Кажется, что 19 января 2009 года, когда информационные агентства передали новость о злодейском, циничном убийстве в Москве на Пречистенке гражданки Украины Анастасии Бабуровой, пятикурсницы факультета журналистики МГУ, но уже известной в Москве журналистки с собственным именем, вся страна должна была всколыхнуться. И задуматься — почему лучшие и наиболее перспективные люди Украины по-прежнему находят себе применение не на родной земле, а вынуждены искать счастья в другой стране, и там, руководствуясь собственным благородным мировоззрением, готовы отдавать силы, знания и саму жизнь за имидж чужого государства.
Отстрелявшись, киллер снял маску и спокойно вошел в метро, где его зафиксировали камеры слежения, но это отнюдь не прибавило шансов найти его. Он видимо, точно знает, как мало для него угроз в такой стране. Если проанализировать картину сотен политических убийств в России в последнее время, то станет ясно — идет необъявленная война России фашисткой против России демократической. В стране, в которой стало правилом представителей демократических движений называть «демшизой», организован физический отстрел активистов прогрессивных политических движений. Адвокат Маркелов и Настя Бабурова просто очередные и не последние жертвы в этой войне. В материале журналиста Гая Чейзана из The Wall Street Journal сказано, что «Россия — одно из самых опасных для журналистов мест в мире. А самое опасное в России место для журналистов — это «Новая газета». Интернет-справочник «Википедия» поставил Настю Бабурову в список убитых сотрудников «Новой газеты»; ее предшественники — Юрий Щекочихин, Анна Политковская, Сергей Золовкин, Виктор Попков, Игорь Домников, Светлана Орлюк. Это только из одной газеты! А в целом их — убитых журналистов, политиков, банкиров, просто активистов демократических движений — уже тысячи, и российское государство не отвечает на насущные вопросы — кто убил, кто заказал, почему никто не найден и до сих пор не наказан?
Акции протестов от Москвы докатились до цивилизованной Европы, и даже в Риме прошли демонстрации в поддержку дела Маркелова и Бабуровой. Отцу и маме Насти, Эдуарду Федоровичу и Ларисе Ивановне Бабуровым, — у которых погибшая журналистка была единственным и безмерно любимым ребенком! — высказали соболезнование Президент Украины Виктор Ющенко, ректор МГУ Виктор Садовничий и декан факультета журналистики Елена Вартанова, редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, коллектив газеты «День». Однако поражает молчание политических партий и блоков, общественных движений и организаций, журналистского сообщества. Наконец, в то время, как сотрудники редакций Крыма, объединяющиеся в «Ассоциацию свободных журналистов», выдвинули требование наказать убийц (см. «Журналисты Крыма требуют от власти России наказать виновных в смерти Анастасии Бабуровой» — «День», № 11, вторник, 27 января 2009 года), журналисты Севастополя, откуда родом и где двадцать лет жила и училась Настя Бабурова, за исключением отдельных материалов, не подняли свой коллективный голос в защиту землячки, но озаботились собственной безопасностью (см. «Севастопольские журналисты нуждаются в серьезной правовой и физической защите» — «Слава Севастополя» № 17, 31 января 2009 года).
«Слава Севастополя», что делает ей честь, опубликовала о Насте статью ее классного руководителя Евгении Ситниковой, но разместила этот текст только в бумажной версии газеты, распространяемой в городе, и не решилась выставить его на сайт, где его можно было бы найти и прочитать во всем мире, в том числе и в Москве. Поисковик же на сайте газеты по фамилии убитой Бабуровой выдает только текст о том, что журналисты Севастополя якобы в опасности. Какая опасность, если почти все городские «акулы пера» там ангажированы если не одной, так другой ветвью власти, и опасность состоит именно в этом?
НАСТЯ ВЕРНУЛАСЬ ДОМОЙ
Эдуард Федорович Бабуров говорит, что в их семье лето 2009 года ожидалось как самое счастливое — Настя должна была уже получить диплом МГУ и обещала на месяц-полтора приехать, наконец, домой, где она не была вот уже полтора года. Папа хотел съездить к ней на Новый год, но Настя отговорила, обещала приехать сама. Родители планировали устроить любимой дочери праздник, копили деньги, чтобы сделать дочери подарок — купить ей если не квартиру, то хотя бы комнату в Москве, чтобы Настя, упорно пытавшаяся сама решать свои проблемы и отказывавшаяся принимать помощь родителей, могла спокойно работать.
