В последние десятилетия ХХ века развернулся мощный мировой процесс, который с легкой руки американского социолога Р.Робертсона в 1985 году получил название «глобализация». В это время стала быстро развиваться инновационная составляющая экономики. В результате лидирующее место в ХХІ веке заняла постиндустриальная социально-экономическая система, основанная на знаниях. Мир стал напоминать глобальную трехъярусную структуру, уровни которой составляют страны постиндустриальные, индустриальные и доиндустриальные. Страны первого типа сконцентрировали свои усилия на создании, применении и распространении знаний, менеджмента, программного обеспечения, образования, массовой культуры, медицинских, финансовых и информационных услуг.
ФАКТОРЫ ВНЕШНИЕ И ВНУТРЕННИЕ
Придав миру невиданную динамику, глобализация резко заострила конкуренцию между странами, сузила возможности хозяйственного маневра доиндустриальных и индустриальных стран. Риск оказаться на периферии прогресса, соскользнув на самое «дно» мирового порядка, чрезвычайно вырос. Об этом свидетельствуют и результаты научного исследования, проведенные недавно во Франции. Объектом анализа стали 133 государства, за исключением «большой двадцатки» (G20). Результаты показали, что из выбранных 133 «лишь 20 стран смогло за последние 50 лет сократить свое отставание от G20. Остальные 113 не смогли продвинуться. Более того, 43 страны из них, то есть, чуть ли не половина, имеют исключительно формально государственную атрибутику, попав в полную зависимость от транснациональных и региональных корпоративных кланов». Анализируя эти данные, украинский академик Валерий Геец делает вывод, что Украина находится в настоящее время среди этих 113 отстающих, и очутилась перед более чем очевидной угрозой попасть в круг 43 квазисуверенных государств 1.
Никто не станет отрицать, что объективный процесс глобализации обнаружил тенденцию развития человечества на невиданно высокой технологической стадии. Но не следует недооценивать и губительную политическую практику глобализма, направленную «давосскими мальчиками» на удовлетворение потребительских потребностей «золотого миллиарда» человечества при одновременном ограничении перспектив развития мировой периферии. И здесь кроются серьезные угрозы и вызовы мировой стабильности. Ведь именно страны, выпавшие из потока глобализации, могут стать (и становятся!) ареной межэтнических коллизий, прибежищем наркобизнеса и организованной преступности и, что особенно актуально сегодня, международного терроризма. Те, кому не на что надеяться, становятся готовыми на все.
Процесс глобализации все упорнее стучит в двери Украины, побуждая к дискурсу как ее политические круги, так и научных работников и широкую общественность. Причины этого достаточно серьезные, поскольку мировые процессы бросили вызов самоидентификации ещё до недавнего времени отделенному от мира «железным занавесом» сегмента постсоветского пространства под названием «государство Украина». С одной стороны, провозгласив независимость и приступив к постройке современного государства, мы встретились с новой ситуацией в мире, когда представления о «национальном» продукте, «национальной» фирме и «национальной» индустрии провозглашаются фикцией вчерашнего дня. Понятно, что после столетий безгосударственности значительная часть украинского политикума, по крайней мере его национально-демократическая составляющая, испытывает настоящий шок от необходимости отказаться от привычных для ХІХ—ХХ веков парадигм национального развития, что и вызывает время от времени настоящие политические потрясения. Должны осознать, что в процессе строительства национального государства следует признать объективность процесса глобализации и принять новую ментальность — «мыслить глобально, действовать локально».
С другой стороны, не стоит закрывать глаза и на внутренний фактор — кризис доверия со стороны граждан Украины к своим государственным институтам, которые за годы независимости не смогли хотя бы частично вывести из «теневого» оборота по меньшей мере 40% ВВП (около 400 млрд. грн.), а в последнее время вернуть на банковские счета сбережения граждан (от 30 до 60 млрд. дол.), в каковых сегодня так нуждается экономика. Что уже говорить о почти 40% населения, которое имеет средние общие доходы в месяц ниже прожиточного минимума? Здесь, как говорится, теряется уже сама логическая связь между понятием «прожиточный минимум» и «граница бедности». И, как следствие, в обществе превалирует тотальное недоверие к собственным национальным государственным институтам, которые оказались неспособными эффективно выполнять свои функции.
