После победы над Турцией и фактического подчинения Крымского ханства (официально Крым вошел в состав Российской империи в 1783 году) Екатерина ІІ решила разрушить Запорожскую Сечь, потому что этот «островок свободы» был для России будто кость в горле на пути к окончательному порабощению Украины.
В ночь на 4 июня (16 июня по новому стилю) 1775 года 100-тысячное царское войско с большим количеством пушек окружило Запорожскую Сечь. Командовал им генерал-поручик Текелия.
Силы слишком неравны — сотня царских воинов на одного запорожца. Хотя и при таких условиях все казаки были готовы к бою. Но что будет после этого с Украиной? Опять, как после Полтавской битвы, загорятся украинские города и села, прольются, как в Батурине, реки человеческой крови. Только теперь по всей Украине...
И последний кошевой атаман Запорожской Сечи, 84-летний Петр Калнышевский, глядя с вала сечевой крепости на русские войска, готовившиеся к обстрелу из тяжелых орудий, твердым голосом отдал свой первый и последний в жизни приказ: «Сложить оружие!»
За это его, прославленного в боях с татарами и турками казацкого ватага, генерал-лейтенанта русской армии, кавалера ордена Андрея Первозванного, награжденного, кроме этого, еще и золотой медалью с брильянтами за личную отвагу в русско-турецкой войне, схватили, заковали в кандалы и тайно, чтобы никто в Украине не знал, повезли на остров в Белом море и закрыли в тюрьме Соловецкого монастыря.
«Перед нами маленькая, аршина два (аршин — 71 см), дверь с крошечным окошечком посредине: дверь эта ведет в жилье узника, — описывал камеру Калнышевского историк-исследователь М. Кончин. — Оно имеет форму лежащего урезанного конуса из кирпича толщиной аршина четыре, в ширину — сажень, высота при входе три аршина, в узком конце — полтора. При входе справа — лавка, ложе узника. На противоположной стороне — остатки разломанной печи. Стены сырые, заплесневелые, воздух затхлый, спертый. В узком конце комнаты находится маленькое окошко, вершков шесть в квадрате. Луч света, как будто крадучись, через три рамы и три решетки тускло освещает этот страшный каземат. При таком свете читать можно было в самые светлые дни и то — с большим напряжением зрения... Тому, кто пробыл около получаса в удушающей атмосфере каземата, становится душно, кровь приливает к голове, появляется какое-то безграничное ощущение страха...»
По преданию очевидцев, последнего кошевого атамана Запорожской Сечи выводили из камеры в церковь лишь трижды в год: на Пасху, Преображение и Рождество. Летом Калнышевского охраняли четыре вооруженных солдата, а зимой — три.
То место, где находилась могила Калнышевского, к сожалению, утрачено. Но надмогильная гранитная плита сохранилась и лежит напротив его тюремной камеры около бронзового бюста последнего казацкого атамана. На плите выбита надпись: «Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году по высочайшему повелению (русского царя Александра І, который стал на престол после смерти Екатерины ІІ. — М. Х.) снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины. Скончался 1803 года, октября 31, в субботу, 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю...»
Я положил руку на эту плиту и почувствовал, что она холодная, как лед...
НОЧЬ В КАМЕРЕ КАЛНЫШЕВСКОГО
В тюрьме на Соловках последний кошевой атаман Запорожской Сечи пробыл почти четверть века — с 29 июля 1776 года по 2 апреля 1801 года... Мне удалось договориться с охранниками монастыря, чтобы они вечером закрыли меня в камере Калнышевского без мобильного телефона и часов.
Когда лязгнули металлические засовы на дверях и щелкнули замки, я долго стоял посреди камеры и внимательно прощупывал ее глазами. Первая мысль, которая появляется у человека, которого бросили в тюрьму, — как из нее удрать. Попробовал на прочность окованные железом двери и металлические решетки на окне: их не сломать даже ломом. Перетрогал камни и швы между ними на стенах и на потолке: их не сдвинуть и не выбить даже молотом. Внизу, под слоем красноватой земли, тоже был камень.
Бросил на атаманское ложе старый кожух и лег сверху на то место, где его утомленное в боях тело отдыхало и старело почти 25 лет. Ниша, выложенная из камня в боковой стене, напоминала разрезанный вдоль саркофаг.
Лежал долго, но заснуть не мог... Когда начали болеть бока и спина, я встал, подошел к окну, оперся руками на каменный подоконник, сгорбился, наклонил голову и посмотрел сквозь решетки в окошко. Оно, будто амбразура в крепости, было почти на уровне с землей. Взгляд скользнул по траве — и уперся в кресты на кладбище. А над ними — маленький краешек неба. Вот и весь пейзаж...
Неожиданно почувствовал ладонями обеих рук, что они лежат на подоконнике в очень удобном месте. Присмотрелся — а это отполированные руками казацкого атамана две выемки. Сколько же раз за долгие 25 лет подходил Калнышевский к этому месту, опирался обеими руками на камни, склонял голову и смотрел в окно?! Даже тогда, когда оно зимой было заметено снегом.
Эти отполированные ладонями на камне углубления были почему-то не холодными, а теплыми, будто бы то давнее тепло от рук старого казака сохранилось в этом месте вплоть до сегодняшнего дня.
О чем думал Калнышевский, когда стоял на этом месте? По-видимому, тысячи раз он вспоминал широкие украинские степи, красавец Днепр и разлогое небо над ними. Слышалось фырканье боевых коней, звон сабель и пушечный гром во время конных атак на вражеские позиции. Его ноздри приятно щекотал дым походных костров, глаза созерцали глубокое звездное небо, а сердце замирало от девичьих песен, которые плыли в лунные ночи над прудами и левадами, будто туман...
Все это было когда-то, но уже не повторится, потому что не только он, Петр Калнышевский, но и вся Украина теперь в неволе. Каким дальнозорким был винницкий полковник Иван Богун, который в знак протеста сломал саблю и отказался поддержать Богдана Хмельницкого на Переяславской раде по вопросу «воссоединения» в 1654 году Украины с Россией...
И случилось так, как предсказывал Иван Богун.
Год за годом, на протяжении веков, Российская империя, будто прожорливый крокодил, заглатывала живьем Украину, лишая ее государственности, загоняя ее в крепостное ярмо, забирая у нее язык и украинскую песню. А затем — революция, оккупация Украины большевиками, коллективизация, Голодомор, репрессии, война, опять репрессии, строительство «светлого будущего» и — крах системы.
Очень дорого обошлось нашему народу это «воссоединение».
По-видимому, уже после 12 часов ночи я разостлал на подоконнике вышитый красными нитями сочный украинский рушник, поставил на него икону с изображением святого великомученика Калнышевского, зажег свечу, рассеял по камню горсть земли с Украины — и долго молился за упокой казацкого атамана. Чувствовал физически, как настоящее время слилось во мне с прошедшим временем...
А когда краешек неба в окне камеры побледнел и после белой ночи первые лучи солнца скользнули по черным крестам кладбища, охранники защелкали тяжелыми засовами и отперли двери камеры...
Тот рушник, который лежал на подоконнике, я повязал под бронзовым бюстом Калнышевского и рассыпал еще немного украинской земли на его могильную плиту...
