Но не похожи ли отношения государств больше на стратегическую зависимость? В каком свете воспринимают Украину за океаном? На эти и другие вопросы ответил посол США Стивен Пайфер, посетив вместе с сотрудниками посольства Мэри Крюгер, Кеном Московицем и Вадимом Ковалюком в редакцию газеты «День». Господин Пайфер считает, что Украина именно сейчас имеет шанс показать миру свои отличия от России, которая еще не определилась со своим курсом. Посол Пайфер отметил, что украинское правительство неплохо справляется с финансовым кризисом, что отношения двух государств все же можно назвать партнерством, а позиции Киева и Вашингтона по Косово отличались только в технических деталях.
— Время вашей работы в Украине совпало со временем, когда мы активно пытаемся переосмыслить идущие у нас процессы. Нам интересна ваша точка зрения — каковы ваши впечатления от хода реформ в Украине?
— Иногда американцы очень нетерпеливы в том, что касается результатов реформ. Но я, когда общаюсь с американцами, подчеркиваю — смотрите не только на сложности в Украине, замечайте также и прогресс.
Наше впечатление — что Национальный банк и правительство неплохо справляются с кризисом, и нам кажется, что ситуация создает и определенную пользу для Украины. На Западе зачастую думают об Украине и России как о каком-то едином целом, и сейчас — подходящий момент для Украины, чтобы показать свои отличия. МВФ и Мировой банк дали Украине определенное пространство для маневра. Очень важно, чтобы Украина наилучшим образом им воспользовалась — для дерегуляции, улучшения системы налогообложения, что и повысит деловую активность украинцев, и привлечет иностранные инвестиции. А это будет тем двигателем, который сможет продвигать Украину по пути экономического роста. Некоторые важные шаги уже осуществлены, в частности подписаны указы о дерегуляции. Ключевым вопросом будет их выполнение.
— Не создается ли у вас впечатление, что после парламентского решения о черте малообеспеченности Президент уже не сможет договориться с парламентом — ведь это ставит под угрозу параметры, указанные МВФ? Не считаете ли вы, что в этом решении отображен и популизм, и невозможность контролировать указы, провозглашенные Президентом?
— Условия, поставленные МВФ при предоставлении Украине кредита расширенного финансирования, очень трудны политически. Но мы все-таки считаем, что эти решения открывают хорошие перспективы для роста украинской экономики. Международные финансовые круги, конечно, надеются, что украинские исполнительная и законодательная власти все же смогут вместе принять непопулярные меры, которые бы за 6—8 месяцев привели к экономическому росту, созданию новых рабочих мест.
— Непопулярные решения должны принимать популярные лидеры, популярное правительство. У нас же жесткие требования МВФ накладываются на непопулярных политиков — не опасаетесь ли вы, что это может вызывать непонимание, рост антизападных настроений, дискредитировать саму идею реформ и законсервировать наши внутренние проблемы?
— Такой риск есть. Но МВФ не приходит со стандартным набором требований — они являются результатом детальных переговоров с украинским правительством. По мере их выполнения Запад готов предоставлять Украине новую и новую помощь. Венгрия, Польша, Чехия уже прошли экономически болезненный период и теперь переживают рост. Наше задание — подтолкнуть Украину, чтобы она быстрее прошла нижнюю точку кривой и пошла вверх.
— Чем вызвано требование Конгресса США к МВФ прекратить предоставлять помощь «по дружбе» (в качестве примера зачастую приводится ситуация в России)? Можно ли считать, что реформы в МВФ усилят давление Запада на наше правительство — ведь до сих пор, как считается, МВФ контролировал только показатели бюджетного дефицита в Украине?
— Я бы не согласился, что решение МВФ о предоставлении помощи принимаются на основании персональных дружеских отношений. МВФ предоставляет кредиты, а не гранты — поэтому он сам хочет быть уверен в том, что, выполняя его советы, страна за 5—6 лет сможет возвратить этот кредит. Я, конечно, далек от того, чтобы убеждать вас, что этот процесс полностью независим от политических соображений.
С точки зрения США, МВФ остается очень важным инструментом решения финансовых проблем в мире и предоставления помощи странам с переходной экономикой. Поэтому Америка — один из основных доноров фонда и собирается дополнительно внести в МВФ $18 млрд. Что же касается реформирования способа деятельности МВФ — я не думаю, что это будет иметь серьезное влияние на программу, которую фонд имеет с Украиной. В этой программе — не только показатели бюджетного дефицита. Она состоит из 19 основных шагов, после выполнения которых в течение двух лет, как надеется МВФ, украинская экономика будет намного здоровее и намного теснее связана с мировым хозяйственным механизмом.
— Посол Украины в США Юрий Щербак говорил, что на американском рынке появились украинские товары, которые выдерживают конкуренцию с американскими. Полтора-два года назад эта ситуация изменилась не в пользу Украины. Каковы причины этого?