Но судьба распорядилась иначе. Уже в декабре 2008 года в жизни Насти наступил тяжелый период, а январь 2009-го стал трагическим. Во время попыток группы антифашистов, в которой была и Настя, протестовать против выселения из Москвы группы нелегальных среднеазиатских мигрантов ее задержала московская милиция и продержала всю ночь в отделении. Позже, отчасти и из-за этого, Настю с несправедливым обвинением, известным теперь всему интернету, освободили («по собственному желанию»!) из редакции ОАО «Известия». В этот же день — 17 декабря 2008 года — Настя написала в «Живом журнале»: «Бросила курить, наконец, уволилась. Устала от ЖЖ, хочется писать по-другому». Как утверждает ее отец, угрожали не только Станиславу Маркелову, угрозы получала и Настя, и 13 января дочь направила им по электронной почте самое краткое письмо: «Здравствуйте, дорогие родители. Как вы там? Можно я вас попрошу — любите меня, пожалуйста!» Родители прочли это письмо 15 января. Их дочери оставалось жить четыре дня. Эдуард Федорович говорит: «Я теперь воспринимаю эти ее слова, как просьбу — «Помните меня, пожалуйста!» Настя, считают родители, с ее глубоким и аналитическим умом, предчувствовала трагедию. Она уже привыкла к тому, что жестокая реальность всегда противостояла ее стремлениям. Возможно, и поэтому тоже, она, будучи кандидатом в мастера спорта по шахматам, забросила шахматную доску и занялась восточными единоборствами и самбо, чтобы быть в состоянии самой защитить себя. С одной стороны, в ЖЖ она писала «Хочу быть бессмертной и любить бессмертного», а с другой, как вспоминает ее мама Лариса Ивановна, Настя ей сказала однажды: «Мама, я долго не проживу!»
Существует две версии гибели Насти Бабуровой. Согласно одной, киллер, как полагают, имел задание убить не только Станислава Маркелова, адвоката семьи Кунгаевых, но и приказ устранить Настю Бабурову, журналистку «Новой газеты», которая взяла у адвоката пространное интервью о деле полковника Буданова. Убить его, интервью, можно было, конечно, только вместе с Настей. Эту версию подтверждает тот факт, что оба они убиты одним подлым способом тюремных расстрелов, практиковавшимся еще в НКВД, — Настя тоже поражена пулей в затылок.
Вторая версия исходит от одного их свидетелей убийства на Пречистенке, который утверждает, что Настя, владевшая приемами самозащиты, бросилась на киллера и хотела не то защитить Маркелова, не то себя, но не успела. Но тогда она была бы поражена пулей не в затылок. Однако все люди, знавшие Настю, с кем приходилось беседовать в Севастополе, говорят, что обе версии могут быть правдивы одновременно. Зная настойчивость Насти, они утверждают, что воспрепятствовать публикации интервью, если бы она его подготовила, могла только ее смерть. Во-вторых, зная смелость Насти, ее стремление все решать самой, даже вопросы своей физической защиты, считают, что она вполне могла броситься даже на киллера с пистолетом. И тогда, выстрелив сначала в Маркелова, ему пришлось изрядно извернуться, чтобы выстрелить Насте тоже в голову. Однако, ни в коем случае Настя не была случайной жертвой, как успели написать некоторые аналитики.
