Три последние «внешнеэнергетические» акции правительства пока оставляют впечатление бурной безрезультатной деятельности. Сначала Рэм Вяхирев дезавуирует заявленный Кабмином успех московского визита премьера, затем Президент жёстко критикует туркменские «достижения» вице- премьера Юлии Тимошенко, и в тоже время выясняется, что лондонская встреча В.Ющенко с руководством ЕБРР никак не прояснила главный вопрос: как и когда будет финансироваться достройка блоков на Ровенской и Хмельницкой АЭС. Между тем похоже, что правительство «проваливается» еще по одному направлению — безопасность и работоспособность других ядерных блоков, финансовая ситуация в атомной энергетике и развитие отечественного ядерного топливного цикла. Об этом — в интервью с профессионалом. Имя Георгия Копчинского широко известно в среде ученых и практиков-ядерщиков. Начинал он в Киевском институте ядерных исследований, работал на ЧАЭС, был директором Смоленской атомной станции, возглавлял сектор ядерной энергетики ЦК КПСС, отдел ядерной энергетики и атомной промышленности правительства СССР, затем участвовал в создании систем ядерного надзора в Украине, был первым заместителем председателя соответствующего комитета. Сейчас Георгий Алексеевич — директор Государственного департамента ядерной энергетики Министерства топлива и энергетики Украины, пожалуй, главного государственного учреждения по управлению атомной отраслью Украины. Однако особой гордости по этому поводу Г. Копчинский не ощущает: проблем, по его словам, прибавилось, а средств для их решения в руках управленцев все меньше. Поэтому нашу беседу главный атомщик страны сразу начал с анализа текущей ситуации:
— В начале года общие долги НАЭК «Энергоатом» находились на уровне двух млрд. гривен. Поэтому новой команде, возглавившей в начале года отрасль (президент НАЭК Владимир Бронников, председатель Госатома Георгий Копчинский, вице-президент «Энергоатома» Николай Штейнберг. — Авт.) , пришлось во главу угла поставить работу по улучшению финансового состояния компании. Очень большая работа была проведена в этом направлении, конечно, и Кабинетом Министров. В первую очередь, речь шла об очистке компании от разного рода посреднических структур, занимавшихся поставкой топлива и продажей электроэнергии. Это были пиявки, которые пили кровь атомщиков через большие дисконты, все эти вексельные и бартерные схемы оплаты электроэнергии. Команда, о которой я говорю, была крайне заинтересована в том, чтобы все финансовые взаимоотношения сделать прозрачными, понятными для всех, кто проявит тот или иной интерес к этой стороне деятельности компании. Ведь НАЭК «Энергоатом» воспринимается, не без помощи СМИ, как некая криминальная структура. Постоянные разговоры, намеки не могли не использовать те, кто все эти схемы создавал. Об этом говорит хотя бы тот факт, что, к сожалению, я и сегодня не знаю результатов прокурорского расследования, которое проводилось в течение полугода. Финансовое положение компании остается крайне сложным. Наши российские коллеги проявили жесткость, и нам пришлось в первоочередном порядке погасить долги за свежее ядерное топливо 1999 года. В результате возникла задолженность в выплате зарплаты, не все делалась по текущей эксплуатации и т.д. Достаточно много (около 1,5—2 млрд. кВт.ч) потеряли в выработке электроэнергии, потому что были вынуждены простаивать из-за отсутствия свежего ядерного топлива. И тем не менее помощь Кабмина и Президента помогла несколько оздоровить финансовое положение. Правда, это не означает, что решены все проблемы. Чтобы готовиться к зиме, выполнять все ремонтные планы, обеспечить эксплуатационные потребности атомных станций, нам нужно сегодня получать 17—18 млн. грн. в день за отпущенную атомными станциями электроэнергию. Реально мы получаем около 2 млн. грн. Разумеется, при таких поступлениях с энергорынка в полном объеме подготовить атомные станции к зиме будет очень сложно. И «Энергоатом» вынужден брать кредиты. К сожалению, это, пожалуй, единственный выход из сегодняшней ситуации.