Кроме экономического момента, не менее важными являются и общественно-политические последствия такого позорного состояния дел: людям становится все тяжелее идентифицировать себя с государственными институтами Украины, которым они не доверяют. А это, в свою очередь, провоцирует процесс дистанционирования значительного контингента населения и от самой идеи национального государства, ее исторического прошлого, украинской культуры и государственного языка, если уже дошло до того, что это «держава дбала не про нас». Следовательно, вопрос национальной идентичности, национальных интересов Украины, последующего бытия украинского народа как субъекта истории становится чуть ли не определяющим показателем теста на зрелость украинского правящего класса, а также ориентиром значимости тех первостепенных задач, которые должны быть выдвинуты на повестку дня в ближайшее время.
ПРАВА МЕНЬШИНСТВА И БОЛЬШИНСТВА
Мы должны национально самоопределиться — другого нам не дано. Собственно, Украина не является каким-то исключением в этом контексте: через решение проблемы национальной идентичности прошли практически все ведущие державы мира. Более того — этот процесс длится и поныне, поскольку процесс глобализации (что сопровождается свободным перемещением капиталов, товаров, информации и рабочей силы) постоянно бросает вызовы любому национальному сообществу.
Здесь целесообразно сослаться на опыт Соединенных Штатов Америки, которые хотя и «оседлали» процесс глобализации, однако сами же и столкнулись лицом к лицу с проблемой национальной идентичности. Как мы уже раньше отмечали, вопреки самонадеянному заявлению известного политолога Френсиса Фукуямы о том, что якобы «гибель национализма — это вопрос времени» 2, история в который раз внесла свои коррективы. Так автор концепции «столкновения цивилизаций» Самюель Хантингтон ударил в набат в связи с двумя вызовами национальной идентичности США: в первую очередь это «все возрастающее влияние испаноязычного общества и тенденция к языковому и культурному разделению Америки, а также расширению бездны между космополитической идентификацией элит и благосклонностью нации к традиционной идентичности» 3.
Первый вызов американскому обществу со стороны последней волны иммигрантов характерен тем, что мексиканцы и другие испаноязычные меньшинства в настоящее время не спешат принять для себя англосакское политическое кредо, а тем более овладеть английским языком. Напротив, эти иммигранты стремятся получить все права и привилегии американского гражданства, сохранив при этом свою «латинскую идентичность, политическое и социальное самосознание латино». Они не собираются адаптироваться к англо-протестантской культуре и предполагают создать автономное испаноязычное сообщество на территории Соединенных Штатов Америки. Хантингтон отмечает, что в стране происходит настоящая «демографическая реконкиста (отвоевание) областей, захваченных Соединенными Штатами в 1830—1840-х годах». Уже в настоящее время в Калифорнии, Нью-Мексико и округе Колумбия неиспаноязычные белые превратились в меньшинство.
Второй вызов национальной идентичности Соединенных Штатов — все растущий космополитизм американских элит. Это приводит к тому, что современную Америку уже невозможно назвать представительской демократией, поскольку по ряду вопросов, особенно касающихся национальной идентичности, мнение избранных лидеров не совпадает с мнением народа в целом. «Этих людей, пишет исследователь, — которых называют «давосскими мальчиками», «золотыми воротничками» и «космократами», объединяют новые концепции глобальной связанности. Международное сообщество, по их мнению, морально превосходит сообщество национальное, национализм для них является злом, национальная идентичность — подозрительным явлением, а национальные интересы — противозаконными». И это притом, что рядовые американцы, всегда были и по сей день остаются одной из наиболее патриотических наций мира.
Здесь и нам, украинцам, следовало бы задуматься: неужели американцы не способны стать над национальной спецификой и формировать политическую нацию на основе индивидуализма, стремления к успеху и идее «равных возможностей»? Хантингтон не верит в такую возможность: «политическое кредо само по себе еще не создает нацию. У нации может существовать кредо, но душа нации — это несколько другое, и она определяется общей историей, традицией, культурой, общими героями и злодеями, победами и поражениями». Исследователь убежден, что «иммиграция без ассимиляции порождает напряжение в обществе», наличие билингвизма создает ситуацию языкового барьера между двумя составляющими общества. А потому сохранить национальную идентичность Соединенные Штаты сумеют лишь при тех условиях, если англо-протестантская культура останется приоритетной для американцев. Политолог убежден, что большинство в американском обществе благосклонно к «национально-патриотической альтернативе», и потому Соединенным Штатам все-таки удастся сохранить верность концепции национального государства.
