В Житомирском областном краеведческом музее в зале традиционного народного быта Полесья выставлены деревянные колоды-ульи, при помощи которых в этих местах добывали мед. Неоднократно созерцая их, автор считал, что в наши времена такие ульи остались только в музейных экспозициях. Однако, попав недавно в отдаленные села на севере Житомирщины (а значит, и Украины), удостоверился, что колодное пчеловодство еще живо.
«АДЖЕ ОУКРАДЕТ ХТО БОРТЬ...»
Исторические источники неоспоримо свидетельствуют — наши пращуры из восточнославянских племен весьма активно и успешно занимались добыванием меда диких пчел. Испокон веков эти насекомые гнездовались преимущественно в дуплах деревьев, чаще всего сосен. По одной из самых распространенных версий, именно такие пчелиные поселения называли бортями, т.е. такими, которые находятся в бору — сосновом лесу; а людей, которые занимались этим промыслом, соответственно стали называть бортниками. Со временем, указывает в своей книге «Берегиня» Василий Скуратовский, наши предки обнаружили, что при отборе меда выгоднее не разорять дупла, а хранить и охранять пчел в них. Еще позже стали сами выдалбливать борти в деревьях. В практику вошло и присвоение бортей, которые вместе с профессией передавались наследникам. Смотреть за пчелами учились с детства у родителей. Однако занятие это было слишком рискованным — в давние времена бортники нередко срывались с деревьев и разбивались насмерть. Поэтому тех, кто занимался этим промыслом, считали людьми отважными и смелыми, к ним относились с особым уважением. Хотя в процессе развития бортничества были изобретены и применялись различные вспомогательные орудия, в частности, так называемое лазиво, которые делали такое пчеловодство более безопасным.
Различные исторические документы подтверждают исключительно важную роль, которую играл в давние времена на славянских землях мед — им, в частности, выплачивали дань, вели оживленную торговлю с соседними странами, а с принятием христианства вместе с воском обеспечивали почти все обрядодейства. Из летописи известно, что попытка древнерусского князя Игоря взять с древлян, которые населяли север нынешней Житомирщины, дополнительную дань, в том числе в виде еще одной «колоды меда» с «подомного» (т.е. двора) стоила ему жизни.
Тех же, кто осмеливался украсть мед из чужой борти или в ообще разорить ее, подвергали строгому наказанию. В первом древнерусском письменном кодексе «Руская правда» Ярослава Мудрого (ХI век) один из параграфов отмечал: «Адже оукрадет хто борть, то 12 гривен продаже». Заметим при этом, что так им же штрафом карались и те, кто убил человека. Сборник законов «Устав Великого княжества Литовского» (как помним, были времена, когда часть украинских земель находилась под властью Литвы) во всех трех редакциях (1529, 1566 и 1588 годов) угрожал ворам меда смертной казнью.
С течением веков пчеловоды от подгнивших или поваленных ветром деревьев начали отделять (отрубать или отрезать) пчелиные гнезда. Получался природно-искусственный улей в виде колоды. Эти гнезда здесь же в лесу затягивали на деревья, а впоследствии начали в некоторых случаях прилаживать их на вырубленных участках-просеках, создавая таким образом лесные пасеки. Позже (согласно некоторых источников, где-то в ХVI веке) ульи-колоды уже изготовляли специально — пчеловоды вырезали из толстых деревьев полутораметровые заготовки и выжигали или выдалбливали в них гнезда для пчел. Эти ульи иногда называли дуплянками, кадубками, бездонками, и тому подобное. Однако до нынешнего времени, во всяком случае на Полесье, наиболее употребимым общим названием ульев- колод является борть, а тех, кто занимается добыванием из них меда, как и в давние времена, называют бортниками. Хотя с появлением колодного пчеловодства классическое бортничество, в первичном значении связанное с добычей меда диких пчел из дупел деревьев, начало постепенно приходить в упадок. А с изобретением в ХIХ веке рамочного улья (к сожалению, приоритет в этом выдающегося украинского пчеловода Петра Прокоповича не был своевременно закреплен официальными документами), он начал медленно, но непрестанно вытеснять борти. И колодное пчеловодство таки бы исчезло на территории Украины, если бы не упрямые полещуки.
«ПЧЕЛОВОД — ЭТО ТОТ ЖЕ МУЗЫКАНТ»
В селе Далета, что на самом севере Житомирщины (это неподалеку границы с Беларусью), проживает бортник Николай Алексеевич Кудря. Сейчас ему 60 лет. Медовым промыслом занимается чуть ли не 40 лет. По мнению директора Полесского естественного зароведника Сергея Жилы, который специально изучал ситуацию с бортничеством, Н. Кудря имеет все основания претендовать на главное место среди украинских и, возможно, не только украинских бортников. Как рассказал автору сам Н. Кудря, его пчелиное хозяйство состоит где-то из 120-ти бортей, расставленных на деревьях в окружающих лесах, и 10-ти — около избы. Начинал он с нескольких ульев, которые остались ему в наследство от отца. Но постепенно за счет подаренных, прикупленных у местных крестьян или изготовленных самостоятельно колод, расширял масштабы своего промысла, узнавал тонкости бортничества. «У мене був великий інтерес до пчіл (для сохранения колорита изречения старого бортника подаются в оригинале. — Авт. ). І треба, — выдает свой главный «секрет» Николай Алексеевич, — щоб пчеловода тягло до пчіл, як гармоніста до гармошки, а барабанщика до барабана. Бо пчеловод — це той же музикант: є в нього талант, то з такого буде пчеловод». И рассказывает: еще лет с 20 назад в окружающих селах на пять семей, которые занимались бортями, приходилась только одна не пчеловодческая. В лучшие годы, продолжает он, с одного улья за сезон можно было собрать до 20—30 килограммов меда. Было время, когда Н. Кудря возил продавать его в Овруч. Сейчас же заготовляет мед в основном для своих детей и внуков. А в последние две зимы из-за резких изменений погоды (холодной на теплую и наоборот) терял по 30-40 пчелиных семей.
