«Зачем вам это нужно?» — спросил меня Джеймс Мейс во время прогулки по Чернигову в июне 2002 г. Только что закончилась встреча с государственными служащими — слушателями Черниговского центра переподготовки и повышения квалификации работников органов государственной власти, органов местного самоуправления. Возможно, не с таким размахом, как в 2008 г., но 70-я годовщина Голодомора 1932—1933 гг. в Украине отмечалась. Собственно, что и стало толчком для приглашения известного американского ученого, который положил свою жизнь ради Украины.
Тогда в Черниговском центре систематически проходили круглые столы с известными украинскими историками — сначала они выступали перед слушателями учебного заведения, проводили пресс-конференции для журналистов, а вечером к общению приглашались коллеги-историки. Это была также общественная инициатива Северского института региональных исследований, его директора — Сергея Лепявка. Мы считали, что таким образом сможем привлечь внимание достаточно широкой общественности к обсуждению сложных проблем прошлого, которые по различным причинам и до сих пор на слуху. В Чернигов, в частности, приезжали Наталья Яковенко, Владислав Верстюк, Станилав Кульчицкий, Юрий Мыцик, Роман Сербин, Владимир Кучер, Юрий Пинчук. По возможности организаторы пытались (хотя и не всегда) учитывать определенные исторические даты, отмечать их. При этом обнародовалась не официальная точка зрения, а специалиста по тому или иному направлению. В этом был определенный риск. Ведь речь шла не только об общественной структуре, но и государственной. Впрочем, к чести тогдашней власти, все воспринималось очень толерантно.
Поэтому неудивительно, что размышления над планами работы натолкнули на вопрос: «Мог ли приехать Джеймс Мейс, ведь он живет в Украине?». Впервые это имя автор увидел в самиздатовских газетах 1989—1990 гг., которые распространялись среди студентов Киевского государственного университета им. Тараса Шевченко. В 2002 г. понадобилось некоторое время, чтобы набраться смелости (может, нахальства?), узнать его телефон и позвонить. События инициировались мной и откровенно имели несколько авантюристический характер — незнакомый человек приглашал посетить Чернигов, выступить с публичной лекцией перед государственными служащими и участвовать в неофициальном мероприятии — круглом столе местных историков.
Первая попытка связаться с Мейсом через Киево-Могилянскую Академию оказалась не слишком удачной — как преподаватель он работал там почасово, и пар как раз не вел. Зато на кафедре мне дали другой адрес и телефон — газеты «День», отметив — там Джеймс Мейс работает постоянно. А далее все сложилось на удивление просто и легко — он поднял трубку, я представился, изложил содержание вопроса и попросил о встрече, на которую он тут же согласился, пригласив в редакцию.
В моем воображении рисовался персональный, отремонтированный под евро кабинет, с очень хорошей оргтехникой, очевидно, официально одетый человек и прочий такой вздор. Первый взгляд все расставил на свои места — типичный американец с творческой небрежностью к своему рабочему месту и внешности (чтобы было комфортно), человек, для которого важна в первую очередь работа. Трудно представляю себя со стороны во время встречи — по всей вероятности, что-то напоминало отчет о проделанной работе перед высоким начальством. Поэтому, по-видимому, чтобы выйти из этого неестественного состояния, Мейс мягко остановил одной фразой: «Хорошо, приеду». И тут же перехватил инициативу — далее говорил уже он. К моему удивлению — не о Голодоморе, а о современности Украины.
Его оценки поражали — Украина переживает трагедию, во власти — бандиты и взяточники, а он, Мейс, еще и переводит их для англоязычного номера газеты «День», поэтому таким образом они разговаривают на его английском. Досталось и президенту Украины Л. Кучме и многим другим власть имущим. Но дело, даже, не в резкости оценок — за глаза многие могли рассказывать. Он же говорил то, о чем писал в газете (но там — без персоналий). В завершение нашей первой встречи я попробовал напомнить собеседнику, что являюсь государственным служащим, и попросил учесть это обстоятельство во время выступления в Чернигове. Он заверил, что понимает и не забудет, но у него есть просьба и ко мне — не буду ли возражать, если он приедет с женой — писательницей Натальей Дзюбенко?
Довольно часто важным является не только то, что сказано, а о чем не сказано: тогда даже не обсуждалось, нужно ли посылать машину в Киев или нет. Мейс пообещал приехать маршруткой и только поинтересовался, как это лучше сделать. Во время работы в Центре мне довольно часто приходилось приглашать украинских преподавателей из Киева. Один из первых типичных вопросов: «Как я доеду?». Т.е. — заберут ли машиной и привезут так же назад. Второй: «Сколько вы мне заплатите?». Т.е. — нужно больше, чем по государственным расценкам. По-видимому, для Джеймса Мейса это вообще не было темой для разговора.