— За последние 5 лет американский экспорт в Украину, как и украинский экспорт в США, растет. Не так быстро, как хотелось бы, но это факт. Американский рынок — самый открытый в мире. Я думаю, посол Щербак имел в виду 4—5 антидемпинговых процесса, которые были развязаны «квазиюридическими» процедурами. В таких случаях нужно доказать, что определенная отрасль американской промышленности несет убытки в результате такого импорта и импортированные товары произведены с помощью нечестных преимуществ. Как правило, если это доказано, то начинаются переговоры, на которых достигается решение о продолжении сотрудничества — но на другой основе (в других количествах импорта, например). Через Комитет по торговле и инвестициям комиссии Кучма—Гор мы предоставляем Украине всю информацию, чтобы она могла высказать по этому случаю свои соображения, свои претензии по антидемпинговым процессам, доказать, что условия производства того или иного товара изменились.
— Что мы на самом деле имеем в отношениях между Украиной и Соединенными Штатами — декларируем стратегическое партнерство или скорее стратегическую зависимость?
— Я бы все-таки использовал термин «стратегическое партнерство». Во-первых — это признание того, что у двух стран есть определенные общие интересы, и, работая вместе, мы можем содействовать их реализации. Это проявляется, например, в наших переговорах, как должна формироваться новая, более стабильная и более безопасная Европа, а также в том, как мы работаем над решением проблем, которые я называю «проблемами после «холодной войны» — в частности над преодолением международной преступности и над нераспространением оружия массового уничтожения. Последним проявлением такого партнерства является наш диалог по поводу Косово. Мы понимали, что это вопрос затрагивает интересы Украины, и поэтому мы постоянно вели с ней диалог.
— Было бы интересно узнать, какова же была позиция Украины относительно Косово. Чью именно позицию вы имеете в виду — Президента, правительства или парламента?
— Я говорю об украинском правительстве, и эта позиция была достаточно четкой. Она совпадала с американской в том, чтобы заставить президента Югославии Милошевича выполнить требования резолюции Совета Безопасности ООН №1199. В этом вообще не было отличий между США и Украиной. Но украинское правительство считало, что для применения силы требуется принятие отдельной резолюции ООН. В этом техническом вопросе и было несовпадение позиций США и Украины — Вашингтон считал, что невыполнения условий резолюции №1199 достаточно для того, чтобы оправдать применение силы. Тут не было непреодолимого желания США или НАТО забрасывать бомбами сербов. Военные приготовления НАТО преследовали цель привести к политическому решению проблемы.
— Представим себе, что ваш давний друг, пользуясь вашей «территориальной близостью» к России, попросил вас оценить события в этой стране. Что бы вы ему рассказали?
— Когда я работал в Совете национальной безопасности США, я отвечал и за Россию, и за Украину. В последние месяцы я говорю: «Слава Богу, что моя работа связана теперь только с Украиной». Россия сейчас проходит очень сложный период. Я думаю, Россия еще не решила, каким должен быть ее стратегический курс. Мы видим период неуверенности, которая только усиливает экономический кризис. Я надеюсь, что россияне овладеют ситуацией и смогут определить путь для выхода из кризиса.
— Рядовому украинцу очень трудно получить американскую визу. С чем это связано — в США боятся «русской мафии», к которой причисляют и украинцев, или со сложным экономическим положением в Украине, которое заставляет кого-то искать пристанище в США? Если экономическая ситуация в Украине за несколько лет улучшится — изменится ли ситуация с визами?
— Если бы мне вдруг дали волшебную палочку, то одним из трех моих заветных желаний я бы назвал решение именно этого вопроса. Американское визовое законодательство в чем-то является неамериканским. У нас вообще господствует принцип презумпции невиновности. Но наше визовое законодательство исходит из противоположного. Закон требует от консульских работников считать, что каждый претендент на визу планирует остаться в Соединенных Штатах и нелегально работать там — пока этот человек не убедит их в противоположном.
К сожалению, мы действительно имеем значительное количество украинцев, едущих в США по временной визе, а потом желающих изменить свой статус, чтобы остаться в Соединенных Штатах. Очень важный фактор — экономическая ситуация самого претендента. Конечно, изменение макроэкономической ситуации в Украине будет иметь значительное влияние — с ее улучшением в украинцев будет меньше поводов остаться в США.
Законодательство, конечно, будет оставаться таким, каким оно является. Но результаты его применения с изменением ситуации в Украине будут другими.
— Вы охарактеризовали отношения США и Украины как партнерские. Но мы хорошо осознаем, насколько различны наши страны. Свобода слова, свобода масс-медиа у нас и в Америке — также разные вещи. Не считаете ли вы, что ныне, за год до президентских выборов, в Украине существует угроза свободе слова? И факт выселения из помещения редакции газеты «Киевские Ведомости» — один из тому примеров?
— Я считаю, что свобода слова является одним из ключевых элементов хорошо функционирующей демократии. Мы ставим вопрос — есть ли свобода слова в Украине? Это не тот вопрос, на который можно ответить да или нет. Когда мы читаем прессу, мы имеем представление обо всем политическом спектре в Украине, мы видим значительную часть прессы настроенной оппозиционно к правительству, есть критика правительства — а это является одним из основных критериев, когда мы определяем, есть ли свобода прессы. Но происходят инциденты, ставящие определенные вопросы относительно свободы слова в Украине.
— Украина имеет свою репутацию, свой имидж. А как ее воспринимаете вы, имея собственный опыт работы в Киеве?
— У меня специфический взгляд на Украину — учитываю в первую очередь то, как позаботиться здесь об американских интересах. Но, беспокоясь о них, зачастую мы видим, что работаем также на украинские интересы. Американцы осознают роль Украины все больше.
