Первый роман в прозе великого поэта Украины привлёк внимание и тех читателей, которые обычно практически не интересуются новинками современной украинской литературы (автор этих строк смог лично убедиться в этом, когда удобно устроился в салоне обычного киевского троллейбуса и достал «Записки українського самашедшого», соседи сразу начали спрашивать: а где ещё можно приобрести роман? Ведь на Петровке, говорят, весь тираж раскуплен!). Бесспорно, учитывая исключительный авторитет, который давно уже имеет Лина Васильевна Костенко у духовно живой части украинского общества, речь идёт не о сенсации, а о нерядовом событии в нашей культурной жизни.
Это — книга о каждом из нас, беспощадная, правдивая, «космически» правдивая книга (как правдивая холодная бездна Вселенной) — и, в то же время, произведение страстное, безумное, напоенное любовью и дыханием жизни, дыханием живой Украины — живой, несмотря на все исторические мутации (жертвой и источником которых является украинский народ!), несмотря на все катастрофы и абсурд бытия как всепланетного, так и национального. Собственно говоря, это книга о том, как и почему абсурд стал уже, в сущности, пространством украинского бытия, а не периодическим неприятным препятствием в реализации чьих-то личных планов. О том, как «нам подменили Украину», и о том, как нам её вернуть. Первым — лишь первым! — шагом на этом пути (а этот путь является ничем иным, как суммой неэгоистичных, временами рационально не мотивируемых поступков) был Майдан, описанный в романе Лины Костенко и романтично возвышенно, и, в то же время, весьма скептически — относительно тогдашнего «Мессии» и других трибунных вождей («Люди б йому повірили. Ні, він іде на поступки, він капітулює. Ми на Майдані, а він уже серед них. Серед тих, кого називав злочинною владою»).
Последние приведенные слова (это оценка событий дня 8 декабря 2004 года, печально известного дня так называемой конституционной реформы) — лишь одна строка из хроники, записок, дневника, который почти изо дня в день, с декабря 2000 года по декабрь 2004-го (поражает невероятная хронологическая и фактологическая точность автора!) ведёт созданный воображением Лины Костенко молодой украинец, профессиональный программист, который, как и немало кто из нас, чувствует себя лишним и чуть ли не безумным в собственной стране. Есть такое старинное польское слово «діяріуш» (с латинским корнем). Это — такой дневник, насыщенный не так суетливой «злобой дня», как глубоким, острым ощущением истории. Именно это слово, «діяріуш», употребляет герой Лины Костенко, характеризуя произведение, которое он пишет. И оно здесь более чем уместно.
Весь роман построен на «дисонансах всесвітнього пекла» (тоже высказывание из «Записок»). Поистине весь мир вроде бы обезумел: террор не имеет границ и моральных ограничений — нет пощады ни младенцам, ни женщинам, ни старикам; человечество гибнет в ядовитом океане безграничной злобы, лжи и насилия; уничтожается чистая земля, вода, воздух; уничтожается чистота человеческих душ. А что касается Украины, то калейдоскопу преступного абсурда, кажется, нет конца, нет пределов насмешливой лжи, которой власть «награждает» народ (только лишь жуткие перипетии «таращанського тіла», абсолютно точно воспроизведенные писательницей, чего стоят!). Здесь как раз полностью на своем месте слова из «Записок»: «Чи є майбутнє в України? З таким президентом нема. А з такими нами?» Вот это — вопрос вопросов...
Недаром в тексте романа Лина Васильевна признала нужным привести известные слова Фридриха Ницше: «Я вдивляюся в безодню, а вона в мене». Потому что, поистине, «страшна історична карма націй, які віками не самі визначали свою долю». А живем же в такую эпоху, когда «людям позакладало не вуха, а душі», когда «вся атмосфера просякнута чадом вічно тліючих проблем». Сама писательница с исчерпывающей точностью объяснила, почему обществу может оказаться необходимой эта хроника жизни полностью нормального (несмотря на «гоголевское» название) человека в ненормальной, больной, давно лишенной собственной идентичности стране. А именно: «Вся ця «мозаїка абсурду» існує лише за умови «нульової», короткої пам’яті у суспільства. Коли ж пам’ять відновлюється — абсурд постає саме як божевільний, гидкий, жахливий абсурд». Вот в чём, очевидно, и заключается «сверхзадача» произведения. Вот ради чего безымянный герой Лины Костенко тщательно, терпеливо и методично записывает всю эту «мозаїку абсурду», призывая тем самым украинцев: имейте длинную, если угодно, злую (в лучшем смысле этого слова) память, никого и ничего не забывайте: ни хамства («нам мешают жить еті козли»), ни трусости, ни мессианской спеси («моя нація»), ни невыполненных обещаний («покращення життя вже сьогодні»), ни циничной насмешки, когда «прожитковий мінімум встановлюють ті, хто давно вже встановив для себе прожитковий максимум»...