Виктор Ерофеев писал: «Стоя рядом с ее гробом на похоронной службе в Москве, я подумал, что киллер в маске, убивший эту двадцатипятилетнюю женщину в самом центре города неподалеку от Храма Христа Спасителя, целился не столько в нее, сколько в будущее самой России. Читая ее блог, слушая рассказы ее друзей, разговаривая с деканом факультета журналистики, где она училась, я отчетливо понял: России нужны такие молодые люди. И слава Богу, что они у нас есть и... что у нас была Настя. Настя открыто высказывалась в печати против современников с фашистскими или околофашистскими взглядами. Недавно она побывала в Швеции и вернулась, воодушевленная свободами и возможностями европейской цивилизации. Настя погибла как герой... На маленьком российском флаге, прикрепленном к стене дома, рядом с которым они были застрелены, я увидел надпись: «Они погибли за свободу России». Такие слова обычно говорят только во времена войны. Или когда свободу у страны отнимают... А что же Настя, которая боролась за создание привлекательного имиджа России в мире? Будь я православным епископом, то провозгласил бы ее скорее святой...» Мама Насти, прочитав эти слова известного писателя, расплакалась и прошептала «Спасибо вам, Виктор Ерофеев!» Очень высокая оценка. Но именитый автор не учел одного — Россия, не спросясь, волей обстоятельств, забрала дочь Украины, гражданку нашей страны Настю Бабурову к себе, и теперь ее называют российской журналисткой и констатируют, что она погибла за свободу России. Но нужно уточнить — за свободу только демократической России. Обидно, ведь Настя в такой же степени погибла и за свободу демократической Украины. Она погибла за свободу для нас от той реакционной России, с представителями которой она боролась, в равной степени и за союз прогрессивной Украины с прогрессивной Россией, которая рано или поздно — мы верим, иначе украинцы не вставали бы так уверенно в ряды российских борцов в Москве — победит Россию недемократическую!
Настю отпевали во Владимирском соборе Севастополя, который служит усыпальницей русских адмиралов Нахимова, Истомина, Корнилова и Лазарева, как достойную героиню. Всего в сотне метров от собора расположен ее дом, куда ее родители переехали, когда Насте было четыре года. Она гуляла здесь и выросла во дворе, где в доме по соседству когда-то жил лейтенант Шмидт. Во время отпевания журналистки на улице шел моросящий дождь... Настя, наконец, вернулась домой. Но безрадостным было ее возвращение... Почему так вышло, можно понять, только детально изучив, как жила и к чему стремилась Настя Бабурова...
«НАМ И ВАМ НЕЛЬЗЯ «ОТСИДЕТЬСЯ В КУСТАХ»
Лариса Ивановна Бабурова — родом из Харьковской области. Ее отец — Иван Афанасьевич Глотов — защитник Севастополя, раненым попал в плен к немцам вместе с тысячами покинутых командованием воинов. Артиллерийская батарея, в которой он был связистом и заместителем политрука, сопротивлялась до последнего, но немцы их, уже даже безоружных, травили газами, выжигали из равелина огнеметами, пока, бессознательных, не взяли в плен. Подлечившись, Иван Глотов несколько раз бежал из плена, был освобожден советскими войсками. Проверка показала его невиновность. После войны преподавал в школе русский язык и литературу, а мама Ларисы там же учила детей украинскому языку и литературе. После войны Иван Афанасьевич гордился своим участием в боях за Севастополь, часто приезжал в город, который был для него священным, как на праздник, ходил по местам боев — на Сахарную головку, на Мекензиевы горы. Он считал за честь устроить свою дочь в Севастопольский техникум. Лариса закончила школу в 15 лет, и документы из техникума два раза возвращали, но когда приняли, отец очень гордился этим. Она закончила техникум по редкой для девочки специальности «холодная обработка металлов резанием», работала в городе, а потом отец настоял, чтобы она поступила в Севастопольский приборостроительный институт на радиотехнический факультет, так как в войну сам был связистом. Сейчас она преподает важнейшую дисциплину «Организация производства» студентам Севастопольского университета ядерной энергии и промышленности.
Эдуард Федорович, отец Насти, родом из Винницкой области. После окончания Одесского политехнического института работал в Бельцах (Молдавия), на объединении имени Ленина, изготавливающем гидроакустическую аппаратуру для флота всего Советского Союза. Он часто бывал в Севастополе в командировках и позже поступил в аспирантуру Севастопольского приборостроительного института.
— Первой моей дипломницей и была Лариса Ивановна! — рассказывает Эдуард Федорович.
Он был преподавателем, ассистентом, защитил кандидатскую, потом докторскую диссертации, стал доцентом, потом профессором. Преподает много интереснейших дисциплин — радиоавтоматику, статистическую радиотехнику, устройства приема и обработки сигналов и другие...
