Но вот какой вопрос меня тревожит: если бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
Кризис, упадок, дефолт, кредиты, инфляция, финансовый апокалипсис... Все эти и им подобные слова уже который месяц являются ведущими для международных форумов, выступлений экономистов, политиков, тематики газет, научных дискуссий, программ радио и телевидения. О кризисе высказались даже ленивые, к нему даже привыкли, и неутешительные прогнозы, пессимистические пророчества, ужасы уже не так пугают. Однако кризис остается фактором, порождающим целый ряд неожиданных, тревожных проблем, ставящим новые и новые вопросы. Самый интригующий — как мог возникнуть кризис именно в тех странах — и в первую очередь США, — экономика которых составляет фундамент современной цивилизации и ее социокультурных основ? Ведь материальное благосостояние этих стран является эталоном, точкой отсчета для всего мира, их валюта — главная в финансовых операциях глобальной экономики, а интеллектуальный потенциал — залог всех возможных рисков? Кризис, уверяет большинство экспертов, — закономерный результат эволюции рыночного хозяйства. Однако возникает вопрос — а не является ли финансовый кризис определенным запланированным проектом, который должен подготовить человечество к переходу в новую эру, в новую фазу развития? Тогда что такое собственно финансовый кризис и чем он закончится?
1. ФИНАНСОВЫЙ АСПЕКТ КРИЗИСА
Сегодня человечество живет в условиях финансовой цивилизации, «денежного строя». В общественном сознании, и не только на повседневном уровне, окончательно утвердилось убеждение: деньги являются абсолютным эквивалентом возможностей человека на протяжении всей жизни и на всех ее уровнях. Причем не только эквивалентом стоимости произведенного товара или затраченного труда, а именно всех возможностей и способностей — духовных, творческих, профессиональных и тому подобное. Деньги стали определяющими не только в экономике или политике, но и трансформировались в креативы деятельности интеллектуальной элиты. Причем это не миф, не преувеличение, а реальная ситуация — не зависимость, а заинтересованность создателя в финансовой поддержке. Человек давно уже боится не Бога, не царя, не угрызений совести, а отсутствия денег. Последнее приводит не только к нищете и социальному падению, но и к невозможности реализовать себя в искусстве, политике, социально-культурной и профессиональной деятельности. Деньги, финансовый рычаг являются определяющими в геополитике, дипломатии, бизнесе, власти.
Постоянное увеличение зависимости от финансового фактора привело к разрыву между «реальными» и «виртуальными» деньгами. Как известно, вся мировая экономика вкладывается приблизительно в трлн. Сейчас нет надобности рассуждать, что из этой массы продукции, товаров и услуг необходимо для жизнеобеспечения, а что нет, — это не суть важно. Важно то, что объем всяческих финансовых бумаг, которых выпущено особенно много за последние лет 20, достигает, по различным оценкам, не менее 0 трлн. Есть даже оценки — больше одного квадрильона — точной цифры уже никто не дает. Ведущие инвестиционные деятели (игроки), во всяком случае из тех, кто недавно разорился, владея, например, млрд.. реальных активов, контролировали активы в трлн.. Рычаг в 25 раз, и несложные расчеты показывают невиданную рентабельность такого бизнеса.
Насколько долго вся эта пирамида могла держаться? Оказывается, долго. Боялся ли кто из главных финансовых властелинов дефолта? Маловероятно. Как показывает известный российский экономист О.И. Агеев, один из ключевых механизмов успешного развития американской экономики связан с дефолтами — муниципальными, штатными, корпоративными и тому подобное. Они не обязательны и не всегда возникают в глобальном или государственном масштабе, хотя Великая депрессия 30-х годов прошлого века, на которую так часто сегодня ссылаются, начиналась массовым каскадом дефолтов и «сжиганием» финансовых пирамид, на что лихорадочно реагировали бизнес и население. Одни разорялись, другие теряли работу, большинство впадало в апатию, но кое-кто обогащался, ловя «рыбу в мутной воде». Логика многих наших событий, которые вдохновенно проводит отечественная политическая и финансовая элита, напоминает схему развертывания коллапса американского рынка того времени.
Инструментарий «сжигания» избыточных обязательств довольно ограниченный и потому простой. Это может быть развязывание гиперинфляции или девальвации. Кто-то в отчаянии будет горевать о своих потерянных сбережениях, кто-то их сможет вернуть, кто-то будет надеяться на помощь власти или судов, но в любом случае эта огромная масса обесценившихся финансовых инструментов растворится, исчезнет, «сожжется». Только в какой-то части отрегулируется. Взорваться мгновенно она не может — нет возможности объединиться гражданам, потерявшим вклады, нет сил у банков, чтобы они могли заставить вернуть кредиты. Но самое главное — финансы теперь являются глобальными, поскольку сама цивилизация финансовая, и нет ни одного игрока, который был бы заинтересован все это мгновенно обрушить, разрушить. Доллар на сегодня обслуживает порядка 45% международных расчетов (в начале 1980-х — 80%). Еще 30% — это евро, остальное — иена и другие региональные валюты.
