В газете «День» есть три журналистских «звезды»: Джеймс Мейс, Клара Гудзик и Людмила Заседа. Об этом уже неоднократно говорила главный редактор Лариса Ившина. Конечно, измерения и понимание сути «звезд» у нас свои и они весьма далеки от гламурно-глянцевых... Колонка Людмилы Заседы «Послевкусие» появилась в газете два года назад. Один из лучших репортеров еще в советские времена, Людмила Заседа, сумела аккумулировать в этих небольших пятничных текстах свой бесценный репортерский опыт и... самую жизнь — с присущим ей невероятным вниманием к деталям, личностям, окружающему миру, и самое главное — любовью к жизни. Этому человеку хочется позавидовать, но ее позитив и энергия нивелирует эти несознательные порывы внутреннего журналистского мотора. Поэтому Людмилу Заседу просто хочется слушать. А еще читать, впитывая мозгом и кожей все эти случайные (случайные ли?) детали, мысли, интонации. Наконец, после этого остается очень приятное послевкусие...
— Ко мне журналистика пришла не со школы. В школе шикарных сочинений я не писала. Говорили, хорошо болтала, но не писала. Просто сочинения на заданную тему меня совершенно не волновали. Но, наверное, что-то чувствовала. Может, потому что отец был военным фоторепортером...
Это я к тому, что журналистика начинается не сразу и не в институте. Она начинается тогда, когда ты сам что-то написал, куда-то побежал, что-то принес. Когда есть ощущение того, что это твой материал. Первый материал, который мне запомнился на всю жизнь, был из Луцка. Мне надо было написать про кружок в местном дворце пионеров. Тема, казалось бы, посредственная. Но там был такой руководитель кружка и такие дети, что я их запомнила на всю жизнь! Это был первый материал, который отметили.
Так что моя журналистика началась значительно позже. Работая в ежедневной газете, я объездила всю Украину, и это большой плюс в работе. Сейчас так никто не ездит, сейчас в основном все сидят в Киеве и все берут из интернета. Тогда мы никогда не списывали. А сейчас это очень хорошо идет, ведь правда?
Ольга РЕШЕТИЛОВА:
—Лариса Ившина делит украинских журналистов на староверов и новое поколение. К какой эпохе украинской журналистики вы себя относите?
— Я со старой журналистики не выписывалась. Я отношусь к тем людям, которые считают, что журналистика была и тогда, в прошлом веке. Лариса очень точно говорит, что тогда была журналистика, но не было свободы слова, а сейчас есть свобода слова, но нет журналистики. И это правда.
Но у меня-то свобода слова была. Я, например, не знала всех руководителей райкомов. Я писала все, что хотела. Хотя тоже, конечно, в рамках. Рамки были у всех, но они не были всепоглощающими. Мы шутили, жили с юмором, и жить становилось легче. У нас в «Прапоре коммунизма», например, самый главный лозунг был «главное держаться за древко». Что мы вытворяли! У нас все шутки были на одну тему. Поэтому на вопрос, к какой эпохе журналистики я себя отношу, отвечу: «Я отношу себя к жизни». Жизнь все время меняется, а я это вижу, описываю и получаю удовлетворение от того, что это все улавливаю. Я человек, который живет всегда.
Сегодня, как и, наверное, у любого нормального человека, у меня вызывает отвращение то, что все вокруг звезды. Многие себя пиарят до такого состояния... А где «багаж»? И зачем обязательно быть известным? Мне это непонятно. Мне не нравится, что часто люди видят только себя, когда пишут, и это чувствуется. Я, да и читатели, наверное, чувствуют, пишет он по делу или смотрит на себя со стороны. Так я лучше выгляжу или так? Искренность исчезает. Может быть, я говорю устаревшие вещи. Может быть, эта искренность никому не нужна?
Лариса ИВШИНА:
— А, может быть, сейчас люди не хотят тратиться?
— Не хотят тратиться журналисты, а люди хотят. Я уверена, что люди хотят читать, видеть искренность и переживать. Если человек читает что-то особенное, он отдает свою часть эмоций. Наверное, искренности сейчас мешают деньги. Для того, чтобы написать с волнением, человек не должен думать о деньгах. Жизнь, конечно же, плотно повязана с деньгами, но то, что я люблю, я могу делать бесплатно. Но это не значит, что за бесплатно можно жить. Где-то, без сомнения, надо зарабатывать, но только тогда эмоции не тратить. Я плотной журналистикой сейчас не занимаюсь и могу не знать о заработках журналиста. В одном журнале я просто зарабатываю деньги, а в «Дне» у меня любимая колонка. Но если человек пишет искренне, я всегда чувствую какую-то обнаженность.
