Когда нужно назвать высокие имена — символы Украины, — вспоминаем прежде всего поэтов. Тарас Шевченко. Иван Франко. Леся Украинка. Это — абсолют национального творческого духа. Но есть в истории Украины, как и в истории многих народов, другие, параллельные ряды созвучных имен, вершин высокогорной становой гряды. Вот еще одна из них. Карп Соленик... Михаил Щепкин... Панас Саксаганский... Мария Заньковецкая... Амвросий Бучма... Они не только великие актеры. Они те, кто, при разных исторических обстоятельствах, в разных художественных ипостасях, представлял мировой гений своего народа, утверждал его творческую жизнеспособность и достоинство.
Пока живет народ, духовное горообразование продолжается. Горы зовут, но они и обязывают.
Именно в этом высоком ключе, мне кажется, должна идти речь о Богдане Ступке.
Богдан Ступка уже давно и неоспоримо находился в кругу крупнейших актеров современности. И в непосредственном значении — широкими связями, общением, нередко сотрудничеством, — и в символическом: степенью признания в мире театра. Но и среди этих баловней судьбы, любимцев Мельпомены и Талии, далеко не все обладают такими, как у него, диапазоном и неутомимостью актерского дыхания. Уже сам перечень ролей, сыгранных им в театре и кино, поражает. Допустим, были среди них и изначально второстепенные, «преходящие», навязанными продюсерами (в кино, например) и принятые, как говорится, из лицедейского любопытства или по житейским мотивам, — но и они переставали быть второстепенными или «преходящими», как только начиналась игра этого актера: и они становились большими или меньшими художественными актами. А что уж говорить о крупных ролях мирового и украинского театра, за которыми тянется длинный шлейф и гипнотизирующих, и дисциплинирующих, и стимулирующих, и обезоруживающих традиций — и для которых Богдан Ступка все равно находил (потому что к этому призван!) свое мужественное сценическое решение.
Когда пытаешься представить неисчерпаемое многообразие созданных Богданом Ступкой образов (подчас «взаимоотрицающих» с точки зрения актерского амплуа: сравним хотя бы Николая Задорожного и Афанасия Ивановича Шпоньку или Тевье-Тевеля и Зигмунда Фрейда, не говоря о ролях в кино), — создается впечатление его ненасытной актерской жадности. Но, наверное, это и что-то большее. Возможно, нескончаемое самопознание и самосозидание самого актера.
В каждой роли он приобщался к другой жизни, с каждой сыгранной ролью сам рос, увеличивал свой потенциал, который не выветривался после действа, а становился его сильным душевным потенциалом, — а следовательно, расширял его возможности в дальнейшем.
Отсюда — своеобразная творческая экспансия. Спонтанное расширение собственного жизненного пространства. Творение своей жизненной судьбы в бесконечность. Но сколько здесь препятствий, сколько трагической нереализованности для каждого актера! Вот и Богдан Ступка: мечтал о себе как Пер Гюнте, как Дон Кихоте, как Шейлоке... Но этого не случилось. Для него. И для нас. И да простится такая дерзкая, напрасная мысль: ни Пер Гюнт, ни Дон Кихот, ни Шейлок не стали «полными», потому что их не сыграл Богдан Ступка. (Конечно, их будут «наполнять» другие великие актеры: так всегда было и будет в истории театра.)
...Талант Богдана Ступки уникален еще и тем, что он у него никогда не «отдыхал». То есть жил не только на сцене, в театральных ролях, но и в личной житейской «роли» его самого. Кому приходилось видеть Богдана Ступку — Богдана Сильвестровича, Бодю — в роли самого себя, согласятся, что это роль высочайшего уровня, и она безбрежна. Бурный поток импровизаций, остроумие, молниеносность реакции, доброта, юмор, понимание ситуации и партнеров, искренность — сколько радости вносил он в житейские будни!
Мы обеднели без него. Он не хотел покидать нас. Он знал, что его любят. Но что так любят! Если бы он мог видеть, как люди с ним прощались...