Приехал он в Чернигов обычным микроавтобусом, да еще и раньше согласованного времени. К своему стыду, мы не успели перехватить Мейсов около гостиницы «Украина», поэтому встретили уже на пути к центру. Супруги выразили свой восторг легкостью, с какой можно было добраться из Киева в Чернигов, а Наталья Дзюбенко прибавила — она считала, что это очень далеко, а получается, что по времени — почти так же, как ехать из Троещины в центр Киева. Поэтому и раньше не выбирались в столицу Северщины, но хорошо знают, что Троещина, где они живут, — это бывшая Черниговская губерния. Недалеко от своей многоэтажки даже видели древний столбик, где сохранилась металлическая бляха с соответствующим названием. Позже Наталья Дзюбенко отметит — и поездка в Чернигов была какой-то странной. Джим не очень рвался куда-то ехать, а здесь вдруг согласился. Возможно, хотел немного отдохнуть. Ведь работал он невероятно много — долгое время фактически на нем держался англоязычный выпуск газеты «День», а еще же он занимался публицистикой, общественной и преподавательской работой, работал с учеными, вел большую переписку... И никому не мог отказать по работе. Поэтому и получалось, что днем Мейс работал в газете и университете, а ночью — дома, за компьютером.
Утром Мейс выступал перед начальниками управлений по вопросам внутренней политики райгосадминистраций Черниговщины. Эти структуры, как известно, специализируются на общественных процессах. Правда, общая тема выступления в контексте научной специализации гостя выглядела довольно странно: «Главные исторические этапы государственного строительства в Украине», что объясняется требованиями к формированию учебных программ. Феерической лекцию Мейса в Чернигове назвать нельзя, но оригинальной, необычной — очевидно. В городе над Десной Джеймс Мейс выступал экспромтом. К сожалению, видеозаписи не сохранилось — почему-то на нее наложили другую. Но в этом же году через два месяца мне повезло слушать Мейса на V Конгрессе украинистов в Черновцах — он по содержанию, и даже по высказываниям выглядел очень близким к черниговскому. Поэтому, возможно, историк вслух проговаривал у нас не только то, что им было уже написано, но и фрагменты своих будущих трудов и выводов. Речь шла не только о Голодоморе. Между прочим, Мейс подчеркнул слушателям: реализация намерения жить по-европейски зависит, в первую очередь, от воли, желания, национального самосознания украинцев.
Но больше всего аудитории запомнилось другое. Мейс выражался очень прямо и откровенно, в том числе и в отношении современности. Разве что без фамилий. По-видимому, это своего рода культурное явление, присущее обществу, в котором он вырос, многократно усиленное особенностями характера и воспитания. Мейс не мог молчать. Невозможность говорить публично все, что думаешь, его откровенно угнетала.
По сложившейся практике после публичной лекции Джеймс Мейс принимал участие в пресс-конференции. Большого внимания средств массовой информации не наблюдалось. Одна из общественных газет даже отметила: «Единственное, что неприятно удивляло, — отсутствие журналистов из всех государственных, черниговских изданий». На самом деле, ситуация не выглядела так категорически. Наконец, информацию напечатали «Сіверщина», «Просвіта», «Біла хата», «Вісник Ч», «Чернігівські відомості». Две последние газеты в то время — коммунальные (областная и городская). Многое объясняют фрагменты самих публикаций, по которым можно восстановить содержание черниговских встреч. Следовательно, как объяснил Мейс журналистам, его интересовали последствия Голодомора в политическом сегодняшнем дне (исследователь называл украинское общество постгеноцидным). Он считал, что именно там коренится большинство сегодняшних проблем украинского народа, ведь уничтожались его основы. При этом Мейс ни в коей мере не снимал ответственности с современных руководителей Украины. Себя же он считал историком Украины, утверждая: «Хотя бы духовно я должен был стать украинцем». Он болел за Украину так, словно речь шла об его родине, — в отличие от многих ее руководителей, которые здесь родились.
Уже во время экскурсии по городу Наталья Дзюбенко упрекала мужа: «Джим, ты опять не сдержался!». На что он покорно отвечал: «Опять». Так же, как когда-то в Соединенных Штатах, где принципиальная позиция Мейса как исполнительного директора комиссии Конгресса и общественности США по признанию Голодомора 1932—1933 гг. в Украине геноцидом наконец стоила ему карьеры. У себя на родине Мейс пошел против течения, профессиональные советологи, русисты, слависты не простили таких выводов. Объясняя их реакцию относительно трагедии нашего народа, ее искусственного характера Джеймс Мейс отметил в Чернигове: «Одной из причин такого грустного феномена является ощущение вины в кругах американской правящей элиты и интеллектуалов за установление правительством США дипломатических отношений с СССР в 1933 г., несмотря на его осведомленность о Голодоморе в Украине».
