На протяжении последних четырех лет украинская экономика демонстрирует стабильно высокие темпы роста. В 2000 — 2002 гг. рост ВВП составлял 20,9%, а за 10 месяцев текущего года — 7,2%. Еще более динамично развивается промышленность, объемы производства которой выросли соответственно на 38,4 и 15,7%. В общем, по темпам роста всего комплекса экономических показателей в 2000 — 2003 гг. Украина вошла в группу стран, лидирующих сегодня в мире. По оценкам ЕБРР, среднегодовой темп роста ВВП стран Центральной Европы и Балтии, которые ранее были первыми, за соответствующий период будет составлять 3,3%.
Какова природа данного феномена? Можно ли считать, что главным фактором роста украинской экономики остаются процессы сугубо воспроизводительного характера, или речь идет об утверждении инвестиционной модели, способной обеспечить не только стойкий (длительный) рост, а в перспективе структурно-инновационное обновление экономики? С большой осторожностью я бы все- таки осмелился утверждать о выходе украинской экономики (особенно в текущем году) на новое качество развития — на траекторию инвестиционного обновления и роста. Эта точка зрения отрицается многими специалистами. Поэтому попробую аргументировать ее более обстоятельно.
ОБЩИЕ ОЦЕНКИ
В первую очередь, нужно расставить четкие акценты на определении специфики экономического кризиса 1991 — 1999 гг. Речь идет о кризисе трансформационного содержания, связанном с демонтажем деструктивной командно-административной системы и утверждением фундамента рыночной экономики. Можно высказывать сомнения относительно системной завершенности этого процесса, его качественных характеристик, но очевидно и то, что сам по себе кризис выступал инструментом развития, а не деградации, — средством радикального инновационного обновления системы экономических отношений, существовавшей раньше, омоложения всего комплекса хозяйственных связей. Такова функция любого кризиса, в т.ч. и трансформационного.
Отмеченная закономерность подтверждается всеми странами с переходной экономикой. Украина не могла стать в этом исключением. Я экономист и для меня самым главным аргументом является статистика. Статистическим отображением качественных сдвигов, происходящих в украинской экономике, является быстрый рост производительности труда, в первую очередь в промышленности. По данным Госкомстата, соответствующий индекс составлял: в 1997 г. — 107,1%, 1998 г. — 103,9, 1999 г. — 109,6, 2000 г. — 113,2, 2001 г. — 114,2 и 2002 г. — 107,0%. Советская система, для которой «производительность труда была самым главным фактором победы нового общественного строя», не могла обеспечить аналогичные темпы роста. Подсчитано, что только в 1995— 2001 гг. производительность труда в промышленности Украины возросла на 74,5%. Это больше чем втрое превышает темпы советского периода — 1985 — 1990 гг. (21,1%). Причем нынешний уровень производительности труда в промышленности почти на треть превышает показатель докризисного 1990 г.
В связи с этим вряд ли можно отрицать очевидное — мы уже прошли значительный отрезок пути системной модернизации украинской экономики, которая была начата уже на старте экономических реформ. Экономический рост 2000 — 2003 гг. — с одной стороны, естественный результат этой модернизации, с другой — стимул ее углубления. Так что любые попытки ограничить этот процесс сугубо воспроизводительными характеристиками связаны с серьезными методологическими просчетами.
В этом контексте стоит привлечь внимание и к некорректности сравнений существующего уровня производства с производством докризисного периода — 90-ми или 91-ми годами. В годы вхождения Украины в состав СССР украинской экономики как системной целостности вообще не существовало. На территории Украины действовали производственные объекты так называемого единого народно- хозяйственного комплекса, 82,1% продукция которых реализовалась через межреспубликанскую торговлю. А это значит, что из произведенной в Украине продукции на удовлетворение потребностей внутреннего рынка шло только 17,9% стоимости собственных изделий. Та же структурная модернизация украинской экономики содержала в себе и отмеченный аспект — аспекты ее становления как системной целостности, как экономики суверенного государства. Лично я придаю этому процессу, а он был едва ли не самым сложным, первоочередное значение.
На старте экономического роста стимулирующую функцию играли экстенсивные факторы — наращивание экономики за счет загрузки свободных производственных мощностей, использования последствий глубокой девальвации гривни в 1997 — 1998 гг., погашение долгов по заработной плате и пенсиям и тому подобное. Однако за три предыдущих года эти факторы себя фактически исчерпали.
