Представляя рубрику со столь странным названием, сразу заверяю: в последнюю очередь стремился как-то удивить, огорошить читателя. Никаких трюков. Само название — одно из чудачеств машинного перевода, когда «Pulp Fiction» Квентина Тарантино компьютер перевел как «Хроники целлюлозы»; но оно показалось очень подходящим к колонке, так или иначе касающейся кино и — шире — визуальной культуры в целом. Ведь целлюлоза — это все еще базовое сырье искусства — с одной стороны — бумага (книги, журналы, газеты, в том числе и та, которую вы держите в руках), с другой — кинопленка. Хроника того, что совершается в искусстве, а главное — как это отражается в нашей жизни — вот основное наполнение этой, надеюсь, регулярной колонки. Поводом для разговора может быть что угодно — даже случайно выхваченная по телевизору передача, даже старый классический фильм или просто мимолетное уличное впечатление. Важны ведь не причины, а следствия, не готовые ответы, а вопросы, которые каждый себе задает. Свою толику вопросов и ответов я и хочу предложить читателю.
Гадали, сомневались; спорили и писали; заключали пари (вероятно) и ухмылялись в спину (точно). Но неотвратимое совершилось. Проще говоря, чуда не произошло: Мартину Скорсезе вновь не дали «Оскара». И пусть Клинт Иствуд, поигрывая пригоршней статуэток, лепечет о том, что, мол, «Авиатор» — лучший фильм сезона, и будь его, Иствуда, воля… Но это не воля Иствуда, который наверняка знает, что все его режиссерские достижения как в чемоданчик умещаются в скорсезевского «Таксиста». «Таксиста» в свое время тоже не заметили, как и «Злые улицы», и «Алиса здесь больше не живет». Такой, как в тех фильмах, Америку никто не видел; такие герои еще никогда не обращались к ее гражданам с экрана. Уникальная эпоха голливудского бунта 1970-х — это именно великие итальянцы тамошней киноиндустрии — Коппола и Скорсезе. Первому признания досталось с избытком. Второму — почти ничего. Тогда он казался слишком радикальным, сегодня — по-прежнему независим и вроде не так уже хорош, то есть раньше было рановато, сегодня — не за что.
Нет, конечно, «Авиатор» не лучший. И дело вообще не в «Авиаторе». И даже не в «Оскаре».
Интересно другое: рассыпается в любезностях старина Клинт, надрывается в притворном сочувствии пресса. И только от Скорсезе — ни слова.
Как так?
Вопрос, однако. И ответ не так очевиден. Да и что там Голливуд!
Тут вот на днях у нас, в Киеве, разгорелась нешуточная война. Делят несколько гектаров руин, зеленых насаждений и сладких воспоминаний под гордым названием Киностудия имени Довженко. Причем стороны совершенно не стесняются в средствах. В ход идут все виды оружия — погромные статьи и сюжеты в СМИ и натуральный штурм ворот студии, и захват министра культуры в заложники с помощью прессы, и привлечение в союзники политиков откровенно нацистского толка. Что прискорбно: с обеих сторон участвуют вроде бы уважаемые люди — режиссеры, актеры, продюсеры. Но не все. Некоторые режиссеры молчат. Кира Муратова, к примеру. Или Роман Балаян. Хотя, казалось бы — вот какая возможность напомнить о себе власти, а то и получить изрядный кусок этой власти! Но нет. Снимают кино, а драку самым возмутительным образом игнорируют.
Еще есть у нас, оказывается, и художественно-галерейная жизнь. И там тоже страсти почти шекспировские: Венецианская биеннале грядет, плюс Музей современного искусства на сносях, вот-вот народится под обильным долларовым дождем от одного из бывших-нынешних олигархов. И вновь любителям призовых забегов соскучиться не дают: кто-то громогласно и со скандалом выходит из каких-то жюри, кто-то проводит рискованные перформенсы прямо на Банковой, аж задыхаясь от собственной смелости… И кто-то сидит в мастерской, рисует картины и помалкивает. Странные люди, ей- богу. Не хотят бороться за призы. Не состоят в величайшей и могущественнейшей партии борьбы за первое место. Молчат. Непорядок.
А вот еще в политике… Но нет, стоп, иначе сейчас наш скромный целлюлозный формат затрещит по швам.
Разруха, позволю себе поспорить с сердитым земляком Михаилом Афанасьевичем, не в головах. В головах, очевидно, или талант, или отсутствие оного. И, окончательно впадая в ересь, добавлю — таланту сказать нечего. Некогда ему. Работы у него много.
А еще талант знает: поле битвы всегда достается мародерам.
Нет, господа, молчание — это не золото. Берите дороже. Гораздо дороже.
