и идет служба Божья, то они стоят и просто плачут, плачут о, собственно говоря, чужих людях. Однако приходит осознание, что эти люди тоже были украинцами, они были просто людьми.
— Вас не пугают тени забытых предков?
— Меня, кстати, об этом часто спрашивают... Но никакие тени абсолютно не тревожат. Если бы я причинял вред покойным, что-то брал с кладбищ... Думаю, что погибшие, умершие люди видят нас и с того света. Но если в Стрельцах у кладбища сделали... свалку мусора?.. Нужно просто расчищать и все. Работаем же так: выбираем какой-то закоулок кладбища и начинается настоящий лесоповал. Бензопила, мачете, топоры... Отмечаем, где есть хоть какие-то признаки захоронений. Поднимаем заваленные надгробия. Знаете, это очень приятная работа!
— Надписи на памятниках на каком языке?
— На украинском и даже староукраинском. Захоронения же очень давние. Такие попадаются душевные надписи! Например: «Сей пам’ятник соорудив вдячний син для матері і для сестри своєї матері, яка подарувала йому клапоть землі...». И подпись: «Зі своєю родиною...», и перечисляются все родные.
ПРОСТИТЬ И ПОПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЯ НИКОГДА НЕ ПОЗДНО
Сергей Годлевский считает, что заботиться о кладбищах — это признак культурности нации. А он хотел бы, как говорит, быть культурным украинцем. Но так угодно истории, что восстанавливать места последнего приюта единоплеменников приходится сегодня на территории другого государства. Поэтому закономерен вопрос: а как воспринимают такие движения души нынешние хозяева этой земли?
— Я объехал всю Холмщину, и меня теперь иногда считают коренным холмщаком, хотя я им не являюсь. Делал уже 13 кладбищ. Но только один раз был крик в наш адрес из уст неадекватного человека. От поляков — и власти, и простых людей — мы всегда получали только помощь. В Мирче и войт, и директор школы способствуют во всем. У кого-то берешь газовую плиту, кто-то поделится фасолью, кто-то дешевле мясо продаст, так как нам надо кормить волонтеров... Наша работа побуждает к тому, что люди начинают меняться. Вот делали мы кладбище в Модрыне. Вокруг него был большой ров. Приходят несколько местных женщин и начинают убирать изо рва мусор. Говорят: наша мама когда-то сюда годами мусор сносила, поэтому мы должны его забрать. А в Вишневе нам просто не хватало двух бензопил, такое запущенное кладбище. Обратился к местному солтису. На следующий день пришли трое мужчин с собственными бензопилами, они срезали деревья, мы их поблагодарили. Все по-человечески.
— Ведь и поляки могут на Волыни посещать места последнего приюта своих единоплеменников, что и делают.
— В Польше есть Институт национальной памяти, который имеет до тридцати сотрудников только в одном Люблинском воеводстве. А по всей Польше?.. Он занимается захоронениями поляков по всему миру: от Турции до Аргентины. Они об этом заботятся, создают мемориалы. Мы о таком участии государства можем только мечтать. Но если ждать государственных программ, то может пройти и жизнь.
— Имеются ли на территории Польши захоронения бандеровцев?
— В селе Шиховичи на кладбище есть огромный массив таких захоронений. Рассказывали, что рядом, в селе Гильче, стояла так называемая Волынская сотня УПА. Бандеровцам, которые погибали, конечно, не могли устроить церемониальные похороны. Там уже были советы, и на кладбище убитого воина приносили тайно. Ведь бывало, что сотрудники НКВД могли и выкопать покойника, чтобы убедиться, кого же похоронили. А в селе Тихобуж имеется военное захоронение времен Первой мировой войны. Один из жителей, уже покойный Евгений Козак, мне рассказывал, что ночью в эти захоронения погребали убитых бандеровцев. Могилу сверху закладывали дерном, чтобы следа не было. 12 человек похоронили только при нем. А в Шиховичах, где лежат 28 украинских воинов, силами волынской власти еще в конце 90-х годов прошлого века обустроен небольшой мемориал.
Сельские же кладбища в сожженных селах люди не покинули добровольно. Их выгнали, выселили с родной земли. Умирали целые поколения, которые не имели доступа к местам последнего приюта родных. Это наша история, и хорошо, что мы теперь имеем возможность ее почтить.
Благодаря поддержке Волынской облгосадминистрации и Луцкого городского совета в селах Модрынь, Вишневе и Ласкове на территории Грубешовского уезда Республики Польша установлено 45 дубовых крестов на могилах украинцев, кладбища оградили металлическими коваными заборами.
