Европа находится сейчас в парадоксальной критической точке. В то время как процесс создания конституции ЕС и гармонизация законодательства свидетельствуют об углублении интеграции, европейским организациям не удалось создать то, в чем нуждается каждое политическое сообщество, чтобы выжить и процветать, — чувство принадлежности.
И до тех пор, пока ситуация не изменится, интеграция будет невозможна. Здесь все просто. Если Европейскому Союзу суждено преодолеть ограниченность национальных интересов и выработать общую связующую цель, то для этого он должен прекратить бухгалтерскую риторику и заговорить на языке, который способен различать хорошее и плохое, красивое и уродливое, верное и ложное.
Это не произойдет внезапно или в течение одного дня. Общие ценности и связи формируются на основе длительного опыта, с мифологическим и историческим восприятием последнего, что придает подобному опыту ощущение органически возникшего. Ничего похожего на это нет в интеграции Евросоюза, которая кажется более похожей на преднамеренный выбор представителей имперской власти. И трудно предугадать, каким образом этот путь сможет привести к единой коллективной самобытности, которая необходима европейскому сообществу.
Вместо этого Европа должна продвигаться вперед, основываясь на двух периодах создания европейского общества. Средневековое христианство в XIII столетии сформировало общество, объединенное единой верой, с Римом в качестве главного объединяющего центра. Преемники Святого Петра в лице Римских пап создали сеть университетов под руководством Церкви, в которых культурная элита общества имела возможность обучаться по единой программе и на едином языке (латыни). Целый ряд церквей, построенных в том же стиле на территории всей Европы, имели общий календарь и литургию. По своей сути, средневековое христианство было европейским, хотя оно и избегало подобной трактовки и принимало все национальные формы культурного выражения.
«Государство словесности», просуществовавшее со времен Эразма до эпохи Просвещения, является вторым периодом развития общества в Европе. Как национальные языки, в частности французский, вытеснили латынь, так религиозные рассуждения уступили место наблюдению и анализу с неограниченной верой в разум и научный прогресс. Система коммуникаций, которая способствовала быстрому распространению идей, служила созданию ощущения общности. Путешествия укрепили интеллектуальные и культурные связи, в результате чего утверждения, подобные высказыванию Монтескье, что «Европа — это всего лишь одна нация, созданная из многих», появлялись естественным путем.
Возникновение обоих обществ — хотя и преследующих противоположные цели — должно быть взято за отправную точку европейской самобытности. Немецкий философ Карл Ясперс однажды сказал, что европейская свобода была основана на антитезах «светского мира и трансцендентальности, науки и веры, материальной технологии и религии». И европейскому сообществу не стоит опасаться признания как средневекового общества христианской веры, так и современного общества разума. Только подобный подход сможет должным образом оценить противоречивую сущность европейского духа.
Однако если следовать данному утверждению, преамбула проекта Европейской Конституции, составленной Конвентом, носит совершенно неадекватный характер. Первоначально Конвент отклонил включение любого упоминания о христианстве или иудейско-христианском наследии Европы; упомянуты были лишь традиции эпохи Просвещения, а также греческое и римское наследие. Хотя затем и было предложено временное компромиссное решение, оно оказалось слабым и расплывчатым. А жаль. Несомненно, Европе дорого стоили и принесли немало страданий разногласия на религиозной почве, и сегодня ни в коем случае нельзя допустить разжигания вражды на этой почве снова. Однако Конституция должна ввести не только большую ясность, прозрачность и обеспечить эффективность деятельности европейских учреждений, но ей также следует сблизить Европейский Союз и его граждан. Это немного похоже на призыв к созданию «европейской метафизики». Лидеры стран Евросоюза должны говорить о европейской идее и европейском духе таким образом, чтобы заставить граждан задуматься о том, что их объединило, почему они по-прежнему вместе и чего они хотят сообща добиться.
Ответ, кажется, кроется в той центральной позиции, которой европейская цивилизация наделила человека со времен, когда варварские обычаи перемешались с христианством. Такой антропоцентрический взгляд сформулирован христианской традицией и заключается в том, что человек сотворен по образу Божьему и что Сын Божий принес себя в жертву во имя человечества. Однако подобная идея изложена также и в традиции эпохи Просвещения, которая провозглашает человека мерой всех вещей и утверждает, что он наделен великолепием и достоинством.
Двойственность европейской мысли позволяет преодолеть конфликт между религией и атеизмом, который возник во время последнего обсуждения идеологических основ Конституции. Модель цивилизации, которая отводит человеку с его достоинством центральное место, может также стать основой для подлинной дискуссии относительно будущего Европы.
Опасность здесь заключается в том, что «общественные ценности» могут стать тем моментом, который генерирует политику исключения из правил. Наоборот, понятие человеческого достоинства должно способствовать радикальному принятию противоположной точки зрения. Европа обязана своим существованием политике плюрализма, она осведомлена о своем долге перед греками и римлянами, арабами и евреями, и на своем собственном опыте она осознает степень терпимости, а также бедность и позор узких, тоталитарных идеологий.
Фактически, права человека должны определить образ самой Европы, они должны стать эмблемой или даже «религией». Права человека должны быть идеологической основой для внутренней и внешней политики Европы — в противном случае учреждение должности министра иностранных дел Евросоюза станет бессмысленным. Многосторонность внешней политики Европы должна основываться на правах человека, при этом придерживаясь политики реформирования международного законодательства и системы ЕС с целью обеспечения доминирования прав человека над недальновидными политическими расчетами.
Однако наиболее важным является то, что европейская интеграция должна не только определить учреждения и политику, но и стимулировать появление новых идей. Роль интеллектуальной дискуссии относительно будущего Европы заключается в усилении европейской солидарности, выражении идей и точек зрения, достаточно убедительных для того, чтобы реально оценить, какое направление избрать, а также мобилизовать воображение и направить его на создание сильного, смелого и здравомыслящего общества.
