Что нужно стране, действительно желающей выкарабкаться к рыночным отношениям и при этом не провоцировать масштабные социальные конфликты? Другой менталитет? Поменьше пенсионеров, льготников и госслужащих, чья зарплата зависит от наполняемости бюджета? Побольше рьяных служителей фискальных органов и налогоплательщиков? А может, очень большие кредиты от международных финансовых организаций? Как наполнить бюджет и обеспечить такую платежеспособность населения, чтоб оно могло позволить себе не только еду и одежду, но и счет в банке? Вариантов ответа множество. Один из правильных — реально работающее, а значит, платящее зарплаты и налоги национальное производство. Один производитель посредством своих, обеспеченных зарплатой, работников гарантирует потребление продукции, произведенной другими. Выплачиваемые налоги подразумевают нормальное социальное страхование и обеспеченную старость. Логично. Как «включить» украинское производство, не имея внутренних средств? Взять в долг? Так уже брали, последствия известны. Привлечь иностранных инвесторов, гарантируя им полноправное руководство теми финансами, которые они предоставили, уверен президент акционерной компании «Держiнвест України» Владимир КУЗНЕЦОВ . Он же самокритично заявляет, что главная задача Госи нвеста — создать успешные условия инвестиционного развития в Украине — не выполнена в полном объеме. Но они пытались. Результат попыток — каждый пятый доллар, привлеченный в Украину в качестве прямых иностранных инвестиций, — это деньги, которые принесли те компании, с которыми работал «Держiнвест». Так утверждает его президент.
Владимир КУЗНЕЦОВ:
— За все время независимости общий объем прямых иностранных инвестиций составил около $3 млрд. (без учета портфельных инвесторов и тех, кто вкладывает деньги в государственные ценные бумаги). Самым большим инвестором долгое время являлась компания «Кока-Кола», вложившая около $250 млн. С прошлого года самым крупным инвестором стала южнокорейская корпорация «Дэу», инвестировавшая в украинскую экономику более $300 млн., из них — больше $200 млн. «живыми» деньгами, прошедшими через счета украинских банков в рамках проекта «АвтоЗАЗ—Дэу».
Объем полученных инвестиций в перерасчете на одного украинца составляет всего $60, что не выдерживает никакой критики. В Венгрии, например, этиот показатель достиг $2000. Отсюда вопрос — почему не вкладывают деньги в Украину? Ответ очень простой — из-за нашей нестабильности, прежде всего, политической и законодательной. Кто же захочет работать в стране, где законы имеют обратную силу, а уже принятые законы могут быть отменены.
Страны, особенно развивающиеся, борются за приток финансовых ресурсов, потому что именно в этих странах из-за низкого уровня доходов населения, небольшого уровня накопления как населения, так и предприятий, недостаточно внутренних инвестиционных ресурсов. Внутренние инвестресурсы бюджета отсутствуют, потому что бюджету сложно свести концы с концами и выплатить даже заработную плату бюджетным работникам и пенсионерам. Ресурсы предприятий — амортизация и прибыль — истощены высокой ставкой налогообложения и инфляцией. Низкие объемы оборотных средств не дают возможность заработать прибыль, амортизация частично централизуется и уходит в бюджет на специфические народно-хозяйственные программы, например, на поддержку национального товаропроизводителя кораблей, тракторов, комбайнов, конкурентоспособность которых и отсутствие обеспеченных деньгами заказов на которые известны. То есть внутренние источники на предприятиях практически отсутствуют. Та же картина в банковской сфере. Общий уставный капитал украинских банков (собственных ресурсов, не включая деньги вкладчиков) — около $800 млн. По сути, это копейки. И, наконец, последний источник внутреннего финансирования экономики — средства населения. В развитых странах этот источник обеспечивает практически половину всех инвестиционных ресурсов. В Украине же только 2—3% населения имеет избыточные доходы, позволяющие накапливать деньги и отвлекать средства на инвестирование.
Для того же, чтобы привлечь иностранные инвестиции, страна прежде всего должна быть понятной и иметь стабильную национальную валюту. Когда наблюдается или ожидается падение национальной валюты, то, естественно, вкладывая доллары, инвестор столкнется с курсовыми рисками. А они, в свою очередь, скажутся на окупаемости инвестиций, на доходности проекта. Другой аспект — бюджетные показатели, внешние долги государства. Трудно убеждать инвесторов вкладывать деньги в Украину, когда долги правительства, традиционно наиболее надежного заемщика, на внешних рынках стоят 45—60% их стоимости. Это значит, что и тот доллар, который вкладывается в корпоративный проект, предварительно оценивается не более 60 центов. То есть будет непросто продать бизнес и вернуть свои деньги в полном объеме. «Держінвест» столкнулся с этим в проектах, которые везде в мире являются наиболее привлекательными — например, мобильная связь. Все это заставляет инвестора не семь, а семьдесят семь раз подумать, прежде чем инвестировать деньги в такую страну.