Другое дело — текущий год. Даже невооруженным глазом видно утверждение нового качества роста, связанного в основном с началом интенсивного обновления основных производственных фондов. Доказательством этого является существенный рост инвестиционного спроса. Если за 10 месяцев 2002 г. инвестиции в основной капитал выросли на 6,2%, то за соответствующий период текущего года — на 32,5%. Параллельно с этим почти втрое — с 11,3% в 2002 г. до 33,6% — за 10 месяцев 2003 г. вырос выпуск продукции основной инвестиционной отрасли — машиностроения. Кроме того, в первом полугодии 2003 г. импортные поставки машиностроительной продукции выросли на 39,6%, тогда как в первом полугодии прошлого года — только на 6,4%. Доля этой продукции в общем импорте выросла до 23,7% против 17,6% в 2000 г.
Еще раз хочу отметить: закономерность, при которой трансформационный кризис формирует достаточно весомый потенциал роста, подтверждается всеми странами с переходной экономикой. Украина не является исключением. Но существует и другая закономерность — сформированная трансформационным процессом энергия роста нуждается в адекватной экономической политике правительства. Если этого не будет, то период высоких темпов роста (6 — 7%) может оказаться, как это произошло в большинстве стран Центральной Европы и Балтии, непродолжительным. Это опасно для стран с переходной экономикой, которые, чтобы преодолеть свое отставание, должны работать на опережение.
В странах, которые в следующем году станут членами ЕС, это начинают понимать. Но потерянное наверстать вряд ли удастся. Я не вижу экономических предпосылок, реализация которых обеспечит, скажем, Польше или Венгрии, находясь в системе ЕС, развивать собственную экономику темпами в 2 — 2,5 раза выше, чем это будет происходить у «старожилов» Евросоюза. Это еще одно принципиальное предостережение относительно украинской евроинтеграционной политики, которая должна учитывать не только плюсы, но и просчеты стран Центральной Европы и Балтии, где период высоких темпов роста оказался слишком кратковременным.
РЕИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ
Еще одно принципиальное предостережение. Мы должны преодолеть иллюзорные представления относительно возможности обеспечения постиндустриальной трансформации украинской экономики уже на нынешнем этапе развития. Это чистой воды романтизм. В действительности речь должна идти о структурном соответствии утверждаемой инвестиционной модели задачам реиндустриализации производственного потенциала государства, перед осуществлением которой остановилась советская экономика. Этот этап перескочить невозможно. К тому же постиндустриальный этап развития требует параметров ВВП на душу населения выше, как минимум в 2 — 3 раза. Серьезные резервы индустриальной модернизации являются основой мощного потенциала роста, который удерживает украинская экономика и который сейчас реализуется. Рост в 2000 — 2003 гг. машиностроительной отрасли почти на 70%, две трети продукции которой идет на удовлетворение потребностей внутреннего рынка — подтверждения этого принципиального вывода.
В данном случае речь идет о потенциале не только внутреннего обновления действующих производственных мощностей, но и, что особенно важно, — удовлетворение соответствующих потребностей внешнего рынка. У стран постиндустриализма такого сегмента экономики нет. Они его фактически ликвидировали. Их специализация — постиндустриальная продукция. Однако странам периферийной зоны (а это — свыше четырех пятых всего населения земного шара), в т.ч. и странам СНГ, нужна прежде всего продукция индустриального модернизма. Наш машиностроительный комплекс способен работать на то, чтобы максимально заполнить соответствующую нишу. Вступление нашего государства в ВТО может расширить соответствующие возможности.
На аналогичную роль могла бы претендовать и Россия. Но у нее формируется совсем иная модель роста. Российские инвестиции концентрируются в топливно-энергетическом комплексе. Машиностроительная отрасль России развивается темпами в 2,0 — 2,5 раза ниже, чем у нас. Не случайно доля продукции машиностроения в нашем экспорте в Россию с каждым годом растет. Сейчас она достигла 35%. Аналогичные тенденции наблюдаются и по отношению к другим странам СНГ. Украина постепенно превращается в центр машиностроения на территории соответствующего пространства. Эту тенденцию нужно стимулировать такой же государственной политикой.
