Смешно.
Страшно.
Скучно.
Есть только одно место, где все эти три чувства встречаются на равных, смешиваясь в бесчеловечном бытийном вареве. Это — власть с ее бюрократическим содомом. Здесь все можно, и ничего нельзя. Здесь даже умереть не дадут, если не будет на то соответствующего распоряжения.
Сухово-Кобылин — драматург, неудобный для постановки в любую эпоху. Ведь он создал три, быть может, самые точные и жуткие комедии о бюрократической власти: «Свадьба Кречинского», «Дело» и «Смерть Тарелкина». Драматург, сам очень и очень натерпевшийся от крючкотворцев (полтора десятка лет процессов по обвинению в убийстве), в своих горьких фантасмагориях поквитался с чиновничеством сполна. Конечно, если бы «канцелярская трилогия» была только орудием мести, вряд ли бы она была интересна ныне. Здесь намного глубже: канцелярия с ее присными вырастает в некую модель мира, выморочную, карательную и, по сути своей, совершенно безумную реальность. В изображении бюрократии Сухово-Кобылин во многом наследовал своего кумира, Гоголя; однако в трилогии нет полутонов, краски и характеры контрастны и по большому счету герои делятся только на палачей («сил») и жертв («лиц ничтожных»). В «Смерти Тарелкина» один из палачей внезапно становится жертвой. Тарелкин, подчиненный генерала Варравина, до того в «Деле» с огромным удовольствием лакомившийся человечинкой ответчика, затевает заранее обреченную авантюру против своего начальника. В этой пьесе среди главных героев уже практически ни одной «жертвы», ни единого простого смертного, лишь сплошной хоровод чиновных чудищ.
Чтобы передать на сцене сию бюрократическую преисподнюю, режиссер спектакля Дмитрий Богомазов сделал упор на комедийное действие, на динамику репризы, гега. Рисунок основных ролей насыщен множеством смешащих жестов, преувеличенно-пафосных и несуразно-жалобных интонаций, элементов буффонады, гротеска, даже цирка (чего стоит хотя бы распиливание Тарелкина в огромном ящике). Главных героев соответственно играют комически одаренные артисты. Партия, наиболее привлекающая внимание, — Владимир Горянский в роли генерала Варравина. Перевоплощение блистательное, истинный сюрприз для зрителя. Актера поначалу даже трудно узнать в этом скрюченном, злобном, черношинельном старикашке с гроздью тусклых орденов на груди. Мало того, Варравин по ходу спектакля преображается еще несколько раз: то в капитана Полутатаринова, то в соблазнительного трансвестита, то в самого Тарелкина. Каждое такое преображение вызывает взрыв хохота в зале, все в этой роли, от походки до надтреснутого голосочка, бьет просто наотмашь. Роль Варравина — одно из открытий не только этого спектакля, но и всего киевского сезона.
Свита играет короля: остальные более или менее удачно кружат вокруг Варравина в субординационном хороводе. Все на одно лицо; режиссер, в общем, не особо их и персонифицирует. Чиновники, которых играют Виталий Линецкий, Дмитрий Лукьянов, Николай Боклан, Лев Сомов, выплясывают в угаре дознания монотонный, до жути смешной танец. Одинаковые, в филерских длинных пальто и котелках фигуранты образуют то самое коллективное бюрократическое бессознательное (куда уж тут до сознания!), или, скорее, коллективное глотательное, способное перемолоть кого угодно. Художники спектакля, Олег Лунев и Александр Друганов, подчеркивают это прямой цитатой из бельгийского художника Рене Магритта: группа в глухих пальто и котелках выстраивается на фоне небесно-голубого задника, напоминая сюжеты знаменитого сюрреалиста, где вполне мирные пейзажи испещрены фигурами похоже одетых, безнадежно безликих джентльменов. Впрочем, стремление приобщиться к вышестоящему котелку дается Тарелкину, которого играет Владимир Цывинский, очень нелегко. Насколько уверены в себе и всесокрушающи остальные, настолько трепетен и нелеп этот Тарелкин. С самого начала, жадно скребя ножом и вилкой пустую тарелку, он пробуждает если не сочувствие, то, по крайней мере, понимание. Впрочем, его затея действительно кажется обреченной на фоне столь могущественного оборотня, как Варравин.
Во второй половине представления уже все чиновники однозначно ведут себя как вурдалаки. Тема оборотничества, вампиризма Богомазовым подчеркивается намеренно, и, как представляется, несколько излишне: бюрократы в «Смерти Тарелкина» и без клыков хороши. Во втором акте стремление напугать и обличить, кажется, не на пользу спектаклю: устраивается длинное следствие с терзанием невинных граждан (вот где и появляются реальные жертвы). Понятно, что таким образом режиссер отсылается к предыдущей пьесе Сухово-Кобылина, очень страшному «Делу», где стая волкообразных чиновников практически сжирает живого человека. Однако акцентирование внимания на механике судебной машины, в целом по-актерски грамотное, приводит к некоторой потере ритма, утратах в динамике спектакля. Впрочем, финал смотрится отличным искуплением как окончательный поединок Тарелкина и Варравина, где грозный старичок сначала выпивает полграфина воды, а потом буквально съедает компрометирующие бумаги — от того и помирает. Молодой и бодрый Тарелкин- Цывинский устремляется к неопределенному, но вполне сытному будущему. Ему так и не удалось припасть к желанному котлу бюрократического совершенства, из которого с таким аппетитом вкушают вышестоящие чины. Но власть — это особое кушанье. Раз начав лакомиться, остановиться не можешь, ибо от подобного рода трапезы голод только растет. Видать, маловат оказался желудок у Варравина. Зато, похоже, у Тарелкина он в самый раз. Съест вас, господа, и не подавится. Так что если вдруг встретите его на улице — ни в коем случае не берите его в управляющие поместьем. Даже если он очень будет проситься.