— Особенно после скандальных публикаций «Financial Times», явно резанувших по имиджу страны...
— Эти публикации — немножко другая история, касающаяся использования резервов Национального банка. Но кто ж станет разбираться, было это или не было, он украл или у него украли? В бизнесе потерять доброе имя очень легко, а вот завоевать его крайне сложно.
— Что-то подобное можно сказать и о последствиях сегодняшней реструктуризации внешнего долга, ведь нельзя отрицать того, что сегодняшние проблемы с кредиторами, как частными, так и стратегическими типа МВФ, негативно влияют на инвестиционный имидж страны.
— Естественно, что искусство делать долги ценится не так высоко, как искусство создать бизнес. В последнем у страны есть, мягко говоря, большие резервы. С другой стороны, много ли сделали основные кредиторы по развитию реального сектора? Россияне давали газ. Меня, конечно, будут критиковать, но я пересмотрел свое отношение к таким организациям как МВФ, Мировой банк, узнал их изнутри. Надо философски относиться к тем рекомендациям, которые они дают. Меня очень поразил российский опыт — та команда, которая изначально наблюдала, как развивается российский кризис, та же команда советников МВФ предлагала выходы из этого кризиса. То есть эти организации стали клубами эстетствующих интеллектуалов. Я часто смотрю на рекомендации, которые они дают, как на желание собрать материал для хрестоматий, учебников, монографий. Хотя я был от Украины первый, кто выступал на совете директоров МВФ в 1994 году с предложением привлечь тогда еще самый первый кредит STF. МВФ стал заложником своих устава и традиций, Украина — того, что не смогла решительно сказать «нет».
— Мучает совесть?
— Нет. Но почти шесть лет назад это был единственно возможный путь, хотя бы потому, что он был качественно другим по сравнению с тогда известными. МВФ и Мировой банк остаются партнерами, которых интересуют реформы, а не коммерческая выгода, и никто, кроме них, не даст лучших условий. Но сегодня я убежден, что перед тем, как требовать изменений у других, надо измениться самим. Помню реформы 1995 года. Украинская делегация просит «войти в положение»: у каждой реформы есть своя «предельная скорость», мы сами заинтересованы пройти свой путь как можно быстрее, но именно пройти, а не «пронестись» так, что либо реформаторов, либо сам народ вынесут! Говорим, не будет поддержки — реформы не пройдут! Но какая поддержка может быть, если превышен «болевой порог» и начинается реакция отторжения? Хотите иметь дело с коммунистами? В ответ: МВФ — не политическая организация, и реакцией политических сил не интересуется. Однако события последнего времени дают разительные по своей убедительности примеры, когда политические аспекты уже в явной форме присутствуют при принятии решений Советом директоров. Тем не менее кредиторов, как и родителей, не выбирают.
Любая страна становится инвестиционно реально привлекательной тогда, когда приходят серьезные инвестиционные банки, крупные промышленные инвесторы, а организации типа МВФ лишь дают им отмашку. Так вот, Украина задержалась с этой отмашкой, хотя экономика находится, в том числе благодаря выполненным рекомендациям, на более высоком качественном уровне, нежели тот статус, которым формально наделяется. Это мое твердое убеждение. Я считаю, что международные организации должны изменить свое отношение к Украине.
— В продолжение темы об инвестклимате интересно было бы знать, что вы думаете о реальности программы приватизации, согласно которой в текущем году Украина должна продать собственности на $500 млн. Хватит ли нам сегодня инвесторов, способных принести эту сумму в Украину, и впоследствии иметь деньги на развитие предприятий?