Своеобразный опыт обеспечения национальной идентичности при условиях глобализации дает и современная Европа. Нынешний финансово-экономический кризис заострил проблему нарастания праворадикальной реакции на засилие иностранцев-иммигрантов, которые хотя и получают со временем право гражданства, но все еще тяготеют к сохранению традиционных форм социального поведения стран происхождения. Чтобы мы ни говорили о высокой степень развития правового государства в Западной Европе, замечает современный немецкий исследователь Юрген Хабермас, вместе с тем современное государство представляет собой такую форму политической жизни, которая не растворяется полностью в абстрактной форме институциализации общих принципов права: «Эта форма жизни образует политически культурный контекст, в который должны быть вписаны универсалистские принципы конституции, так как лишь население, привыкшее к свободе, может поддерживать жизнь институтов свободы» 4.
Какой же будет судьба иммигрантов, которые еще не успели «привыкнуть к свободе»? Здесь, по мнению Хабермаса, иммигранты должны считаться с правом коренного населения (устоявшегося политического сообщества) на сохранение целостности своей формы жизни. То есть, право немецких граждан на самоопределение включает в себя и право на самоутверждение собственной формы жизни, которую иммигранты должны принять как свою. И тогда к функциональным иммиграционным ограничениям, которые диктуются условиями воссоздания экономической и общественной системы, добавляются ограничения, которые должны обеспечить безопасность традиционной для данной страны формы жизни. В силу столкновения партикуляристских настроений иммигрантов с универсалистскими принципами прав человека, в Европе формируется понимание гражданства, которое тесно связано с определенной исторически сформированной культурной идентичностью данной страны. Ее будущий гражданин должен обнаружить готовность и быть способным выступить как член данного исторически сформированного сообщества, его прошлого и будущего, восприняв формы его жизни и те институты, в рамках которых мыслят и действуют его члены. В толерантном обществе этот пункт не является требованием к вновь прибывшему занять позицию конформизма. Это скорее требование знания языка и культуры, а также требование признания устоявшихся норм поведения и тех институтов, которые способствуют воспроизводству граждан, которые способны к автономным и ответственным суждениям.
Например, недавно представители немецкой власти обнародовали заявление о подготовке специального документа, своеобразного «договора о лояльности», который будут подписывать иммигранты, которые въезжают в страну, с обязательством придерживаться фундаментальных ценностей населения этой страны. Идет речь о необходимости выучить немецкий язык, сдать специальный тест на знание основных фактов из жизни страны, а также придерживаться устоявшихся норм поведения, демократических прав и свобод человека. Опять же, не идет речь о тотальной ассимиляции и требовании к иммигранту относительно отказа от этнической идентичности. Именно поэтому от переселенцев ожидается, в первую очередь, готовность усваивать политическую культуру и укоренившийся образ жизни их новой родины, оставляя за ними право на сохранение на локальном уровне этнического своеобразия разнообразных культурных форм жизни их страны происхождения.
НАЦИЯ: ГРАЖДАНСКАЯ ИЛИ ЭТНИЧЕСКАЯ?
Проблема этнического своеобразия тоже требует пристального внимания. К сожалению, иногда об актуализации национального фактора вспоминают в негативном контексте, указывая на многочисленные межэтнические, расовые и межконфессиональные конфликты во многих регионах мира. Но при всем том феномен своеобразного «взрыва этничности» содержит в себе глубокие психологические основы — в современном глобализированном мире старые универсальные структуры и институты поддержания социальной сплоченности часто оказываются неадекватными. Речь идет, в первую очередь, о разнообразных социальных, корпоративных, политических и религиозных формах коллективной идентичности, которые или ослабели, или настолько технологически обюрократились, что потеряли любую сакральность. При этих условиях этнические структуры оказались способными выполнять функции как ценностной ориентации, так и обеспечения чувства стабильности и безопасности — вплоть до прямой физической защиты. Тем самым этничность еще раз доказала свою стойкость во время социальных потрясений. В настоящее время происходит переоценка роли и места культурного наследия, как в жизни общества, так и в жизни отдельного человека. В частности отмечается справедливость положений, сформулированных Н.Бердяевим о том, что «не в политике, и не в экономике, а в культуре осуществляются целые общества» 5.
В условиях Украины эта проблема приобретает особенное своеобразие. Её суть заключается в том, что во время индустриализма в нашей стране так и не было сформировано гражданское общество, абстрактно правовые скрепы которого при условиях советской действительности замещались тоталитарным партийно государственным и репрессивным аппаратом. Следовательно, при условиях независимости в «догоняющем режиме» Украина, в настоящее время, должна пройти собственно две фазы общественного развития, присущих индустриальной эпохе: первую — становление гражданского общества; вторую — завершающего этапа формирования национального самосознания.