Герой, которому автор «доручила» нести в мир много горьких, выстраданных душой истин о деградации мира и Украины (хотя далеко не факт, что все без исключения мысли главного героя книги являются также мыслями её творца), хочет лишь одного: не отбирайте у меня, не подменяйте мне мою Украину, если уже я родился именно на этой земле! Абсолютно нормальное стремление, не так ли? Ан нет: он живёт в стране, где постоянное и публичное употребление человеком родного языка является почти актом гражданского мужества, потому что расценивается и до сих пор как «націоналізм» (здесь даже слово «абсурд» является слишком мягким, разве что подходит высказывание «шовіністичний маразм»), где отвратительны попсовые телепрограммы и реклама (ох, как издеваются над ними Лина Васильевна и её герой!) буквально выжимают из человека всё украинское и вообще всё человеческое. И, все же, он упрямо утверждает своё: «Це моя країна, я тут виріс, я тут живу, я не хочу в Силіконову долину, я не хочу в найкращі комп’ютерні центри Європи, я хочу жити і працювати тут. І не абияк жити, а жити добре, достойно. Абияк жили мої батьки, і батьки моїх батьків, і всі гарні порядні люди у цій частині світу завжди мусили жити абияк, задурені черговою владою, черговим режимом. Набридло. Абияк жити я більше не хочу». Однако это нормальное требование (не мечта!) остаётся недосягаемым. Вот это, по-видимому, и является наибольшей трагедией современной Украины.
Писательница (раз роман является публицистическим, следовательно, о многом автору надлежит говорить прямо) применяет целую систему блестящих символов, которые должны ярче, чётче и более образно донести до читателя жизненно важные мысли. Эта символика удивительная и поражающая. Приведём лишь несколько примеров. Вот друг «українського самашедшого», который живёт и работает в Калифорнии, тоже программист, рассказывает ему в письме о тамошних очаровательных птичках-колибри. Это чудесное создание имеет «серце майже втричі більше, аніж шлунок. От якби так у людей. Ото було б сердечне суспільство. Суспільство у нас важке. Конгломерат націй і антинацій, звиклих до стагнацій і профанацій, дискримінацій і асиміляцій. Шлунок у такого суспільства безрозмірний, а спільного серця нема. А нема спільного серця — нема спільних цінностей». Блестящая, вместительная формула!
Лина Васильевна Костенко с ювелирной точностью творит именно такие символы, подходящие для наиболее широких обобщений. Вот герою «приснився дятел, що клює націю в скроню. Дятел був як дятел, дзьобатенький і пістрявий, а нація якась аморфна, розпливчаста, і все підставляє скроню». Вот ему мерещится привидение, которое «ходить по Україні, привид шовінізму. Часом він вилазить на трибуну і вимагає другої державної мови. Часом стрибає по снігу, як підбита ворона, підпираючись костокрилим костуром. Часом курсує в коридорах влади в костюмі від Версаче. Часом вищирюється з нахабної фізіономії заїжджого гостя, часом з простодушної пики тутешнього неандертальця. Часом прикидається президентом, часом народним депутатом. Часом б’ється з іншими привидами, і тоді зчиняється великий бедлам. А до чого тут ми? До чого тут Україна?» Интересно, что знакомый нашего главного героя (он носит достаточно загадочное имя «Лев, інвертований на пустелю») дает здесь меткий и лаконичный комментарий: «Це ж не Україна. Це пень розпаденого Союзу. Через те й змії кишать». И — дальше итоговая символическая формула: «Україна пручається, як Лаокоон, обплутаний зміями. Вона німо кричить, але світ не чує. Або не хоче почути». Важно ответить на вопрос: а чей это, собственно, крик? Может, не только Украины, но и самого автора — он таки пробивается к нам сквозь горький сарказм, острый, как лезвие бритвы, юмор, он задавлен, спрятан между строками по-мужски рационалистическими рядками этой удивительной исповеди-дневника...
В романе есть очень много снайперски точных политических обобщений, которые, на позор и горе Украины, оказались пророческими (так, друг главного героя, духовно готовый влиться в «рух Опору» и выйти на Майдан, дает жёсткое определение той эпохе, которая наступит в случае поражения его и его единомышленников: «мезозой!»). Однако ценность произведения, собственно, не в этом. Воспроизведена колоссальная панорама этого всеохватывающего «простору абсурду», который достиг уже таких масштабов, что впритык приближает нас к социальной и духовной аннигиляции, исчезновению, «испарению» национальной сути Украины и человеческого достоинства её граждан — эта панорама кричит об ответственности не столько власти, сколько каждого из нас. Каждого без исключения. Прежде всего, ответственности за то, что привыкли терпеть то, что терпеть не имеет права человек с достоинством, умом и сердцем, приспособились к тому, к чему приспосабливаться нельзя ни при каких обстоятельствах. «Ми можемо втратити Україну. Ми вже фактично її втрачаємо — міркує безіменний герой Ліни Костенко. — Ми нездатні протистояти, ми не знаємо, на кого і на що спертися в цьому суспільстві, воно хистке і захланне, інфіковане тліном мертвих ідеологій, поляризоване за принципом поколінь, сконфронтоване соціально й національно, навіть регіонально — а ми, что зробили ми? — ми, покоління у силі віку, ми, ніби ж уже громадяни вільної країни, ми, ублюдочні катастрофісти своїх особистих драм, сипонули урозтіч по світах, або сидимо тут, скніємо, чекаємо, поки нам усміхнеться доля».
«Записки українського самашедшого» завершаются знаменательными словами: «Лінію оборони тримають живі». Мощное присутствие в нашей духовной жизни Лины Васильевны Костенко (в частности, её нового произведения) укрепляет эту линию обороны неизмеримо.
