Этими категориями исчерпываются у нормальных людей объяснения жизненного успеха. Мы говорим о ком-то: у него талант или — он трудяга, или — ему повезло, баловень судьбы. А в противном случае: он — бездарь или он — бездельник, или он — невезучий. По-видимому, эти факторы независимы. Впрочем, не все с этим согласны. К примеру, пушкинский Сальери упрекает Бога за то, что «священный дар», «бессмертный гений» жалован Всевышним не ему — в награду за труды, усердие и самоотверженность, а Моцарту — гуляке праздному. Где же, спрашивается, справедливость?
Оставим Сальери с его «глухою славой» и завистью, которую он идеологически маскирует под долгом спасения служителей музыки. Обратимся к современным реалиям. Сколь широко еще распространены сетования на какие-то внешние условия, которые создаются со злым умыслом! Чтобы мне, чтобы нам было плохо. «Темные силы нас злобно гнетут». Это — классика конфликтного мышления. Не трудиться надо, не уповать на Бога или счастливый случай, а бороться. Искать явные воплощения темных сил. Труд как ценность остается в стороне. Вывести врага на чистую воду и уничтожить — вот в чем видится смысл бытия. Сыск и сила, стало быть, — на первом месте. И Случай отсутствует в этом мировоззрении. Случая просто быть не может, когда все представляется заранее продуманным и организованным. Причем, с целями самыми мерзкими.
Архетипы борьбы и силы порождают милитаристскую идеологию либо вообще идеологию, ибо всякая идеология чревата милитаризмом. Защита ценностей в сфере вербальной только предваряет защиту «наших завоеваний» на поле брани. Логика в идеологическом дискурсе работает в одни ворота. Она не предполагает вслушивания в аргументацию, а вступает в дело для разоблачения коварных замыслов. Основной принцип прост: все, что делает враг, это — либо происки, т.е. очередная атака, либо уступки перед лицом нашей силы, т.е. отступление. Этим объяснятся все, абсолютно все. Они нам что-то предлагают? А что за этим стоит? Чего они хотят? Стоять, конечно, может только гадость. Хотеть они могут только нашего поражения. У них улучшается качество жизни? Понятно, мы им помогли нашим гигантским и, увы, провальным социальным экспериментом. Они поняли, что жестокая эксплуатация пролетариата грозит революцией, и отступили. И здесь, стало быть, мы выглядим благороднее, ибо мы работали на Историю, а они только воспользовались результатом нашего эксперимента. В общем, — паразиты.
Для идеологического языка характерна размытость смыслов. Обилие метафор и образных выражений исключает критический анализ идеологем. Идеолог склонен к обобщению и олицетворению. Придумал писатель для подленького персонажа профессию врача, и сразу коллективные письма, смысл которых — «не трогайте славную советскую медицину». Сделал классик Беликова учителем, и опять — «Чехов оклеветал гимназию». Это — реальная оценка «Человека в футляре» видным советским философом. А вот уже современность. Подмочило значительное лицо собственную репутацию, и в ответ назойливым критикам обвиняет их в покусительстве на государственные устои, не менее.
По-видимому, люди рождаются с этими ориентациями. Одни смотрят больше в себя. И потому в себе видят источник своих неудач. Другие обращены во вне и там усматривают причины зла. Первые самостоятельны, они исповедуют философию здорового индивидуализма, т.е. принцип: мои проблемы — это МОИ проблемы. Надо трудиться. Это единственное, чем я могу изменить положение. Конечно, и на Бога уповай. Но, как говорят немцы, Бог помогает тому, кто сам себе помогает. Вторые обидчивы, ищут, к кому примкнуть, приткнуться. Больше говорят о социальном, считают, что индивидуальные проблемы решатся только через разрешение проблем социальных. Возможно, так и должно быть. При известном равновесии этих двух ориентаций обретается устойчивое состояние. Может быть, это — антропологическая основа политической стабильности в обществе. По мне, так лучше все-таки, чтобы первых было больше.