Настя родилась 30 ноября 1983 года в роддоме на Северной стороне.
С четырех лет маленькая Настя изучала английский язык на курсах в Доме офицеров. Грамматику английского, говорит отец, она знала раньше, чем грамматику русского. Потом родители определили ее в старейшую и наиболее авторитетную в городе спецшколу № 3, с углубленным изучением английского языка. До сих пор у них сохранились ее детские рисунки и сказки, сочиненные ею в начальных классах, написанные детским почерком, но уже совсем без ошибок. С пятого класса Настя стала изучать еще и французский язык, и уже через несколько лет могла бегло изъясняться на нем с папиным коллегой, который преподавал французский в Африке и знал его в совершенстве.
На одно лето Настя поехала в Харьковскую область, в село, к родственникам мамы, и за лето выучила украинский язык. Хотя в севастопольской школе его вообще не преподавали, она «мову» не забыла, и даже в 2008 году не только писала родителям письма на родном языке, но, как вспоминает Лариса Ивановна, просила и родителей также писать ей по-украински. Настя часто называла маму ласково «ненькой», и это очень нравилось всем в доме. «У Настеньки был талант к языкам!» — говорит мама сквозь слезы.
— Мы очень признательны Президенту Украины Виктору Андреевичу, — говорит Лариса Ивановна, — за то, что он поступил по-человечески, нашел для нас с мужем проникновенные, искренние и теплые слова, смог хоть немного приободрить нас. Мы очень ценим это. Мы послали Президенту Ющенко ответную телеграмму, в которой поблагодарили его за участие, мы ценим его уважение и понимание нашего горя...
— Много теплых слов сказал нам от имени коллектива редакции «Новой газеты» ее главный редактор Дмитрий Муратов, — рассказывает Эдуард Федорович. — Мы очень признательны коллегам Насти за это. Редактор говорил, что нам собирался позвонить и президент России Дмитрий Медведев, однако не позвонил. Я думаю, что его позднюю реакцию на это событие и его позицию невмешательства нельзя объяснить желанием не давить на следствие, как он это делает. Молчание — это тоже позиция, — да еще и какая позиция! — и заказчики этого убийства, скорее всего, поняли ее для себя как молчаливое одобрение. Отстраненность государства от борьбы с политическими убийствами является для них поощрением, она способствует этой практике...
— Это страшная и тяжелая утрата для нас, — продолжает Эдуард Федорович. — Я во многом жил ради дочери. Но теперь смысл жизни для меня лично утерян...
— В нашей комнате теперь постоянно стоят два портрета Насти, — рассказывает Лариса Ивановна, — вечером мы прощаемся с дочерью, на ночь кое-как забываемся, утром здороваемся с ней, и помним весь день, плачем время от времени каждый день, нас ничто не может утешить. Конечно, убийцу надо найти, я не верю, что его нельзя найти, ведь есть даже свидетели, видевшие его, — говорит она, и в словах ее сквозит столько святой и наивной материнской веры в справедливость, в добро, что забыть этого нельзя...
— Я не хочу разрушать твою святую веру, но я думаю, — тихо возражает жене Эдуард Федорович, — что его никто и искать не будет, и все канет в Лету, как во многих предыдущих случаях. Да и дело не в убийце, а в том, кто его послал. Слишком опасные для нынешней России это были дела, которые вел Маркелов, и за которые взялась наша Настя...
— Мне хотелось бы обратиться через вашу газету к русским людям, — говорит Лариса Ивановна. — Люди, будьте решительны в борьбе со злом, не давайте ему победить, будьте мужественными, в таких случаях опасности надо всем миром объединиться, всем вместе восставать против зла, против фашизма, опасность которого понимала наша Настя. Нам и вам нельзя «отсидеться в кустах», поскольку фашизм после того, как отстреляет лучших из вас и из нас, начнет стрелять во всех остальных, они никого не пощадят...
«ЕЖ» И «ЕЖАТА»
В шутку Настя и ее подруги свою классную руководительницу Евгению Жановну Ситникову называли «Еж», а себя «ежата». Евгения Ситникова, известный и уважаемый учитель в Севастополе, может рассказывать про «ежат», выпущенных ею в свет в 2000 году, часами.