Следующий метод, апробированный в ХХ ст. — это мировые войны, приводящие к списанию не только финансовых излишков, но и уничтожению накопленного материального капитала. Современная экономика также реагирует и на войны, и на глобальный терроризм. Они ведут к переоценке капиталов и перераспределению инвестиций. Мало того, современная экономика строится на доверии и искусстве создавать финансовую отчетность для утверждения своей позиции в сложной сети финансовых отношений. Однако доверие, подкрепленное рейтингом фиктивных (надутых) «финансовых империй», не является надежной опорой для реальной экономики. О чем свидетельствуют громкие и десятки менее известных недавних обвалов — банков, корпораций, фирм и тому подобное.
Логика такого развития сделала необходимым кризис как выход из ситуации, когда возникла реальная угроза получению прибыли. Недаром начали возникать пророчества относительно окончания «эры доллара» и перехода к «амеро», поиски новой мировой валюты, предупреждение относительно угрозы существованию самой капиталистической системы. Но такой ли уж кризис регулируемый? То есть, возможно ли кризис создать?
2. ТЕОРИЯ КРИЗИСА
Кроме произвольных, более или менее полных характеристик и объяснений кризиса существуют его теоретические обоснования. Теория кризиса, предложенная известным экономистом и политиком М. Л. Хазиным, основывается на двух основных положениях. Первое, тщательно разработанное политэкономией ХІХ века, заключается в том, что неотъемлемой проблемой рыночной экономики является ускоренное приращение капитала. Но рост спроса при капитализме неминуемо отстает от роста капитала, и если не принять специальных мер, обесценивает последний как прямо, в виде товаров, так и опосредствованно, через снижение его эффективности. Уменьшение объема прироста спроса по отношению к приросту капитала ведет к уменьшению объема прибыли на каждую единицу нового капитала. Иными словами, падает, уменьшается прибыль — основа и Бог экономической деятельности вообще.
Решение этой проблемы для капитала принципиально важно и осуществлялось за всю историю рыночной экономики тремя основными способами. Первый возник в период классического капитализма, в котором регулярно происходили кризисы перепроизводства, обеспечивавшие перераспределение активов и «сжигание» избыточного капитала. Но по мере развития мировой экономики кризисы становились все сильнее, и нужно было искать что-то новое.
Вторым способом стал вывоз капитала на еще неосвоенные территории. Соответствующая политика получила в конце ХІХ ст. название империализма. Этот способ неминуемо вызывал острую конкуренцию не только за рынки сбыта товаров, но и за рынки вывоза капитала, и завершился сначала первой, а потом и второй мировыми войнами. После появления мировой системы социализма капиталистической экономике потребовалась более согласованная политика. В результате в 1944 г. вывоз капитала был институционализирован в рамках Бреттон-Вудсских соглашений, создавших как институты, регулирующие этот процесс (ВТО, МВФ, Мировой банк), так и систему регулирования мировых финансов (на основе американского доллара, привязанного к золоту и контролируемого Федеральной резервной системой (ФРС) США).
Вторым базовым элементом теории кризиса является мировое распределение труда, играющее принципиальную роль в рамках той модели научно-технического прогресса (НТП), которая сформировалась в конце XVIII ст. и сегодня распространилась на весь мир. Принципиальной особенностью этой модели является постоянное углубление процессов распределения труда, а они в свою очередь требуют увеличения объемов рынка сбыта. Как следствие, движение каждой страны по пути научно-технического развития требовало расширения рынков сбыта своей продукции. Соответственно количество технологически независимых государств в мире постоянно сокращалось, и уже в середине ХХ века их реально было два — СССР и США. Но поскольку процессы развития науки и техники продолжались, эти два лидера в последней четверти прошлого века столкнулись с проблемами финансирования следующего этапа научно-технического прогресса.
В процессе борьбы за лидерство начался серьезный общесистемный кризис. В 1971 Г. США объявили дефолт по доллару, отвязав его от золотого стандарта, а в 1973 году начался нефтяной (энергетический) кризис. В СССР проходили аналогичные процессы, получившие название «застоя», причем выход из положения оба конкурента должны были искать в рамках решения задачи повышения эффективности капитала, который бы обеспечивал следующий виток НТП. В СССР эта задача так и не была решена, что и привело к известным результатам и единоличному лидерству Соединенных Штатов.
Решение проблемы было найдено в конце 70-х гг. и заключалось оно в парадоксальном выводе: не уменьшать денежные вливания за счет эмиссионных долларов, а, наоборот, увеличивать. Только направлять не на поддержку капитала, а на прямое стимулирование конечного спроса. Иными словами: если невозможно расширить рынки сбыта, то нужно увеличить эффективность потребления каждого участника доступных рынков.