Наблюдая за выступлением Мейса, у меня создалось впечатление — слушатели немного замерзли, ожидая, что же будет дальше. А потом как-то внезапно расслабились — возможно, вспомнили, что перед ними, хоть и украиноязычный, но американец... После завершения на мой вопрос о впечатлении от встречи один из слушателей, улыбаясь, ответил: «Свободный человек!» Действительно, публично говорить то, что думаешь, для нас тогда было роскошью. Значительная часть украинского общества привыкла к другому стилю поведения, а Мейс собственным примером демонстрировал его ошибочность и возможность иного. Так же он поступал и по отношению к своей стране, если считал, что она не права. Через несколько месяцев после этого, во время очередной встречи в Киеве, мы обменялись мнениями об Ираке. В ответ на мои критические замечания относительно политики США, Мейс неожиданно заявил, что считает войну в этой стране грубой ошибкой, которая граничит с преступлением. И озвучит свои взгляды, не принимая во внимание недовольство со стороны американского посольства. Тогда Украина фактом согласия на отправление своих войск входила в зону конфликта. Понятно, что многие и до сих пор ему не могут простить таких вольностей и опасной для авторитарной модели управления реакции гражданина. Он был неудобным для власти. Любой.
Кстати, именно во время экскурсии по Чернигову и прозвучал вопрос Мейса, вынесенный в начало статьи. Очевидно, первая встреча его таки зацепила — может, поэтому и приехал. Попробовал ответить в том смысле, что такая работа мне интересна, приносит удовлетворение, ведь речь идет о популяризации собственной истории среди очень важной аудитории — государственных служащих и должностных лиц местного самоуправления. Кроме того, это уникальная возможность для общения коллег-историков, всегда событие. Опять же, — внимание средств массовой информации. Далее к нам присоединился преподаватель вуза Александр Кухарук, и такой компанией мы несколько часов знакомились с историческими памятниками Чернигова.
Вечером нас ожидал круглый стол с черниговскими историками «Проблемы исследования голода в Украине 1932—1933 гг.» К Джеймсу Мейсу пришли Тамара Демченко, Сергей Бутко, Надежда Молочко, Татьяна Онищенко, Александр Кухарук, Дмитрий Гринь, Анна Морозова. Если кого-то забыл — прошу простить. В отличие от утренней встречи, теперь в основном речь шла о проблемах современности. Контекст не менялся, а вот общение получилось по-домашнему теплым.
Лично для меня поездка супругов Мейс в Чернигов имела продолжение в том смысле, что с тех пор они приглашали домой, даже оставляли ночевать. Откровенно говоря, меня довольно долго не покидало чувство нереальности (может, поэтому и не осмеливался заезжать так часто) — речь шла о живой легенде, с которой можно поговорить, обменяться мнениями, поработать за его компьютером, попросить взглянуть на собственный текст, оказаться посреди его ежедневной жизни, далекой от внимания прессы, радио или телевидения. Здесь уже играть на публику не будешь — покажешь, какой ты на самом деле.
Мейса можно назвать гостеприимным, хотя и не слишком умелым хозяином. А в смысле быта — вовсе не приспособленным. Мы даже вдвоем с его женой ходили на Петровку покупать куртку (обновка понравилась). Но Мейс этого и не скрывал, даже шутил над собой. Но чувствовалось, что находиться в своих новых апартаментах ему приятно, потому что, наконец, он получил то, чего длительное время был лишен — личного уголка, который мог строить так, как ему нравилось. И Джеймс с удовольствием демонстрировал свою квартиру, не обращая внимания даже на некоторый творческий беспорядок. Особенно поражало огромное количество книг (теперь они переданы Киево-Могилянской Академии). Откровенно говоря, большего количества в частной коллекции я просто еще никогда не видел. Как выяснилось, это была только часть его собрания, вторая часть тогда еще находилась в Америке.
Во время разговоров со мной, по-видимому, Мейс ощущал некоторую неуверенность, потому что пытался подбадривать и побуждать к их продолжению. Как выяснилось, его привычка к прямой речи и необремененных лишним политесом высказываниям удивительным образом сочеталась с корректностью в общении и вниманием к собеседнику, причем при любых обстоятельствах.
В начале 2003 г. я позвонил по телефону ему домой. Новость ошеломила — Джеймс Мейс в реанимации обычной киевской городской больницы (не в Феофании, кстати!), состояние очень тяжелое. В сентябре 2002 г. он говорил о неблагополучии со здоровьем, но чтобы так... Благодаря его жене, в тот же вечер мы вдвоем прошли в палату Джеймса. Он чуть держался и, как объяснила Наталья Дзюбенко, в таком состоянии находился уже несколько недель. Нужны были постоянные переливания крови (и не только) — ее сдавали друзья и знакомые, в первую очередь — коллеги из газеты «День». Поэтому Джеймс Мейс стал в буквальном смысле одной крови с гражданами Украины. Когда мы приблизились к кровати, он, почти обессиленный и неподвижный, поздоровался и на озадачивающее приглашение прогуляться по Чернигову (аргумент такой — мы же еще не посмотрели Антониевы пещеры) заверил — обязательно.