Кстати, я бы никогда не писала «заказухи». Никогда, ни за какие деньги! Я, видно, человек другого времени. Но в нашей профессии, к сожалению, есть очень много «трафаретных» людей, которые, кстати, прекрасно зарабатывают и смеются над всеми нами.
Так что журналистика была всегда — плохая или хорошая, но существовала она всегда. В советские времена были жуткие рамки, конечно. Но кто мог — тот мог. Кто хотел — тот хотел. Ведь легче не хотеть. Я всегда искала румяное яблоко в гнилье. Легче всего взять это гнилье и сказать: «Ой, какое гнилье, коричневого цвета, еще тут и фиолетовый есть, какой ужас!» А почему бы не найти в нем вот то румяное яблоко? Ведь жизнь невероятно многогранна...
РЕПОРТЕРСКИЙ БОРЩ
— Человек должен абсолютно резко, быстро и страстно реагировать на импульсы, — уверяет Людмила Заседа, размышляя о том, какими качествами должен обладать человек, чтобы стать хорошим репортером. — Ты должен получить удар. Не получишь удара — материал будет нормальным, но все-таки не то... Удар — это везение. Когда получаешь импульс — это значит, что ты вышел на нужную тему. Репортер, конечно, должен быть дико внимательным, потому что репортаж без деталей — это просто пересказ событий. Ведь телевидение все равно успевает быстрее... То, что не заметят все остальные, замечает репортер. Я думаю, хороший репортаж — это тогда, когда ты отходишь от схемы и от заданной цели, от того, что ты обязан рассказать. Нужно вильнуть немного в сторонку, быть готовым к тому, чтобы плюсовать к основному заданию что-угодно и откуда-угодно. «Высасывать» из событий и людей буквально все.
Л. И. : — Наверное, это еще и означает, что репортер должен быть личностью...
— Конечно, заслуженных журналистов значительно больше, чем настоящих журналистов. Так же как заслуженных артистов в сто раз больше, чем настоящих артистов. Безусловно, журналист должен буть личностью. Ведь что такое наша работа? Кроме фактов — это еще и ассоциации. А откуда брать ассоциации, если нет «багажа»? Надо постоянно учиться, всегда! Я не об университетском образовании. После университета только и начинается учеба, после 9 вечера — когда все накормлены и уложены спать.
Л.И. : — Университет — это аперитив...
— Да аперитив, и без него никак. Я училась именно так. При чем я сама себе ставила какие-то задания. Не имея «багажа», нечего делать. Наша работа позволяет постоянно шлифовать себя. Вот бухгалтером я никогда бы не смогла быть. Хотя на самом деле можно написать репортаж и в цифрах — потому что они, оказывается, такие разговорчивые, там такие детективы, такие игры у них. Но у нас, журналистов, другое полушарие работает.
Репортеру нужно жуткое любопытство, которое можно и нужно тренировать и наращивать. Лишний вес наращивать не надо, а вот любопытство — надо. И его никогда нельзя терять. Человеку, во-первых, должно быть не скучно с самим собой. Репортеру — так точно. Это первое дело, несмотря на то, что мы, безусловно, нуждаемся в близких людях и в общении.
Когда пишешь репортаж, важно не «уснуть» посредине. А это бывает. Вот ты пишешь, и все вроде бы получается, все нормально... и чуть-чуть, потихоньку, незаметно съезжаешь. Вообще-то самые лучшие репортажи у меня получались, когда я варила борщ. Хотя и борщ требует полной самоотдачи, но умудрялась.
Л. И. : — Кстати, о борще... Как вы его готовите?
— Сначала я любуюсь овощами, которые купила. Хотя и не всегда есть время полюбоваться. Борщ вообще такая вещь — он не может не получится, если ты этого хочешь. И опять же — важно не заснуть посредине. Почему борщ похож с репортажем? Потому что есть много составляющих, которые надо собрать... И есть определенный момент, который нельзя проспать. Если только заснул... Все равно будет вкусно, и дома похвалят, но ты же знаешь... Все амплитуды должны быть соблюдены. Поэтому борщ очень похож на репортаж.
