Открываю глаза, меня за плечо трясет Надежда, соседка по площадке.
— Вставай, народ ждет! — говорит она.
— Господи, да что такое — пожар или землетрясение?
— Одевайся!
— А чего мне одеваться, я и так третью неделю сплю одетой, — огрызаюсь я.
— Так посмотри наконец в окно.
Во дворе дома я увидела толпу жильцов. Белые плакаты: «Даешь тепло!», «Позор тепловикам и их приспешникам — жэковцам!». Во главе колонны стоял дед-минер с иконостасом орденов и медалей. Спускаюсь вниз. «Занимаем круговую оборону, брать живыми!» Бабуля Таня, старушка-медсестра, по сей день зарабатывающая на хлеб в одной из киевских больниц, гневно сказала, что обидчиков надо привязать к ледяным батареям, и пусть температура их тела будет такой же.
— Господи, но это же температура трупа, это же криминал, люди!
— А разве заставлять мерзнуть жильцов из 256-квартирного дома это не криминал?» — возразили мне соседи.
В колонне жильцов под песню «Тепла чужого градуса не надо, но и свое тепло не отдадим» двигаюсь к зданию жэка. Холодный пот заливал лицо, когда я проснулась в своей морозилке. Из крана горячей воды по-прежнему текла вода комнатной температуры. Батарея в кухне отдавала Заполярьем. Меня пронзила садистская мысль, что теперь и я не буду возражать, если виновных привяжут к холодному металлу батарей и «приобщат» к учению холодного обливания по Иванову...
Вот так-то.
Татьяна ГАЕВСКАЯ