Сказанное не означает возможности ослабления внимания к высокотехнологическим отраслям. Наша экономическая политика должна строиться на двойной основе: на поддержке индустриальной модернизации плюс — на активном государственном стимулировании высокотехнологического потенциала, который базируется таким же образом на достаточно мощных пластах отечественной науки и накопленных знаний. Однако в целом следует исходить из того, что проблема утверждения постиндустриальных основ экономического процесса — это для Украины задача на более отдаленную перспективу. Еще раз повторяю: в оценке соответствующих возможностей нужно быть реалистами. Сейчас по поручению Президента Украины разрабатывается стратегия экономического и социального развития Украины на 2004 — 2015 гг. Авторы этого фундаментального документа исходят из того, что определенный период должен стать этапным в подготовке институционных, организационных и материально-технических предпосылок завершения индустриального этапа развития экономики Украины и начала ее системной трансформации в структуры постиндустриального процесса.
ПРОТИВОРЕЧИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ
Обращаю внимание на этот вопрос в первую очередь из-за необходимости внесения существенных корректив в действующую модель экономической политики. Она остается инерционной, не нацеленной на обеспечение качественно новых задач экономического роста. Сейчас формируется ситуация, при которой нарушается принцип адекватности целей и механизмов экономической политики. Это опасно. Нам не следует ждать новых подсказок западных экспертов, копировать принципы экономической политики стран постиндустриального развития. У нас абсолютно разные цели — мы должны завершить индустриальный цикл и в то же время работать на опережение. Нам ближе опыт стран Юго-Восточной Азии, хотя и здесь не может быть полной тождественности — у нас принципиально иная, чем в этих странах исходная база.
И все же можно говорить о некоторых наиболее принципиальных позициях экономической политики, имеющих общую с соответствующими странами основу, и которые у нас пока что не реализуются. Это, в первую очередь, более высокий, чем в Украине уровень валового накопления основного капитала. У нас он в 2000 — 2002 гг. составлял 19,3 — 20,3% ВВП, а в подавляющем большинстве стран Юго-Восточной Азии — более 30 и даже 35%.
Привлекает внимание и другая принципиальная позиция — значительно ниже, чем у нас уровень государственного потребления. Если в 1999 г. доходы государственного бюджета, пенсионного фонда и фондов государственного социального страхования составляли 34,6% ВВП, то в 2002 г. — 38,8%, а по итогам первого полугодия текущего года — 43,5%. Такой уровень государственного потребления могут позволить только страны с развитой экономикой. В странах, работающих на опережение, постоянно обеспечивающих 6 — 7% ежегодного роста, а мы ставим перед собой именно такую цель, уровень государственного потребления не должен превышать 20 — 25%. Там накопленные ресурсы «не проедают» (как это делаем мы), а инвестируют их в экономику.
И еще одно базовое различие касается государственных инвестиций. В странах с развитой экономикой соответствующий показатель считается оптимальным на уровне до 3% ВВП. У нас же инвестиционный потенциал государства сведен к минимуму — меньше 1% ВВП. Даже финансовые ресурсы, получаемые от приватизации, идут на расширение фонда потребления.
Только указанные три базовые позиции (а их — значительно больше) подтверждают вывод о неадекватности осуществляемой сейчас экономической политики целям закрепления в Украине инвестиционной модели развития. А далее — обеспечение на этом основании стабильно высоких темпов роста в более длительной перспективе. Приходится констатировать и то, что сейчас в правительстве отсутствует именно такого уровня макроэкономическое осмысление перспективных проблем украинской экономики. Все заняты предвыборной риторикой.
Отсутствует соответствующее понимание поднятых проблем и представителями так называемой либеральной оппозиции. Когда во время утверждения бюджета-2004 В. Ющенко и В. Пинзенык, которые в свое время были сторонниками ощутимого ограничения уровня государственного потребления, выступили за его существенный рост, автор еще раз убедился в особой впечатлительности украинского политикума. Она связана с отсутствием в его структуре влиятельных политических сил право-либерального направления, которые бы могли на деле выступить носителями не потребительской, а именно инвестиционной модели развития. Если учесть то, что сейчас наше государство оказалось уже фактически втянутым в более чем двухлетний период предвыборной гонки и что в этой ситуации левая популистская фраза будет оставаться основной политической доминантой, то становится понятно, что перспективы такой необходимой для нас дальнейшей пролонгации траектории экономического роста на уровне 6 — 7% ВВП выглядят не такими уж и оптимистическими.
Анатолий ГАЛЬЧИНСКИЙ, профессор, советник Президента Украины, директор Национального института стратегических исследований