— Настя Бабурова была ученицей очень скромной, скрытной, молчаливой, в то же время очень доброжелательной. Кроме изучения языков, она увлекалась не свойственными девочкам занятиями — стала кандидатом в мастера спорта по шахматам, побеждала даже в мужских турнирах, ездила на соревнования в Москву. Отец гордился ею необыкновенно. Настя была очень прилежной и ответственной. За время учебы в школе она ни разу не пришла на урок неподготовленной. Она была девушкой недюжинного ума. Настя часто ходила заниматься в библиотеку Льва Толстого, сама изучала все предметы — языки, экономику, литературу. Последний класс она закончила фактически по собственной программе, которая была гораздо шире школьной...
— Помню, Настя написала несколько сложных сочинений по «Герою нашего времени» Лермонтова, — продолжает неторопливый рассказ Евгения Жановна, — эти сочинения были о том, что «Герой нашего времени» — это первый идеологический роман в русской литературе, и что «Фаталист» — самая важная глава в этом произведении. Тогда так трактовать Лермонтова было совсем не принято! Настя считала, что это первый роман о том, как человек добровольно противопоставляет себя судьбе, как пытается опровергнуть то, что его судьба предопределена всевышним заранее, и сам начинает творить свою жизнь...
Я перечитал уже подзабытый роман Лермонтова, и неожиданно на нескольких страницах увидел и судьбу самой Насти, и оценку всех нас, оставшихся в живых. Настя Бабурова в своих исканиях и в противостоянии судьбе — это, несомненно, сам Печорин, но теперь она уже герой нашего времени; однако по фатализму своей судьбы она — это Вулич, искавший смерти и погибший совсем неожиданно, как и она! Обо всех остальных Лермонтов написал еще тогда: «А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою...» Кроме Насти, конечно! Она оказалась способной к великой жертве...
— У Насти не было любимого предмета, она любила все предметы в равной степени, — рассказывает Евгения Жановна. — Всем учителям в школе казалось, что именно его предмет у Насти любимый, настолько она владела всеми дисциплинами. Жанна сидела на четвертой парте и иногда нам, учителям, было не по себе от ее глаз, всегда испытующе смотревших на нас. Присутствие в классе необычной и глубоко подготовленной к уроку Насти обязывало даже нас, опытных учителей, каждый раз тщательно продумывать весь урок заново...
— Когда Настя Бабурина была ученицей, ничто не предвещало того, что она станет журналисткой, — рассказывает Евгения Жановна. — Настя могла спокойно победить в любой республиканской олимпиаде, но это казалось ей не интересным. Она легко побеждала на олимпиадах по английскому и русскому языках. Гораздо охотнее Настя участвовала в олимпиадах по экономике, видимо, потому, что эта дисциплина в школе читалась только факультативно, и требовалось умение заниматься самостоятельно. В 1999 году она заняла первое место в III этапе Всеукраинских школьных олимпиад по экономике. В 1997 году — I место в первенстве города среди девушек по шахматам, в 1999 году — III место уже среди мужчин.
В школе она не написала ни одной заметки в стенгазету, не опубликовала нигде ни одной статьи.
— Конечно, Насте было тесно в Севастополе, — размышляет Евгения Жановна. — Она превосходила всех, а потому стремилась к большему. Куда же? Ответ для жителей нашего города был один, как и в «Трех сестрах» Чехова: «В Москву! В Москву! В Москву!!!» Я думаю, что у Насти только сейчас, на последнем этапе, к сожалению, уже перед смертью, закончился период исканий. Она искала даже свой внешний облик. В школе она была кругленькой, мягкой, пухленькой, а тут вдруг в 2002 году удивила всех и явилась на встречу одноклассников тоненькая как тростинка, в ботинках на толстой подошве и в одежде с блестками, как металлистка...