— Думаю, что получить сумму в 2,5 млрд. гривен — возможно, тем более что инфляция немного подкорректирует эту сумму. И потом в текущем году на продажу выставляются такие небезынтересные пакеты, как 30-процентный пакет Николаевского глиноземного завода (пакет оценивается от $100 млн.), «Укртелеком» и т.д. Правда, с «Укртелекомом» надо еще очень хорошо поработать, привести его в товарный вид, чтобы выгодно продать, а не просто отдать его. Хотя многие предприятия надо просто отдавать и еще приплачивать за них. Либо продавать за символическую сумму, как в Германии в свое время продана «Флорена», производившая тогда хорошую косметику для СССР, но неконкурентная на западном рынке. Сегодня мы видим эту марку не только у нас, но и на западных рынках. Поэтому «Укртелеком», НГЗ, металлургические, экспортно ориентированные предприятия, предприятия, имеющие устойчивый платежный спрос на внутреннем рынке, предприятия пищевой, фармацевтической промышленности и так далее, конечно, отдавать не стоит — их можно и нужно продавать. Государство — это самый плохой управляющий, как правило, думающий не о том, как сфокусировать финансовые потоки на предприятии, а о том, как сделать бизнес (...). У нас же на протяжении ряда лет госменеджеры думали не о том, как сфокусировать финансовые потоки на предприятии, а о том, как «сделать бизнес на входе и на выходе», около предприятия, посадив его на голодный паек, и обмануть бесхитростного акционера — государство. Государство научилось разрушать, но не созидать. Ни государство, ни чиновники не являются движущей силой общества. Такой силой являются предприниматели. Традиционные факторы производства — труд, капитал, земля — должны дополняться предпринимательской инициативой с учетом достижений НТП.
— А что можно сказать о потенциальных инвестиционных возможностях, скажем, россиян, пока официально не предлагающих, но уже имеющих список украинских стратегических предприятий, пакеты которых они бы хотели получить в счет долга за российские энергоносители?
— В уставном фонде «Держінвеста» есть акции 16 украинских предприятий, в том числе и таких привлекательных как «Оранта», есть нефтеперерабатывающие заводы. Но россияне к этим предприятиям интереса не проявили. Не могу сказать, что нас это огорчило, скорее, дало еще некоторое время на реализацию выбранных стратегий. У государства много работы, прежде всего с должниками по кредитам под гарантии. Объемы скоро достигнут $1 млрд. Лисичанский нефтеоргсинтез — яркий тому пример. Завод сейчас не загружен. И что делать с этим предприятием, которое традиционно ориентировано на Кубань? Ждать, пока «Лукойл» построит свой завод в Краснодарском крае и тогда ЛИНОС можно будет разобрать и продавать по цене металлолома? Надо помнить, что заводы, как продукты, имеют свойство портиться со временем. Именно фактор времени практически никогда не принимался во внимание.
Проблема долгов должна быть решена. Относясь философски к долговой проблеме, наверное, не следует отдавать предприятия только за долги предприятия. Продать, хотя бы тем же россиянам (которые, кстати, с отрытыми глазами идут на наши объекты, зная их состояние, размеры долгов), но с условием, что они погасят долги перед всеми кредиторами. Отдавать — последнее дело, лучше уж продать и хоть что-то взять в бюджет.
— Каковы критерии чистой инвестиции? Возможно ли отличить инвестицию, которая принесет новые технологии, создаст новые рабочие места и прочее от инвестиции, при помощи которой впоследствии будут вымыты, например, средства предприятия?
— В Украину, где высокий уровень нестабильности, прежде всего, приходят самые рискованные инвесторы. А какими деньгами рискуют? В первую очередь — это деньги, заработанные на сомнительных операциях — я не имею в виду криминальные источники и суммы, полученные от наркомании, проституции, незаконной торговли оружием. Например, деньги, заработанные путем предоставления некоторых услуг и деньги, заработанные на разнице цен (внутри страны и мировых) — это деньги, на сегодня выведенные из страны, но выведенные, скорее, по конъюнктурным соображениям, часто политическим. Но если люди, заработав таким образом раньше, сегодня хотят эти деньги вернуть в страну, уже в качестве своих и вложить в предприятия, то почему бы этого не сделать? Для этого необходимо соответствующее политическое решение по поводу легализации либо амнистии капиталов. Хотя этот процесс и противоречивый, но он имеет неоспоримые позитивные экономические моменты. Как правило, эти деньги все равно недосягаемы ни для страны, ни для Фемиды. Можно не замечать проблемы и продолжать с усердием, достойным лучшего применения, пытаться убедить прежде всего самих себя в эффективности борьбы, начатой, если мне не изменяет память, в 1993 году с создания самых разнообразных комитетов «по борьбе...» или «по возвращению...». Искать нужно там, где потеряли, а не там, где легче создать видимость поиска. Знаю, что есть моральный, психологический и нравственный аспекты. Но... «экономика» в переводе с греческого — «умение вести домашнее хозяйство». Перефразируя известное высказывание, сейчас уместно сказать: «Что хорошо для украинского домашнего хозяйства, то хорошо и для Украины».
