Конец пятидесятых годов. Николай Михайлович Амосов, инженер и врач, создатель первого отечественного аппарата искусственного кровообращения, у своего детища. Благодаря новому методу возможности кардиохирургии радикально изменились. Вот и редкостное фото военврача Н. Амосова, ведущего хирурга полевого подвижного госпиталя. Рядом — написанные и изданные спустя годы записки фронтового хирурга «ППГ 2266», ставшие откровением правдоискательства, как и потрясшие мир и переведенные на десятки языков амосовские «Мысли и сердце». В этих записках Николай Михайлович с пронзительной любовью поведал о своих пациентах той поры, об их стойкости и долготерпении в час тяжких испытаний после ранений. Удивительная скульптура хирурга работы Ивана Кавалеридзе, передающая молодую энергию Амосова. Николай Михайлович у рентгеновского снимка перед операцией — в организованной им киевской клинике.
Таковы отдельные фрагменты новой экспозиции в Национальном музее медицины Украины, посвященной памяти великого человека. Есть какой-то щемящий аккорд в том, что зодчий и неизменный руководитель замечательного музея, лауреат Государственной премии Украины, профессор Александр Абрамович Грандо совсем недавно (в июле) покинувший этот мир, особенно спешил с открытием именно этого мемориального уголка. И не только в силу непреходящей значимости вклада Николая Михайловича Амосова в летопись современной Украины. Дело в том, что нравственное единение двух страстотерпцев — Амосова и Грандо — глубоко трогательно. Впервые два военных врача встретились на прифронтовой дороге зимой сорок пятого года в Восточной Пруссии. Быть может, после Сталинграда это были самые тяжелые бои. Майор медицинской службы Александр Грандо вел автоколонну с ранеными, перехватывая и используя для эвакуации машины после разгрузки снарядов. «Погода была жуткая, ночь, сильный ветер и моросящий дождь, — вспоминал он. — По мере разгрузки у меня оставалось еще много солдат — около пяти-шести «Студебеккеров», а полевых госпиталей впереди всего три-четыре. Состояние большинства раненых было тяжелым, и хотя все госпитали принимали их в соответствии с предписанием, несмотря на уже полную перегрузку, каждый начальник госпиталя или ведущий хирург готовы были принять даже сверх нормы, лишь бы не самых тяжелых. Тяжелые, нетранспортабельные раненые осложняли работу, ограничивали мобильность. И вот очередной полевой госпиталь. Ведущий хирург, вышедший нам навстречу, мне показался человеком суровым, и я уже подумал, что сверх того количества, которое ему определено, он не возьмет. Но когда он лично, в каждой машине, осмотрел раненых и оценил их состояние, то без всяких обсуждений и просьб принял именно тяжелых. Надо сказать, что не только на меня, но и на фельдшеров произвела впечатление личность хирурга, действительно это оказался врач, который исходил прежде всего из интересов раненых.
Я этот случай запомнил. Спустя двадцать лет, на встрече у профессора Михаила Исидоровича Коломийченко, я с интересом слушал воспоминания военных хирургов и уловил нечто знакомое в словах академика Амосова. Разговорившись, мы довольно четко восстановили в памяти этот эпизод. После этого Николай Михайлович сказал, что теперь можно считать — мы в Киеве самые старые знакомые».
Так возникла дружба. Перед официальным открытием музея, вечером 25 октября 1982 года, Грандо пригласил Амосова в молчаливый дворец и попросил стать первым посетителем необычных анфилад истории в стенах бывшего Анатомического театра. Николай Михайлович долго в тишине ходил по освещенным залам, всматривался в черты предшественников — ведь как раз тут были впервые воссозданы фигуры знаменитостей киевской хирургии XIX столетия Николая Ивановича Пирогова и Владимира Афанасьевича Караваева. Перед Амосовым лежал фолиант с белоснежными листами — том будущей хроники музея в отзывах о нем. «Приятно начинать эту книгу первой записью, — написал Николай Михайлович. — Не могу найти подходящих эпитетов, чтобы выразить свое восхищение Музеем медицины Украины. Ничего подобного никогда не видел, хотя смотрел в жизни очень много музеев».
Закономерно, что на карте столицы теперь значится улица Амосова, что Институт сердечно-сосудистой хирургии, живое наследие Николая Михайловича, носит его имя. Впрочем, в народе аскетическое здание на Батыевой горе так всегда и называли — «институт Амосова», даже на маршрутках имелась эта надпись, обогнавшая время. О хирурге, писателе, кибернетике, общественном деятеле напоминает и мемориальная доска на фасаде дома, где он жил, по ул. Богдана Хмельницкого, 42. В двух кварталах от Музея медицины.
— Мне довелось присутствовать при встречах Александра Абрамовича Грандо и Екатерины Николаевны Амосовой, выдающегося врача-кардиолога, дочери Николая Михайловича, когда зародилась мысль об экспозиции, — рассказывает старший научный сотрудник музея Вера Сергеевна Степанова. — Тронуло, с какой нежностью и заинтересованностью они обсуждали замысел, рассматривали и отбирали реликвии. Экспонируется всего двенадцать фотографий. Плюс некоторые инструменты академика Амосова, изобретенные им первые в мире атромботические искусственные сердечные клапаны. Свой вклад в предоставление необходимых документов, моделей внес и коллектив амосовского института, в частности, многолетний секретарь Николая Михайловича Анна Ивановна Телепова. А эпиграфом служат слова Н. Амосова о том, что если бы пришлось снова прокладывать жизненный путь, он бы опять избрал хирургию, философию, кибернетику, литературу. Строки эти скрепляют и стенд, и удачный панорамный фотоколлаж, на котором синтезирован ход жизни Амосова — героя войны и мира в различные ее сроки.
Профессор Грандо мечтал о расширении музея. Чтобы можно было объять самое свежее, самое животрепещущее и интригующее в нынешней науке, достойно представить приходящие на смену друг другу поколения ученых и врачей уже нашего времени. Кроме того, и само это старинное здание, архитектурное украшение Киева, требует ремонта, капитальной модернизации в соответствии с требованиями сегодняшнего дня. Спору нет, это популярный музей, нисколько не утративший своей эмоциональной, просветительной и педагогической притягательности и сейчас. Однако он нуждается во «втором дыхании», и это предвидел А. Грандо, оставив в своей последней книге «Немного о прошлом» такие строки: «Тот, кто придет после меня, будет другим, лучше или хуже, но другим. И я хотел бы, чтобы он унаследовал от меня глубокое уважение к богатой истории медицины Украины, которую мы еще недостаточно хорошо знаем». Фактически это напутствие: и дальше хранить и обогащать драгоценные скрижали истории.