В течение последних нескольких лет развилась негативная тенденция сокращения объемов ремонта. Главная причина — отсутствие необходимых оборотных средств, а также, может быть, недостаточная настойчивость руководства. В результате ухудшился контроль за оборудованием, что для таких потенциально опасных объектов, как атомные станции, недопустимо. Сейчас, внимательно разобравшись в ситуации и ужесточив требования по контролю, мы, к сожалению, выявили ряд серьезных проблем, которые зимой могут помешать нормально работать. Во-первых, нужно срочно ремонтировать и реконструировать быстроходные турбогенераторы производства санкт- петербургских предприятий, поскольку в любой момент мы можем потерять один или несколько энергоблоков. Быстро заменить турбогенератор — это довольно сложная задача, да и немалые деньги. Та сумма, о которой я говорил выше, не учитывает этих потребностей. В нее не входят даже нужды, связанные с поддержанием в работоспособном состоянии парогенераторов, что становится все более сложным...
Нет в этой сумме и затрат на повышение безопасности энергоблоков, и это может иметь для нас международные последствия. Украина является членом Международной конвенции по ядерной безопасности. Первое совещание по выполнению конвенции состоялось в апреле прошлого года. Там в адрес Украины было высказано немало замечаний. И только правительственная (прежнего Кабмина. — Авт. ) программа повышения безопасности энергоблоков, учитывающая все рекомендации МАГАТЕ, спасла ситуацию. Но отсутствие денежных средств и должного понимания этой проблемы привело к тому, что мы выходим на второе совещание по конвенции, практически ничего не сделав. И политическое давление будет очень серьезным, прозвучат осуждающие Украину заявления. В результате пострадает имидж страны, но главное, чего нельзя исключать, могут быть применены какие-то санкции. Так вот, те цифры, о которых я вам говорил (17— 18 млн. грн.), совершенно не учитывают программы повышения безопасности. Она практически заморожена. Это обстоятельство нас очень тревожит.
К сожалению, сегодня вся деятельность сосредоточена вокруг денежных вопросов. Да, безусловно, это первоочередная проблема. Но нельзя концентрироваться исключительно на поставках свежего ядерного топлива. Это просто некий вид оборудования. Не будет свежего топлива — блок не будет работать. Но если остановится турбогенератор или турбина — блок тоже не будет работать.
— Бывший и.о. президента «Энергоатома» Владимир Бронников уделял достаточно много внимания ядерной безопасности, но потом и ему в конце концов пришлось заниматься топливом, и он кое-чего все же достиг. Почему его не утвердили в должности?
— Я тоже такой вопрос задавал и продолжаю задавать. Четкого однозначного ответа у меня нет. Бронников — это специалист высшей категории, который не только обладает более чем 30-летним опытом работы в ядерной отрасли, но и глубокими знаниями. Очень крепкий руководитель. На постсоветском пространстве единственный атомный блок- миллионник был введен в эксплуатацию на Запорожской АЭС в то время, когда там директором был Бронников. Именно благодаря его настойчивости, целеустремленности и организаторским способностям этот блок и сегодня работает на экономику Украины. Я не думаю, что у кого-то могут возникнуть претензии к Бронникову как к профессионалу. Что касается финансовых дел, то намеки некоторых должностных лиц на злоупотребления и т.д. не выдерживают никакой критики. Если именно по этой причине он не был назначен на должность президента, то об этом надо сказать громко и однозначно, привлечь к расследованию соответствующие органы. Этого не сделано. Почему? Ответ ясен. Тогда почему профессионал высшей категории не был назначен президентом НАЭК «Энергоатом»? Этот вопрос остается без ответа.
— Кто выиграл тендер по расчетам с российским предприятием «Твэл»?
— Более приемлемые условия были предложены Сбербанком. И сейчас основная доля всех банковских перечислений по поставкам ядерного топлива осуществляется Сбербанком.
— Пресса писала об этом банке как о проблемном, а он в один день становится здоровым и берет на себя такие обязательства...
— Позвольте, я не буду комментировать это дело, хотя во многом с вами согласен.
— Хорошо. Но приходит новый руководитель «Энергоатома» и обращается к «Проминвестбанку», от услуг которого отказался Бронников, за крупным кредитом ($40 млн). И, естественно, получает отказ.