Реализация этого плана позволила бы дать ресурс на новый виток НТП и решить ряд проблем: побороть инфляцию за счет повышения стоимости кредита (до 20%), что принципиально изменило ситуацию в стране и заодно укрепило позиции доллара на мировой арене. При этом избыточную ликвидность стали «утилизировать» за счет раздувания «финансовых пузырей», то есть резкого увеличения доли финансовых активов в общем их объеме. По этой причине доля прибыли корпораций, полученной за счет финансового сектора, стала с 1980-х годов резко возрастать.
Именно по этой причине произошла существенная трансформация мировой системы капитализма, переход его к третьей стадии (после классического периода и империализма) — стадии финансового капитализма (финансовой экономики). Но увеличение доли финансовых активов неминуемо требовало увеличения кредитного мультипликатора. Иными словами — постоянного кредитования. И хотя соответствующие «пузыри» лопались (фондовый рынок в 1987 г.), однако до определенного момента этот процесс находился под контролем. Главное же в том, что необходимые задачи были решены. С рациональной точки зрения, со временем следовало отказаться от гипертрофированного роста финансового сектора. Но сама система получения доходов от эмиссии крупными банками была настолько им симпатична, а роль в государственной политике настолько большой, что отказаться не хватило сил.
Последствиями финансовой экономики стало существование на протяжении нескольких десятилетий экономики (особенно американской) в условиях постоянного завышенного спроса, который создал под себя соответствующую систему запрашиваемых потребителем благ — как материальных, так и услуг. Тем самым произошел «перекос»: значительная часть экономики существует только благодаря внеэкономическому эмиссионному стимулированию спроса. Вспомните, что за последние предкризисные годы у нас появились десятки новых банков, существовавших за счет кредитов, которых не брали разве что дети и пенсионеры. Благодаря этому образовалась цепная реакция по утверждению виртуальной экономики, виртуальных денег, виртуальной жизни. Но так никогда не бывает. Экономика с такими параметрами долго существовать не может, поскольку она требует постоянных дополнительных ресурсов на «покрытие» разрыва. Мы видели и видим, какие огромные средства постоянно вливаются в американскую и европейские финансовые системы. В Украине не такие размахи, однако и она не может без «финансового покрытия». Поскольку своих денег нет и не будет, то это «вливание» осуществляется за счет долгов и долговых обязательств. Цифры приводить нет потребности, они у каждого на «слуху».
За последние десятилетия масштаб «финансовых пузырей» в финансовой экономике достиг таких размеров, что экономика уже не может их выдержать. Это нашло проявление, например, в том, что в частности рыночная ставка кредита престала за последний период реагировать на изменение учетной ставки. Но самым главным стало то, что резко начала расти инфляция, в том числе и в потребительском секторе. И она будет продолжаться до тех пор, пока темпы эмиссии превышают темпы роста экономики, то есть до того времени, пока не будет нивелирована «избыточная» часть экономики. При этом остановить эмиссию, которая и является причиной инфляции, тоже невозможно, поскольку это равносильно мгновенной гибели соответствующей части экономики. Но она должна быть живой, должна функционировать, поскольку нужна всем. В таком случае кризис становится угрозой для всех, и никто в нем не заинтересован. Но на самом ли деле никто?
3. ПОСТКРИЗИСНЫЕ ОЖИДАНИЯ
Современный финансовый кризис является предупреждением о том, что эпоха постэкономического или постиндустриального общества — это код финансовой цивилизации, в которой провозглашается множественность и диверсификация, разнообразие и конкуренция парадигм, сосуществование противоречивых элементов, признание и поддержка разнообразия современных проектов социальной жизни, социальных взаимоотношений. Кризис, как это ни парадоксально, прибавляет «свежей крови», то есть порождает большое количество творческого разнообразия во всех сферах деятельности человека, которая в любом случае «замыкается» на финансах. Он активизирует интеллектуальную сферу, что способствует привнесению новых форм рационального решения проблем.
Но что может ждать Украину в дальнейшем развитии, которое некоторое время будет проходить под знаком «финансового кризиса»? Скорее всего, ничего особенного или ужасного с нами не произойдет. Ну, хотя бы потому, что страна занята в первую очередь, вопреки логике современного мирового развития, решением проблем не постиндустриального, а скорее индустриального, даже патриархального порядка. Ведь как иначе назвать феодальную междоусобную войну за власть? Это говорит о том, что Украина не настолько глубоко интегрирована в систему мировых финансовых процессов. Во всяком случае, индекс Доу-Джонса у нас мало кого касается и волнует. И, несмотря на «демократическую», «цивилизационную», «инновационную» и так далее риторику мы в ряде отношений остаемся (и останемся) за пределами возможностей того обновления, которое происходит в процессе развития кризисных явлений.
