25 марта
Я живу здесь недавно и знаю немногих. Но с этим мужчиной пенсионного возраста мы уже во второй раз встречаемся в лифте. Впервые это произошло где-то перед Новым годом. Тогда, заметив в моих руках красочную пачку овсяного «геркулеса», мужчина сказал, улыбаясь:
— Королевская каша — завтрак пенсионера. Сегодня мы молчим. Оба с пустыми руками. «Королевская каша» за это время подорожала более, чем на гривну. Кусается. А она ведь чуть ли не единственная, которую можно смаковать без сахара и без масла. Была бы вода и щепотка соли, и уже — деликатес!
Грустно кивнув головой, выходит на своем этаже сосед. Что тут скажешь?
В тяжелые послевоенные годы бабушка учила нас никогда не жаловаться на жизнь, потому что всегда найдется кто-то, кому еще хуже. Это не философия злорадства. Осторожность.
А по телевизору сытые господа опять твердят о голодоморе, том, 1933-го, об упадке культуры и языковых приоритетах.
Они не мечтают о «королевской каше» на каждый день, — пусть только на воде и со щепоткой соли, — как пенсионер, которому она уже недоступна, как бомж, ночующий на площадке между этажами за трубой мусоропровода, как печальная женщина с девочкой лет семи, которая, позвонив в дверь среди бела дня, просит хотя бы кусочек хлеба или картошечку: «у меня их шестеро». Даю четвертушку батона и немного пшена. Извиняюсь. «Королевская каша» и для меня отходит в разряд праздничных.
А на улице весна 2000 года.