— Я этому не удивляюсь. Ваш вопрос затрагивает ту роль, которая возложена на Госатом. В соответствии с положением, утвержденным Кабинетом Министров, он осуществляет функции управления по отношению к «Энергоатому» и другим предприятиям. Назначен новый президент НАЭК «Энергоатом» — г-н Недашковский. Я уже не буду говорить, что каких-либо консультаций с Госатомом не было, может быть, они Кабмину и не требовались. Но для меня удивительно, что г-н Недашковский, работая вот уже почти неделю, ни разу не позвонил и тем более не повстречался с директором Госатома. А что касается его действий, в частности по вопросам кредитования, я еще раз хочу повторить, что сама эта процедура не очень приятная и очень опасная. Кредиты — это тот же наркотик, это следствие слабости нашего энергорынка и недостаточности средств, которые приходят в «Энергоатом» с энергорынка. Что касается конкретного выбора банка, то, я думаю, г-н Недашковский консультировался с кем-то по этому поводу.
— «Ощадбанк» — это, очевидно, выбор правительства?
— Вы имеете в виду Бронникова? Вы знаете, я не присутствовал при том разговоре, который происходил между высшими должностными лицами в Кабинете Министров и Бронниковым, когда обсуждалась эта проблема. Поэтому я не имею морального права комментировать...
— Очень интересная ситуация. Выходит, что «Ощадбанк» получил полностью всю энергетику?
— Да, это один из очень серьезных вопросов. Для того, чтобы работать так, как кое-кем планируется, «Ощадбанку» нужно иметь соответствующие активы. Объемы кредитов ожидаются очень большие. Ситуация достаточно серьезная. Я думаю, что Минтопэнерго выступит или уже выступило с предложениями не ограничиться только «Ощадбанком», привлекать и другие банки, уже имеющие положительный опыт работы в энергетике. Какова будет реакция и окончательное решение, мы увидим.
Виталий КНЯЖАНСКИЙ, «День»
— Принимается ли во внимание мнение Госатома, который сегодня имеет статус департамента?
— Когда принималось решение о создании Минтопэнерго и в его рамках четырех государственных департаментов, то, по моему мнению, не до конца были продуманы, с одной стороны, функциональные задачи этих госдепартаментов и, с другой, — полномочия. Как следствие, и Госатом, и другие департаменты испытывают очень серьезные трудности. Явно недостаточна численность персонала, которая нам выделена. Поверьте, я не за то, чтобы держать на госслужбе лишних людей. Потом зарплата, которая оказалась ниже, чем у работников центрального аппарата. Это очень негативно сказывается на подборе людей. И наконец, вопросы взаимодействия «Энергоатома» и Госатома. Здесь что-то надо менять. Специфика ядерной энергетики — это ее потенциальная высокая опасность. Мы не должны забывать о Чернобыле. Но часто складывается впечатление, что наши западные коллеги делают более глубокие выводы из этого, чем наши высокопоставленные чиновники.
— В этой связи, намечен ли конкретный срок получения «Энергоатомом» лицензии?
— «Энергоатом» должен иметь лицензию. Он сегодня осуществляет функции эксплуатирующей организации, провозглашенные правительством, и не иметь лицензии — это нонсенс, нарушение нашего законодательства и международного режима по безопасному использованию ядерной энергии. В принципе, это не так и сложно. Нужно просто оформить соответствующие документы. Наши атомные станции и, соответственно, «Энергоатом» как эксплуатирующая организация работают сегодня по временным разрешениям, так называемым годовым разрешениям от ремонта до ремонта, и не имеют постоянных. Мы, пожалуй, единственная страна в мире, которая по такой схеме осуществляет эксплуатацию. Безусловно, здесь нужно наводить порядок. В принципе та команда, от имени которой я сегодня говорю, эту задачу тоже себе поставила. Но, к сожалению, первый удар уже сделан, Бронников исключен... Я думаю, наверное, произойдут и другие кадровые изменения. Но желательно, чтобы те, кто их осуществляет, давали четкие объяснения, почему, на каком основании, с какой целью они делаются. Потому что они, и не только в атомной энергетике, дестабилизируют ситуацию. Мы за все это время столько сделали реорганизаций — и в ядерной отрасли, и в сфере управления и госрегулирования, что за ними уже трудно уследить. Какой-то административный зуд все менять и менять. Нужно стабилизировать ситуацию, иначе не удастся выйти на тот путь планомерного решения проблем, реализация которого потребует три-четыре года, не меньше.
