Мысль далеко не новая просочилась вдруг и зазвучала довольно осмысленно, вторгнувшись в ласково струящееся время, которое дарит мозг только в спокойном отпуске. Да так отчетливо, что даже находясь в объятиях осеннего солнца, удалось ухватить ее за хвост: чем быстрее бежим, тем больше впереди спин тех, кто нас безнадежно опередил. По мне — так на здоровье, но для многих деловых, из тех, кто всегда на взводе, нет страшнее ужаса, чем выпасть из колонны бегущих. Позволить тихому времени без суеты и надрыва приласкать себя, такому, знаете, безмакияжному — а значит слишком естественному — нет, это развратная слабость, роскошь, которая может обмануть. Привыкли себе постоянно нашептывать: если слишком просто — жди подвоха.
Все равно что любоваться простыми кручеными панычами на престижной клумбе — что вы, там им не место. Да, они вечно красивы, благожелательны, не капризны, но слишком доступны, быть или не быть — всегда решают сами. Какой же это VIP, цветок — бесплатный, для всех — на уровне протянутой руки, каждому хозяину рад, отдаваясь по любви. И все же, чем, скажите, эти стильные колокольчики хуже городских избалованных петуний, которым уход да уход подавай, а эти желанны априори, причем без всякой паники — хороши ли они сегодня.
Всегда в этой усадьбе цвели панычи. Менялся ли зеленый интерьер, становилась ли изысканней планировка. Появлялись ли экзоты, панычи как метафора или эмблема стабильно вырастали каждое лето вновь, не спрашивая разрешения, на правах хозяев. И вдруг понимаешь, что без них было бы как-то скучновато — они родом из детства каждого члена семьи.
Целый месяц, находясь тут как бы на острове, со специально выключенным телевизором, чтобы забыть патентованные выражения лиц политических персонажей, вернее, их маски: сегодня клон позитивности, завтра — справедливого негодования, послезавтра... потом по кругу, приноравливаешься к деревенскому созерцанию как к открытию, что самое главное в жизни — это момент. Находясь на старой дачной улице в курортном селе (тут очень много давнишних баз с киевскими отдыхающими, крутых поместий), кажется, что невозможно остаться затворницей. Впрочем, зависит все от решения: вон сколько книг новых припасено к отпуску, да и как сладко, слыша обрывки разговоров, за оградой как бы умещаясь между разными чужими экстазами — от картофельного до газонного, не вникать ни во что, а читать, возиться с клумбами, любоваться закатом, нежась в воспоминаниях. Впрочем, выходить все же приходится — часов в пять-шесть утра на маленький сельский базарчик. Он ментально меняется из года в год, как все в нашем мире, и не только значительно выросшими ценами, но и зрелым пониманием продавцов преимуществ своих овощей и фруктов. Селяне предлагают дивную свежую продукцию и обязательно добавляют, уточняя: «Свое, не то, что у вас — все привозное да модифицированное». И правда — вкусно тут, овощи чудно пахнут, молоко имеет давно забытый вкус. Жаль, что, скорее всего, и сюда придут выгодно измененные семена и все может перемешаться, но пока базарный майдан по имени Обещайка живет без обмана и кидалова.
Наблюдаю, как 12-летний сельский парнишка, нанятый для ухода за газоном на 12 сотках, ловко управляется с задачей — целый день косит, потом быстро поливает, а затем уже подсохшую траву сгребает. Вообще, руки сельских мальчишек (конечно, далеко не всех, но моего знакомого точно) — умеют все: привинтить-отвинтить, снять ржавчину, натянуть сетку для винограда, залезть на крышу и поправить старого петушка, который не то чтобы настоящий флюгер, но так — чтобы фасон держал, да ровной спинку. В городских семьях мальчишки очень часто страдают от нервозного прессинга, от непонимания или недопонимания близких, которые пребывают в вечном поиске подступов к откровенности. Это всегда проблема, ведь ее жаждут и подростки, и взрослые, которым совсем непросто с растущим мужчиной. Может, из-за количества домашней физической нагрузки — а ее в селе всегда достаточно, и дети разделяют ответственность — но в работящей и весьма зажиточной семье моего нового знакомого установилась нужная тональность общения. Наверное, она не пришла сама по себе, родителями предпринимались определенные усилия, но не ускользнула эмоциональная устойчивость, доверительный контакт взрослых и детей, а он, как известно, важней всех витаминов. 12-летний мужчина чувствует себя совершенно уверенным на взрослой работе, его самоуважение, достаточно шаткое в этом возрасте, постоянно подпитывается тем, что он отлично справляется, и никто не пытается его так легко надкусить, как подчас поступают самоуверенные взрослые, а то и перекусить. Тут же дозированная физическая усталость не оставляет времени для уныния, агрессии. Конечно, не стану наивно обобщать — в селе полно негатива. Но мой дружок, оригинально и модно подстриженный мамой (парикмахерской в селе нет), был абсолютно самодостаточен в этой жизни.
Однажды спросила у мальчишки, что ему больше всего нравится в его родителях, и услышала — они никогда меня при мне не сравнивают, знают, что не люблю.
Разговаривали мы в перерывах между жужжанием косилки, когда скошенную траву он упаковывал в мешки. Включив снова аппарат, на всякий случай переспросил (хоть и знал ответ) — панычи не трогать?
И как всегда, двинулся дальше. Маме всегда хочется насладиться обществом ребенка, пока он маленький, пока он твой, а ведь самое большое искусство — вовремя отпустить, успев помочь сыну осознать себя.
Такой никогда не пропадет, а тот крученый паныч будет всегда ко двору.
Его мама, должно быть, счастливая женщина.