Ну, без фасоли и грибов борща нет. Буряк и морковку я слегка притушиваю. Вода нужна хорошая. А что тут еще рассказывать? Я обязательно смешиваю квашеную и свежую капусту. Фасоль надо замачивать с вечера. Фасоль я выбираю очень тщательно, со старушками разговариваю, в глаза смотрю... А еще мы всегда выращивали помидоры, немного, несколько кустиков, и я всегда их клала в морозильную камеру. Когда борщ почти готов, я обязательно один помидорчик добавляю. Своим ароматом, особенно зимой он придает невероятные ощущения. Обязательно добавляю травы, особенно я люблю сушеный укроп.
Репортеру без дисциплины делать нечего, — продолжает Людмила — уже о репортерстве. — И журналисту тоже. Так же как и организованность. До сих пор составляю утром план, что я должна сделать на протяжении дня. Я вообще всю жизнь живу по плану. У меня бесконечные пятилетки. Чтобы успеть увидеть то, что жизнью отпущено, надо жить по плану — иного выхода нет. Можно, конечно, постоянно все откладывать, но я ненавижу откладывать.
Важно также собирать материал только на месте событий, никогда не приводить в редакцию героев репортажей и там их не допытывать. Человек в чужой среде не так хорошо раскрывается как в своей. У интересного человека надо брать все что можно — его реакции, мысли, оценки — все это идет в копилку и откладывается. Потом становится своим родным и помогает. Речь не идет о списывании. Тогда мы вообще не знали, что это такое, хотя сейчас это делают просто изумительно. Но один раз ты у меня спишешь — а я напишу еще. Голова — ее ведь не спишешь...
Жизнь по-всякому складывается. У журналистов бывают долгие перерывы по каким-то причинам глобальным. Рождение ребенка — это тоже всегда перерыв. После таких затянувшихся пауз всегда бывает волнение, ощущение, что так давно не писал, что, наверное, уже ничего и не сможешь... Но кто умеет, тот не забывает. Главное — чтобы журналистские рецепторы не исчезли — умение видеть и собирать детали всегда и везде.
«Я НЕ «АКУЛА ПЕРА» И НЕ «ЗВЕЗДА»
На День Киева, в 8 утра, пока еще все сидят в ванной и завтракают, я уже была на Андреевском спуске, чтобы почувствовать его аромат, когда там никого нет. Я никогда в жизни не хожу туда, когда там много народа. В этот раз я купила себе акулу. Пришла домой, и поставила на письменный стол. Ну пусть и я теперь буду акулой, я сама себе акула. Только теперь и только сама себе, потому что я никогда в жизни зубы не выпускала. Конечно, критические материалы были, но я их всегда перепроверяла, как сумасшедшая, — так боялась кого-то обидеть. И, правду говоря, это всегда надо делать, потому что мы увлекаемся, когда пишем, одним предложением можем изменить тональность. Нам кажется, что оно ложится в текст, мы не понимаем, как человек, которого это касается, это прочитает. В первую очередь, должна быть правда — а там уже твои интерпретации. Я боялась обидеть не потому, что боялась, что меня накажут. Ничего подобного. Я старалась так расставить акценты, чтобы и правду сказать, и никого без причины не обидеть.
«И ЕЩЕ НАДО ЛЮБИТЬ...»
Маша ТОМАК:
— Как удержать при себе настроение и чувствовать себя женщиной, если столько всего надо сделать: и работа, и дом, и семья?
— Во-первых, у женщины нет предела, до которого она может чувствовать себя женщиной. Нельзя слушать, когда говорят, что после тридцати или после сорока жизни нет. «Ой, мне двадцать два или двадцать пять! Что будет?! Я ничего не успею!» Жизнь всегда интересна, только не надо стоять на месте. У каждого этапа жизни есть свои обязанности, и всегда будут еще более важные вещи, чем сегодня. Нет рамок, когда женская жизнь заканчивается, если женщина понимает, для чего она живет. Об этом надо помнить!
