Делая кино по-настоящему, платишь жизнью, иногда в прямом смысле слова. Для известного французского документалиста Кристиана Поведы это стало роковой истиной. 4 сентября прошлого года, вскоре после завершения съемок его последней картины «Безумная жизнь», режиссера нашли расстрелянным в собственной машине в предместье Сан-Сальвадора; по подозрению в совершении этого преступления арестованы уже более 30 членов банды Mara-18, наиболее влиятельной криминальной группировки Центральной Америки: только в Сальвадоре, где зарождалась эта уличная армия, у них до 50000 «солдат», в США — 40000, а всего к их деятельности причастны 200000 человек.
«Безумная жизнь» — как раз о Mara-18. Поведа готовился к съемкам пять лет, снимал 16 месяцев. Он сумел завоевать доверие и главарей, и рядовых бойцов и увидел их мир с дистанции, близкой настолько, насколько это вообще возможно.
Результат — чистая антропология. Поведа открывает иную цивилизацию, живущую по особым законам, столь же далеким от понимания обычного современного человека, как и эпоха Средневековья, к примеру. Он не вмешивается, не комментирует — просто фиксирует их ритуалы, их праздники и оргии, быт, семейные ссоры, отходные молитвы на похоронах очередных «брата» или «сестры», убитых враждующей бандой. В фильме нет самих кадров убийств, достаточно ужасающей простоты приема: вот в этом кадре герой или героиня разговаривают, смеются, к некоторым, как, например, к 26-летней Колдунье, матери-одиночке, потерявшей глаз в одной из перестрелок, даже успеваешь привыкнуть, но потом неизбежно — затемнение, резкие звуки выстрелов, и еще одно тело пакуют в мешок для мусора, потом в гроб, «братва», скручивая пальцами понятные только ей самой знаки, вновь поет свою варварскую мессу. Кто-то пытается реабилитироваться, организовать честный бизнес — но неизбежно всплывает старое дело, и все усилия оказываются тщетными. К концу картины почти всех основных героев или убивают, или сажают в тюрьму. Это мир без выхода.
Поведа делал фильм-исследование, а получилась у него трагедия почти античного масштаба, заключительный акт которой исполнен самим автором.
Какое это отношение может иметь к нашим реалиям? Самое непосредственное. Наши «братки», в 1990-е отличавшиеся от сальвадорских «маристов» разве что татуировками, но никак не влиянием и не жестокостью, ныне проявляют себя не столь активно, но это лишь означает, что изменились методы, а не сущность. Возможно, стало даже хуже, потому что многие бывшие хозяева улиц сейчас прекрасно чувствуют себя во власти. Наш кинематограф, наша журналистика в свое время не создали столь же убедительный репортаж из сердца тьмы. Не было своего Поведы, просто не хватило смелости либо таланта — причины уже неважны. Запечатлеть, архивировать то или иное даже очень опасное явление означает понять его истоки — и, в конечном счете, обезвредить. Выход «Безумной жизни» — это один из первых и очень важных шагов сальвадорского общества к выздоровлению. Мы же даже не начинали идти — а значит, вновь и вновь обрекаем себя на вечное прошлое, как плохие ученики, не выучившие уроки истории.