Причин для этого достаточно, но хотелось бы обратить внимание на специфику рыночных отношений в нашей стране, обусловленных особой ролью чиновника. Трансформации отечественного бытия в сторону приватизации не только не сделали его «рыночником», но, как это ни парадоксально, еще больше убедили в необходимости максимально длительного сохранения своего доминирующего положения между производителями и потребителями. Это позволяет и далее бесконтрольно, «по-социалистически» непродуктивно присваивать общественное богатство, которое постоянно уменьшается.
В противовес западному отечественный опыт показал, что частная собственность вовсе не порождает при необходимости капитализм и рынок там, где она введена. В этом смысле перекачивание денег из Украины в зарубежные банки не является просто результатом плохой работы правоохранительных органов, несовершенства законодательства, недальновидной и «немудрой» экономической политики. Как раз политика эта очень мудрая. Она полностью отвечает экономическим и политическим интересам бюрократической верхушки и заключается в утонченном балансировании между нагромождением частной — своей — собственности и торможением общественных (не моих) рыночных реформ и развития внутреннего рынка. Ведь рынок как экономический механизм прямого взаимодействия между производителем и потребителем лишает чиновника основного источника его обогащения — внеэкономического, административного распределения благ. Понятно, почему в таком случае никто не отменяет «депутатскую неприкосновенность», почему не исчезает и не исчезнет коррупция, не осуществляется реформа избирательной системы и все остальное.
Множество этого остального заставляет сомневаться в том, что Украина из кризиса выйдет обновленной. Слишком тяжелое бремя обязательств и зависимостей, порожденных властью и закрытым разделом частной собственности, не дает возможности войти в поле трансформаций, которые требуют инновационного мышления, способного постичь проблематичность современной социоэкономической реальности, выявить ее специфику и искать пути выхода из кризисных противоречий. Современная экономическая и политическая реальность — это не баррикады, не блокирование парламентских трибун и критика Президента или премьера за глаза, в бульварных газетах или на «Свободе слова». И каждая новая публичная ссора, «разоблачение», скандал — это далеко не инновационное мышление или креатив. Хотя современное, постиндустриальное общество — это общество знаний, интеллекта, что означает думать, искать, предлагать, ошибаться, снова искать. То есть мыслить, а уже потом действовать!
Состояние перманентного скандала, который пытаются при этом подать как «битву» за истину в «последней инстанции», внушает сомнение в быстром преодолении нами финансового кризиса. На фоне этого скандала заявления некоторых политиков первого президента о необходимости возврата к «моральным нормам» кажутся наивными и даже несвоевременными, хоть и очень нужными. Ведь остановка на рубеже индустриализма, то есть прошлой эпохи, продлевает на неопределенный срок политическое и экономическое господство распределительной бюрократии. А почему бы нет, если верхи хотят, а низы могут жить именно в такой ситуации? Отсюда и сомнение в позитивных последствиях. Хотя сомнение, как говорил великий французский философ Р. Декарт, является началом познания, однако мы снова оказываемся в поле надежд и ожидания. Но тех надежд, о которых Леся Украинка писала: «Contra spem spero» (без надежды надеюсь).
Не стоит забывать, что глобализация мирового экономического и политического пространства в условиях неравномерности общественного развития Украины создает объективные преграды для постиндустриальной трансформации. И если так, то мы можем говорить не об обновлении, не о преодолении кризиса, а о переживании, пережидании «лихого часа». А кто ждет, тот теряет, поскольку снова находимся в парадигме догоняющего развития. Выход не в ожидании, не в надеждах, а в обновлении — сознания, мышления, деятельности, своего отношения к человеку и Родине, которую почти все наши политики называют «эта страна».
И последнее. Учитывая, что мы живем в условиях финансовой цивилизации, и определяет сегодня все в мире в конечном итоге монетарный интерес, то финансовые центры сделают все необходимое, чтобы социальный мир и далее опирался на власть денег. Следовательно, все будет делаться для увеличения финансового могущества одних и суеты по удовлетворению потребительских нужд всех остальных. А для этого и необходимы периодические потрясения, которые бы возвращали из эйфории «легкой жизни» на «твердую землю». Как говорил выдающийся немецкий философ Г.В.Ф. Гегель, «война оздоровляет кровь нации». В таком аспекте кризис выступает таким видом современной войны, который является закономерным или сбалансированным шагом к новому уровню упорядоченности социума, новому мировому порядку, суть которого останется той же: деньги, прибыль, власть!
Василий КРЕМЕНЬ, академик НАН и АПН Украины, президент Академии педагогических наук Украины, президент общества «Знання» Украины
Владимир ИЛЬИН, доктор философских наук, профессор Киевского национального университета им. Тараса Шевченко