Из двух его сыновей делом отца заинтересовался только младший Василий, которому сейчас 30 лет. Однако перед ними возникла жестокая проблема — нужно покидать Далету, поскольку, вследствие радиоактивного загрязнения после аварии на Чернобыльской АЭС, село подлежит обязательному выселению. Но старый бортник мечтает поселиться в соседней Селезивке и оттуда приезжать к своим пчелам. Если же оба выедут далеко, уверены и отец, и сын, их пчелиное хозяйство погибнет. Ибо даже если пчелы и останутся, их уничтожат воры дикого меда — они и сейчас в погоне за ним часто разоряют борти или прямо на деревьях, или сбрасывая их с деревьев на землю. «Нужно, чтобы была уголовная ответственность за уничтожение пчелиных семей, чтобы диких пчел охраняли и лесники», — взволнованно доказывал Н. Кудря. (И как здесь не вспомнить «Рускую правду» Ярослава Мудрого, о которой речь шла в начале этих заметок. — Авт. )
Расположенное в 18-ти километрах от Далеты село Селезивка обязательному выселению не подлежит. Здесь бортничеством занимаются с десяток пчеловодов. И в основном это люди преклонного возраста...
Один из них, 74-летний Адам Титович Андросович, продемонстрировал автору традиционные приемы обзора бортей на деревьях и сбора меда — ничего подобного ваш покорный слуга в жизни своей не видел, но ради сокращения изложения детальное описание этого процесса опустим. Но не вспомнить, как пожилой пчеловод не хуже профессионального верхолаза прытко взбирался на деревья, закреплялся на высоте метров с пять около ульев на лазиве (узенькой скамейке на крепкой бечевке с петлей), а потом на этом лазиве, как на парашюте, спускал сам себя на землю, было бы грехом... И особенно ввиду того, что и в нынешние времена не одиночны случаи падений бортников с деревьев, которые заканчивались трагически. Меда мы тогда не взяли — в осмотренных ульях не было его излишка, а бортники пчел не грабят. Уже дома Адам Титович угощал меня медом с ранее срезанных стольников и собственноручно выгнанной медовухой (вкусная водка, надо сказать, получается из дикого меда). А в застольной беседе роптал: беспокоит его, мол, судьба промысла, которому отданы почти 50 лет жизни (сейчас у Адама Титовича в окружающих лесах расставлены на соснах около 80-ти бортей). Сын его, который имеет с десяток своих колод, не проявляет к этому делу особого рвения. «На столі мед всі люблять, а ось клопотатися навколо бортей, лазити по деревах не у всіх бажання вистачає. Боюсь, що скоро таких, як я, і тут не буде», — закончил на минорной ноте свои размышления пчеловод-ветеран.
ОСТАНУТСЯ ЛИ ОНИ?
Кроме упомянутых сел Далета и Селезивка, борти и бортников можно встретить еще в некоторых селах Овручского и Олевского районов Житомирской области (особенно расположенных по берегам речки Уборть) а также в отдельных полесских районах соседней Ровенщины. Однако с каждым годом охочих заниматься этим промыслом, уменьшается: забот с бортями много, а особой прибыли они не дают, да и надлежащей правовой защиты в виде специального законодательства бортничество не имеет. В ближайшее время, считает уже упомянутый С.Жила, мы можем потерять и многовековой опыт содержания пчел в ульях-колодах, и бесценный генофонд местной полесской пчелы, чрезвычайно зимостойкой и адаптированной к местному медосбору и климатическим условиям Полесья, которая играет выдающуюся роль в опылении здешней флоры. А поэтому, доказывает он, необходимо принять экстренные меры для охраны данной популяции пчел, которая нуждается в соответствующей финансовой поддержке.
Кстати заметим, что некоторые международные экологические организации выделяли специальные гранты для бортников Мордовии (это в России. — Авт. ), чтобы те хранили свои борти и бортевых пчел. Однако до Украины подобные гранты почему-то не дошли.
В свою очередь, видится, что при соответствующей рекламе уникальный промысел может привлечь к северным районам Украины внимание охочих к экзотике заграничных туристов. И тогда, кроме меда, бортничество может дать существенную прибыль в валюте.
Однако, думается, дело не только в сохранении генофонда диких пчел и инвалюте — потеряв бортников и бортничество, мы можем лишиться чего-то неизмеримо более важного не столько в материальном, сколько в духовном измерении.