— Настя очень хорошо училась, но была достаточно замкнутым человеком, близко к себе никого не подпускала, — рассказала журналистам ее одноклассница Елена Андриевская. — Она была очень добрая и глубокая. Но лет в 16 у нее случился перелом. Настя начала бунтовать, торопиться жить, начала жить активно, участвовать в различных движениях. Она пыталась что-то доказать этому миру. Она была очень необычным, уникальным человеком. В ней сочеталось все: и детская чистота, наивность, и в то же время — достаточно взрослый ум. У Насти были твердые жизненные принципы. Когда она поняла, когда определила для себя, что есть зло, она, насколько понимаю, пыталась бунтовать против этого зла...
ЖУРНАЛИСТИКА ТАКИ НАШЛА НАСТЮ...
— Окончив школу с золотой медалью, Настя поступила в Черноморский филиал МГУ на факультет управления, — рассказывает Лариса Ивановна. — Она проучилась год. Один из столичных преподавателей, увидев ее потенциал, сказал: я не понимаю, что вы еще здесь делаете, вам давно надо быть в Москве. Сыграло роль и то, что студента журфака Сашу, с которым Настя начала встречаться, вместе с пятью оставшимися студентами курса перевели в Москву, чтобы преподавателям не ездить с лекциями в Севастополь...
— Россия при помощи филиалов своих вузов за рубежом создала систему перевода лучших кадров из стран СНГ в Москву, — считает крымский аналитик Владимир Притула. — Они набирают полный курс, худших отсеивают, а лучших посулами, а то и административными мерами на старших курсах переводят в Москву, на бюджетное отделение. Окончив вуз, они обязаны получить распределение и отработать несколько лет в России. Но работа в госструктурах связана с гражданством, поэтому используется указ президента России об упрощенном предоставлении гражданства выпускникам российских вузов. Вместе с дипломом они получают и российский паспорт. Каждый стоящий специалист заинтересован в хорошей карьере, поэтому он и начинает ее делать в России, а на родину уже не возвращается. Если бы не это обстоятельство, Настя Бабурова, возможно, реализовала бы свой талант в Украине, во всяком случае, здесь у нее было бы намного больше шансов остаться в живых и успешно работать...
Настя оставила учебу в филиале МГУ, уехала в Москву и снова подала документы одновременно и в МГУ на факультет управления, и в МГИМО на факультет международного права. Из этих двух вузов, в которые она успешно и совершенно самостоятельно поступила, она выбрала МГИМО. Спустя полтора года, как раз перед сессией на втором курсе, Настя опять написала заявление с просьбой отчислить ее по собственному желанию. Отец немедленно поехал в Москву, встретился с изумленным деканом, поговорил с дочерью, но решения Настя всегда принимала сама и окончательно. Преподаватели удивлялись: у студентки все на отлично, а она бросает вуз. И какой вуз! — о котором многие могут только мечтать...
— Я не буду учить это международное право и законы, это не мое. Мне скучно, — объяснила она папе.
И Лариса Ивановна пыталась уговорить дочь, говорила — будешь работать в международных организациях, на худой конец, будешь нотариусом, станешь печати ставить, заверять людям документы, тоже нужная профессия. Мама прибегла даже к хитрости, стала говорить, что журналистика — «бумажная» профессия, работа на мусорную корзину, человек получил газету, прочитал или нет, но прошел день — и он ее выбросил в мусор. Ты хочешь, чтобы твой труд так выбрасывали?
— Мама, никогда я не буду ставить печати, это не интересно, это не для меня... — убеждала Настя. — А насчет журналистки ты не права, именно это сейчас надо людям...
Она тут же подала документы на факультет журналистки в МГУ и поступила на первый курс. Когда она довольно много проучилась, отец спросил: «Ну, и теперь тебе интересно на факультете журналистки?»
— Да, мне теперь интересно, мне это нравится! — сказала Настя... — Здесь жизнь — а ты посадил меня за шахматный столик!
— Но тебе же нравилось! — парировал отец.
— Нравилось, но это игра, а я ищу настоящей жизни... — ответила Настя.
По всему видно было, что она нашла себя...
Настя не хотела жить за счет родителей, поэтому она поступила на вечернее отделение, пошла работать системным администратором компьютерной сети в том же МГУ и, как преподаватели рассказывали маме, — освоила программирование, досконально знала «железо», могла сама собрать компьютер, сделала и запустила в работу несколько сайтов для МГУ, вела свой блог в «Живом журнале»...