— Насколько у нас решена проблема альтернативного ядерного топлива?
— Мы только в начале пути. Как вы знаете, во время последнего визита президента США Билла Клинтона было подписано межправительственное соглашение по альтернативному топливу. Проект предусматривает создание научно-инженерного коллектива в Украине, способного проектировать ядерное топливо. У нас, к сожалению, в этом отношении слабая инфраструктура, все сосредоточено в России. Американцы нам хотят в этом плане помочь. Эта одна задача, ее реализация уже началась. А вторая — предусматривает разработку конструкции таких топливных систем, которые могли бы безопасным образом вписаться в существующие реакторы. Готовятся различные испытания. В 2005 году будет проведена первая опытная загрузка для испытания. Я должен подчеркнуть, что эта альтернатива ни коим образом не перечеркивает наши взаимоотношения с российской стороной. Наоборот, мы будем их укреплять. А окончательный ответ даст экономическая целесообразность.
— Тема создания собственного ядерного цикла на сегодня исчерпывается альтернативным ядерным топливом?
— По этой проблеме, на мой взгляд, допущено много очень непрофессиональных толкований. Давайте будем точны. Ядерный топливный цикл включает в себя как обязательный элемент атомные станции. А с учетом того, что у нас еще имеется мощная уранодобывающая промышленность, надо говорить не о создании, а о развитии ядерного топливного цикла. Это первое. Второе: действительно, было подготовлено несколько программ, в том числе и в этом году. Но любая программа должна базироваться на какой-то основе. Ею является наша уранодобывающая промышленность и те предприятия, которые ее обслуживают. Так вот, эта часть ядерного топливного цикла сегодня находится в сверхкритическом состоянии. Надо сначала здесь навести порядок. У меня на столе лежит сводка о долгах по зарплате. Некоторые предприятия ядерного топливного цикла имеют задолженность по зарплате за 12 и больше месяцев.
— Здесь виновен «Энергоатом»?
— Я не могу употребить термин «виновен». Но причиной такого положения дел, безусловно, является катастрофическое финансовое положение «Энергоатома». Потому что «Энергоатом» — главный в комплексе производитель той продукции, за которую идут хоть какие- то деньги. Тот уран, который мы добываем, мы передаем россиянам, и он учитывается в наших финансовых взаимоотношениях с Россией. И если сегодня 2 млн. грн. в день не позволяют обеспечить накопление средств даже на выплату зарплаты, это начинает сказываться автоматически на финансовом положении в первую очередь этих предприятий. Социальная ситуация в коллективах очень сложная. Мы только погасили «пожар» в Днепродзержинске, где сосредоточены наши основные машиностроительные предприятия. Люди обеспокоены не только тем, что не платят зарплату, но и перспективой этих предприятий. Я уже по этому поводу подавал не одну докладную записку. К сожалению, реакция неадекватна ситуации.
Конечно, если мы не исправим финансовую ситуацию в «Энергоатоме», то и здесь ее улучшить не удастся. Поэтому говорить сегодня о расширении ядерного топливного цикла, на мой взгляд, надо. Но этот разговор нужно начинать с принятия всех необходимых мер для оздоровления реально существующих предприятий. А строить планы на развалинах того, что было создано 10, а то и больше лет назад, просто несерьезно.
— На каком уровне в нашей стране сегодня культура ядерной безопасности?
— Я не могу сказать, что культура безопасности, прежде всего на тех уровнях, где принимаются ответственные решения, должным образом торжествует.
— Я разговаривал с Бронниковым на эту тему, и он прямо сказал, что правительство не понимает этого термина. Изменилось ли что-либо за это время?
— Я могу только подтвердить слова Бронникова.