Мейс таки выполнил обещание. Через полгода, немного прийдя в себя, он приехал в наш старинный город в командировку в облгосадминистрацию, чтобы принять участие в обсуждении проекта издания книги «Черниговщина Incognita» — сборника, который является прямым продолжением серии газеты «День» «Украина Incognita», и рассказывает о малоизвестных страницах прошлого Северщины. Таким образом, книга вышла в печать в конце 2004 — в начале 2005 гг., т.е. уже после смерти Мейса, получила своего рода его одобрение, а возможно, и благословение. Больше никаких встреч тогда не было, но после официальной части он охотно согласился еще раз немного прогуляться по городу. Конечно, заглянули мы и в Центр повышения квалификации. По-видимому, Мейсу было приятно напомнить, таким образом, о себе, а тем, кто его знал, — снова встретиться. Уместно отметить, что есть еще одна книга, связанная с Мейсом — «1917 год на Черниговщине» (авторы — Владимир Бойко, Тамара Демченко, Оксана Онищенко). Ее предыдущую версию Мейс просматривал, а главное — развеял некоторые мои сомнения относительно организации издания монографии.
Книги — не единственные инициативы, которые связали Мейса с Черниговщиной. Весной 2003 г. Наталья Дзюбенко рассказала об идее Джеймса, которая была опубликована в газете «День» 18 февраля 2003 г., и попросила распространить информацию. В колонке под названием «Свеча в окне» Мейс предложил «...акт национальной памяти, доступный каждому: в национальный день памяти жертв 1933-го (четвертую субботу ноября) определить время, когда каждый член этой нации, где почти каждый человек потерял кого-то из близких, зажжет в своем окне свечу в память об умерших». Соответствующий текст и просьба получили почти все центры повышения квалификации из других областей, но, насколько мне известно, без продолжения. Обращение напечатала черниговская газета — «Вісник Ч», собственно, ее главный редактор — Сергей Народенко. Поддержал не только он. Осенью 2003 г. на Черниговщине готовились официальные мероприятия к 70-й годовщине Голодомора. Накануне появилась возможность поговорить с заместителем председателя облгосадминистрации Виктором Тканком. Идея зажженной свечи ему понравилась. И действительно, ее использовали во время главного собрания в Доме заседаний областного совета. Таким образом, можем утверждать — Чернигов стал первым городом в Украине, где известную акцию поддержала власть. Позволю себе здесь лишь замечание — все-таки для Мейса главной была собственная мотивация граждан Украины. Он не воспринимал сочувствия по приказу.
Мое знакомство с Джеймсом Мейсом длилось меньше двух лет. 3 мая 2004 г. вечером раздался междугородный телефонный звонок — звонила Наталья Дзюбенко-Мейс. Она сказала, а вернее, — прорыдала в трубку, что Джим умер, и попросила приехать помочь с похоронами. Следующие два дня я провел в знакомой квартире на Троещине. Чтобы на работе это не выглядело как откровенный прогул, проректор Института повышения руководящих кадров НАГУ при Президенте Украины Иван Розпутенко оформил мне командировку. Помог ли чем-то — не знаю. Сидел на телефоне — принимал звонки с соболезнованиями и предложениями о помощи, встречал тележурналистов, посетителей, записывал сообщения каналов телевидения, кухарничал...
Одним словом, — как мог, пытался помочь семье. Отмечу — среди официальных посланцев квартиру Мейса тогда посетил только адъютант министра обороны Евгения Марчука (может, были и другие, но об этом мне не известно), а из наиболее известных представителей тогдашней оппозиции звонила по телефону Екатерина Ющенко. На следующее утро Наталья Дзюбенко забрала меня и еще нескольких мужчин, и мы поехали в морг за телом Джеймса Мейса. Такой оказалась последняя встреча.
Прощались с Джеймсом Мейсом в Доме учителя, возле которого собралось очень много людей — они постоянно прибывали: коллеги-историки, журналисты, писатели, парламентарии (в т.ч. Виктор Ющенко), чиновники (например, — спикер МИД Маркиян Лубкивский). Чего, наверное, не было ни здесь, ни потом на Байковом кладбище — каких-то официальных делегаций, распределения по рангам и других подобных вещей. Кто хотел, тот и пришел — по призванию. Так, как он хотел, чтобы мы зажигали свечу памяти.