Одновременно Настя стала практиковаться в журналистике, даже писать стихи, подрабатывать в редакциях. Мама рассказывает, что сначала она работала в «Вечерней Москве», потом в «Московском комсомольце», позже в журнале «Созвездие». Ее публиковали в «Российской газете». Настя работала часто по ночам и мама уговаривала ее: «Настенька, полюби себя и пожалей»! Она пробует себя во многих темах и во многих жанрах. У Насти появился свой журналистский почерк, свое кредо, которое выражалось в активной жизненной позиции, в борьбе за свободу и справедливость — так, как она это понимала. Настя стала активисткой одной из антифашистских организаций в Москве. В это время она уже понимала, что журналистика в нынешней России — это борьба. Настя пошла на курсы боевых искусств, занималась карате, боевым самбо, вин-чунем, джиу-джитсу, и даже рукопашным боем. Увлекалась также йогой и фехтованием. Настя считала, что ее добро должно быть с кулаками. Она была удостоена серебряной медали по армрестлингу среди девушек МГУ. В один из приездов домой дочь демонстрировала отцу, как она усвоила приемы самообороны, и заявила, что всегда сможет защитить себя сама.
Жить в столице России, видно по всему, Насте было сложно. Ей отказались предоставить общежитие, жила на квартире. Жизнь была дорогая, и Насте приходилось надеяться на гонорары. В январе 2008 года она приходит в «Известия», где опубликовала много материалов. Но позже не согласилась на условия работы, поставленные ей редактором отдела «Спецпроекты» Нильсом Йогансеном, и ушла из редакции. И теперь в ее трудовой книжке, доставшейся, как и все остальное ее наследство — книги по журналистике и философии, по фехтованию и борьбе, грамоты и дипломы, зачетная книжка МГУ, в которой стоят сплошь «отлично» и «зачтено», — на память родителям, сделано только две записи — о зачислении и об увольнении из ОАО «Известия»...
— Настенька перенесла это легко, — рассказывает Лариса Ивановна, — потому что с октября 2008 года она уже работала внештатно в «Новой газете». Мы тогда не знали, что «Новая газета» — самое опасное для журналистов место, но если бы мы и пытались отговорить дочку, она бы все равно сделала так, как сама считала нужным...
— Когда мы предлагали Настеньке помощь в приобретении жилья, — рассказывает Эдуард Федорович, — дочь отказывалась и сказала нам: «Я не буду жить ни в Москве, ни в Киеве. Я хочу жить в Европе, в спокойной стране, например, в Финляндии или в Швеции, где есть нормальная демократия, где люди уважают друг друга по-настоящему, где все действительно для человека...»
К этому времени Настя была уже сформировавшимся прогрессивным журналистом, овладевшим мировыми стандартами журналистики, известным всей Москве. Коллеги по «Новой газете» отмечали ее профессионализм, они писали о Насте, что «без преувеличения можно сказать, что во всей стране мало кто разбирался в неонацизме, антифашизме, неформальных молодежных объединениях лучше нее», отмечали в ней «понимание того, о чем надо говорить обязательно». Люди, знавшие Настю еще по Севастополю, узнают в этих словах ее истинное лицо, сформировавшееся еще в школе — стремление к глубине и основательности,
И еще родителям на память остался Настин интернет. На разных сайтах они находят сотни ее статей и материалы о ней. Эдуард Федорович и Лариса Ивановна только теперь поняли, что их дочь Настя Бабурова, — это целый мир, но во многом незнакомый им, живущий теперь своей жизнью. Настя не часто бывала дома, и только один раз написала маме, что хотела бы, чтобы они читали все, ею написанное. Но раньше у них не было времени для этого, а теперь жизнь ее статей во всемирной паутине стала для них знаком того, что их дочь все еще продолжает жить, и открывается даже родителям новыми гранями. «Настенька была необыкновенным человеком, — говорит, как бы делает открытие, Лариса Ивановна. — Она понимала эту жизнь глубже даже, чем мы, но мы хотели ее уберечь от неприятностей, от трагедии, защитить. Но она сама не жалела себя, она решила быть борцом во всех смыслах, и стала им, вступила, к сожалению, в очень не равное состязание...»