Но может быть иначе. «Вторые» могут взять верх. Образовать критическую массу. Не последнюю роль в этом играют идеологи. Масса податлива, особенно на дурное. Когда заканчивалось издание первого тома «Капитала», К.Маркс получил письмо от ближайшего соратника. В нем такие строки: книгу можно трактовать в том смысле, что ее автор «подстрекает подданных государства на взаимную ненависть». Очень точная характеристика научного произведения из области политической экономии. Читатели, вроде Ленина, извлекут из него простую мысль — рабочий беден только потому, что богат капиталист. И донесут ее до широких масс. И мобилизуют массы. И поведут их экспроприировать экспроприаторов. Чтобы затем загнать эти самые массы в казармы коммунизма, будем надеяться, они этого изначально не хотели. Замечу к этому, что такова, увы, судьба всех человеческих писаний. Один читатель когда-то делился со мной бедой: жена увлеклась книжкой и не варила борща. — И что за книжка? — Ну, там одна б. спуталась с военным, и попала под поезд. А эстет Владимир Набоков убеждал, что сей роман не может быть понят, если не знать в точности устройства спального вагона российской железной дороги конца ХIХ века. Такие вот разные бывают читатели. И сегодня попадаются любопытнейшие читатели: к примеру, один педагог категорически не советует читать этот роман молодым девицам, чтобы не покидались все под поезд от неразделенной любви.
Растерянность и беспокойство воцаряются в стане борцов, когда вдруг исчезает враг. Но не надолго. Конфликтное мировоззрение, раз уж оно поселилось в головах, достаточно быстро сориентируется по новому вектору. Отменен «международный империализм», найдется ему замена. Вот, хотя бы глобализация. Опять происки. Раньше противостояние шло по линии Восток—Запад, теперь — по линии Юг—Север. Суть, впрочем, та же. Одни хотят поработить других, точнее, они — нас. Они только изменили тактику. Действуют более изощренно. Через открытость границ и так называемую помощь — финансовую и гуманитарную. Сдается мне, что в посттоталитарных странах ненормально много людей, особенно среди пишущих и публично говорящих, все еще живет в прошлом. Живут они и не могут расстаться с идеей борьбы. А вот молодежи, и это отрадно, уже ближе философия дара, труда и случая.
Появился и новый тип идеолога- борца. Не романтик, а прагматик. Тот, что не ради принципа борется, а ищет новых врагов, присматриваясь к тем, кто за борьбу платит. Теперь это гораздо менее одиозные формы борьбы, порой даже вызывающие улыбку. Скажем, феминизм. Жили мы, жили, и не знали, что до неприличия заражены сексизмом. Увлечены были борьбой на других фронтах. Теперь там затишье, можно перестроиться и побороться против маскулинной и фалоцентристской культуры. Особенно если это материально поощряется «империалистическими кругами».
В цивилизованных обществах, судя по всему, складывается новый тип мировоззрения. Его базовые ценности — равенство, солидарность, толерантность, плюрализм, плодотворное межкультурное общение. Борьба, сопровождаемая жестокостью и унижением человеческого достоинства, безусловно квалифицируется как отвратительное явление. Становится общепризнанным, что такая борьба должна быть выведена за пределы человеческих отношений. Не потому ли возросло значение спорта, натуралистического кино, рискованных путешествий и искусственно создаваемых экстремальных ситуаций? Если агрессия действительно — антропологический атрибут, эти формы дают ей выход, переводят ее в общественно безопасное русло.
Из нашей троицы — Дар, Труд и Случай, вторая категория становится главной. Справедливое, хорошо организованное общество — это то общество, в котором жизненный успех индивида определялся ТРУДОМ, его собственными усилиями по созданию благ. Ни благородством рождения, ни везением, ни даже дарованными способностями — только трудом. Случай, если он счастливый, пусть себе действует. А несчастный случай как фактор жизни должен быть сведен к минимуму, а в идеале — исключен. Для того и существует институт страхования, создаются различные фонды и т.п. Все то, что именуется социальной защитой. Это действительно защита человека обществом, ощутимое свидетельство общественной солидарности.
Сложнее с даром. Дар, на первый взгляд, — тот же случай. Точнее, иногда дар случаен. Например, выигрыш в лотерее или наследство от умершего в заморской стране троюродного дядюшки, о котором вы слыхом не слыхивали. Но есть дары особые. Это — талант, внешность, физические данные. Дар дан даром, потому и дар. А раз так, поделись с ближним. Вообще, культура — это исправление ошибок или недосмотров натуры. В древности ошибки натуры, обнаруженные при рождении человека, исправлялись просто — пришедшего из небытия сразу отправляли обратно. Сегодня цивилизованные люди делятся с ближним всем, и жизнью тоже. В этом великий смысл равенства. А как можно поделиться талантом или внешностью? Пардон, налогообложением. Длинноногие «мисски» обязаны платить налог. А государство — выдавать пособия коротконогим на туфли с высокими каблуками. Вот и поделились.
Короче, трудиться, трудиться и трудиться! Нечто подобное завещал нам классик.