А что такое старость, я вообще не знаю, хотя, наверное, уже давно должна понять. А мне все равно — мне молодиться не надо, и замуж не надо выходить. Молодиться не надо — надо быть молодой, как бы ты не выглядела. Молодой внутренне.
Моя мама в девяносто лет пережила четырехчасовую операцию. Представляете, в девяносто лет! Она настолько светлый человек, у нее светлейшая голова. Я вам скажу, стареет только тот, кто озабочен тем, что он стареет. «Глянцевые» этим озабочены. Они без конца себе что-то вставляют, что-то с собой делают. У меня никогда не было такой возможности, и времени на это не было. Никогда. Может, сейчас я и мечтаю, чтоб меня укутали, чем-то меня намазали. Но у меня еще столько планов! Я езжу как бы по плану. Муж говорил, «я так хочу, чтоб ты увидела весеннюю Австрию», и я весной поехала в Австрию. У меня было десять лет, когда я вообще никуда не ездила. Я столько работала, все время помогала семье подняться. Я работала и дом держала — мне по горло хватало. А сейчас я езжу. Муж хотел, чтоб я весеннюю Австрию увидела, и я поехала.
Чтобы сохранить счастье и ощущение жизни, нужно тренироваться и работать. И еще надо любить. Жизнь — она вся в комплексе. И никогда не верьте, что не существует любви, что все переходит в какую-то родственность. Это такая неправда! Надо быть мужчиной и женщиной всегда, всю жизнь и даже тогда, когда одного уже нет. Любовь и после пережитых трагедий будет тебе питать и отдавать, и никогда тебя не оставит.
«ПОСЛЕВКУСИЕ»
В авторской колонке Людмилы Заседы «Послевкусие» сводят с ума прежде всего детали. Это еще из того, репортерского борща...
— Для того, чтоб увидеть детали, надо ввести себя в состояние такого напряжения... Надо работать всем телом, воспринимать все, быть открытым ко всему и очень внимательно за всем следить, — посвящает в тайны «Послевкусия» автор колонки. — Настоящий журналист, куда бы он не пришел — везде видит материал. Этим мы, конечно, всех раздражаем, но из тех обстоятельств, в которые мы попадаем, надо выжимать все до капельки. В каждом деле есть очень яркие детали, которые репортер не имеет права упускать.
Честно говоря, я вернулась в журналистику после десятилетнего перерыва, можно сказать, благодаря Ларисе Ившиной, — вспоминает Людмила. — Конечно, я на протяжении этих лет кое-что писала, но... Два года назад как-то вот робко приблудилась, что-то написала (уверенная в том, что это печатать невозможно), придумала рубрику... Кстати это мне уже значительно помогло, повесило меня на плечики и расправило, — само слово «Послевкусие» уже объяснило мне, что за рубрика это должна быть.
Чтобы получить послевкусие, нельзя переедать. Как только переедаешь — какое там уже послевкусие... Нужен опять же тот же импульс.
Я до сих пор волнуюсь, когда мой материал должен появится в газете, — робко признается Людмила Заседа. — Иногда думаю: вот этот точно не напечатают, а потом открываю газету, смотрю — есть. Я счастлива. ... Я честно скажу: я не знаю, о чем конкретно я пишу, я свои колонки вынашиваю и леплю как ласточкино гнездо из разных ассоциаций. Именно это для меня и есть «Послевкусие».
Бывает так, что надо писать, а я не знаю, о чем. Вообще я пока заголовок не придумаю, ничего не будет. Обычно над названиями я очень долго думаю. Для меня заголовок — это программа и рамки. В заголовке ты чувствуешь ниточки, из которых будешь плести.
М. Т. — Ваше «Послевкусие» обладает чертами художественными. Вы не задумывались о том, чтобы написать книгу?
— Мне нравится делать только то, что я умею. Книг я никогда не писала. Конечно, можно было бы выпрыгнуть и сделать что-то такое, но я хочу оставить время для самой себя, и у себя самой себя не забирать. А зачем? Я уже столько работала. Хотя... глобально о этой идее я не задумывалась.
P.S. — Когда меня в сорок лет пригласили прочитать лекцию репортерстве в университете перед студентами, — с улыбкой вспоминает Людмила, — тогда один мальчик встал и сказал: ну конечно, это вы сейчас так увлечены своей профессией, а что будет через двадцать лет?..
А через двадцать пять лет появилось «Послевкусие»...
