Сегодня в столице на склонах Днепра состоится открытие «Свечи памяти» — центрального образа будущего мемориала памяти жертв Голодомора. Эта идея — свеча памяти — принадлежит Джеймсу Мейсу. Еще в 2003-м вышла его публикация в «Дне». В тот же год была начата акция «Свеча в окне». Кроме того, Джеймс непосредственно причастен к установлению первого памятного знака на Михайловской площади в Киеве. Это был 1993 год. 60-ая годовщина трагедии. Впервые на государственном уровне отдали дань уважения памяти безвинно погибших от голода. Об этом вспоминает директор Института литературы им. Т. Шевченко НАН Украины Николай ЖУЛИНСКИЙ.
— На меня сильное впечатление произвело путешествие по Канаде и США в 1989 году, во время которого Иван Дзюба, Игорь Рымарук, Раиса Иванченко и я имели многочисленные встречи с украинскими общинами. Именно там увидел первые памятники жертвам Голодомора 1932—1933 годов. Тогда же и познакомился с Джеймсом Мейсом, который, кстати, сразу обратился с просьбой посодействовать приехать в Украину. Все эти встречи побуждали задуматься над тем, как оживить память об этой трагедии на Родине. Я жил в доме, в котором также жили Лидия Коваленко и Владимир Маняк. Часто бывал у них дома, где они показывали сотни писем-воспоминаний, поступавших от очевидцев того лихолетья или их родственников. И когда Джеймс приехал в Киев, прежде всего повел его к Владимиру. И здесь судьба распорядилась так, что в октябре 1992-го меня назначили вице-премьером по гуманитарным вопросам.
Поэтому, имея весомую поддержку у отечественной интеллигенции и украинцев заграницей, выступил с инициативой отдать дань уважения жертвам Голодомора по случаю его 60-й годовщины. Когда Леонид Кравчук подписал проект указа президента, был создан оргкомитет, который я возглавил. Также создавались оргкомитеты в каждой области. Мы давали поручения восстановить места захоронения жертв Голодомора и обозначить их крестами. Фактически, это впервые на государственном уровне чествовали память безвинно погибших во время голода 1932—1933 годов.
— А чем вы руководствовались в выборе места для установления памятника? Кстати, проводился ли конкурс макетов памятных знаков?
— Что вы! У нас было слишком мало времени! Почти всем членам оргкомитета понравился проект Василия Перевальского — мать с распятым на груди ребёнком, обрамленные крестом... Он казался очень символичным. По сути, в Украине тогда еще не было таких памятных знаков. Разве что в этом же, 1993-м, при содействии Бориса Олийника открыли один — Колокол памяти — возле Мгарского монастыря на Полтавщине. Как сейчас помню, было очень холодно, мрачно и неуютно. А Джеймс Мейс был в светлом плаще. Как белая ворона среди всех нас. Он стоял со стиснутыми зубами и болезненно переживал событие. Ударил колокол. Один из тех многих меньших колоколов, которые были вокруг большого. Колокол ударил в само сердце каждого из нас.
А что касается выбора места... Мы не были уверены, что когда-то Михайловский Златоверхий монастырь отстроят, но осознавали, что это святое и энергетически сильное место. Кроме того, рядом МИД. Предвидели, что заграничные делегации могли бы возлагать цветы к памятному знаку и таким образом распространялась бы информация по миру о геноциде украинцев.
— Николай Григорьевич, какой в этом была роль Джеймса Мейса?
— Джеймс был одним из моих заместителей по оргкомитету. Он работал очень самоотверженно. Тщательно прорабатывал сценарий. Мероприятия длились три дня. Представьте, приехали тысячи украинцев из заграницы в это сложное время экономических трудностей в Украине! А еще тысячи — со всех областей. Многочисленное шествие, которое возглавило руководство государства и духовенство, после молебна направилось к памятному знаку, где стоял военный караул. Внимание: памятный знак освятили все (!) конфессии.
Заслуга в открытии этого памятного знака Джеймса Мейса уникальна. Он считал это событие началом нашего освобождения. А после освобождения обычно приходят глубокое осмысление пережитого и потребность помнить и жить.