В силу того, что процесс формирования гражданского общества в нашей стране происходит крайне медленно и неоднозначно, кое-кто уже готов объявить о провале осуществления проекта гражданской нации как территориально-политического образования в целом, а зато призывает к проекту строительства нации исключительно на этнической основе. Другие акцентируют внимание на принципиальной разнице между двумя типами национализма: этнический национализм, мол, основан на идеологии исключения и отрицания многообразности, а в основу гражданского национализма положена идеология солидарности и признание многообразности единства.
По нашему мнению, постановка вопроса в ключе — «или гражданская, или этническая» основа нации — является слишком схоластической и искусственно драматизирующей проблему. Национальное сознание, как известно, далеко не одномерное. По крайней мере, она имеет два аспекта. Первый — гражданский: нация состоит из граждан, которые прямо или опосредовано принимают участие (или вовлечены в этот процесс) в создании законов, их принятии и в процессе управления через выборные местные и центральные органы, суды, а также политические партии и разнообразные добровольные общества. Второй аспект — этнический: нация является сообществом людей, объединенных одним языком, культурой, традициями, историей, экономикой и территорией. Здесь, по определению известного английского исследователя Энтони Смита, под нацией мы понимаем «большую, связанную одной территорией группу, которая имеет общую для всех культуру и разделение труда, а также общий кодекс юридических прав и обязанностей» 6. Мир прекрасно понимает специфику разных регионов и стран. В некоторых нациях один аспект доминирует над другим: французы, швейцарцы и американцы — нации, в первую очередь, «гражданские», тогда как немцы и восточноевропейские народы — скорее «этнические».
А впрочем, понятие «гражданская нация» и «этническая нация» являются лишь своеобразными «идеальными типами», которые в чистом виде практически не встречаются в жизни. Нахождение оптимального подхода в определении национальной идентичности, по нашему мнению, может стать ключевым для обеспечения стабильности и согласия в обществе и своего рода залогом прочности государства не в меньшей мере, чем наличие конституции, армии и надежно защищенных границ. Гражданин такого сообщества принимает историческую версию общего прошлого, с его драмами и достижениями, готовый словом и делом ускорять приход совместно поставленной цели, и тем самым берет на себя ответственность перед прошлыми и будущими поколениями. Для нас социокультурное ядро страны и ее цивилизационная сущность составляют в первую очередь люди, которые: не мыслят себя вне исторического опыта своего народа; принимают как свою собственную соционормативную культуру сообщества — ее понимание «добра» и «зла», «правды» и «несправедливости»; с уважением относятся к своеобразию национальных меньшинств.
Понятная вещь, фактор национализма следует пристально держать в поле внимания, поскольку именно от радикального национализма может идти вызов государству и обществу в целом. С одной стороны, когда он выступает от имени меньшинств, которые желают выйти из общего государства путем вооруженной сецессии, а с другой стороны — когда он выступает от имени большинства, объявляет государство исключительной собственностью одной группы и тем самым порождает предубежденность меньшинств относительно украинского государства. Поэтому, идеальной, как на наш взгляд, является ситуация двух уровней идентичности — гражданской и этнической — где культура, язык и религия большинства выступают ядром культурной сферы общества, вокруг которого и формируется нация как гражданское многоэтническое образование.
«МЫ» И «ОНИ»
Идентичность как самоописание и самопрезентация в отношении к внешнему миру вмещает в свой контекст оценочные суждения о себе и о других — «мы не они». В первые годы независимости самоопределения Украины не могло состояться другим образом как через позиционирование к России. Собственно, и в России такое самоопределение и до последнего времени происходит через позиционирование к Украине. И это нормально, потому что лишь на пути диалога и понимания можно избавиться от имперского комплекса, положить конец ментальности «старшего» и «младшего» брата, унаследованного от общего исторического прошлого.
Следующей плоскостью, в которой происходит самоидентификация Украины, является переосмысление собственных достижений и потерь на пути строительства украинского независимого государства. То есть — речь идет об идентичности относительно «самой себя», по крайней мере, в контексте адекватности результатов реформирования Украины, с одной стороны, к задекларированным целям политического класса и социальных ожиданий широких народных масс — с другой. Майдан 2004 года послужил громадным толчком к самоанализу, переинвентаризации имеющихся материальных и интеллектуальных ресурсов, коррекция перспектив на будущее. Задача реализации идеалов Майдана в форме нового «общественного договора» между правящим классом и гражданским обществом не снята с повестки дня.
Третья плоскость самоидентификации — осмысление Украиной ближайших перспектив курса «евроинтеграции», по крайней мере, в определении «дорожной карты» и коррекции ее в соответствии со степенью готовности/неготовности Европы шире открыть дверь для Украины. Здесь было бы уместно сослаться на авторитетное суждение известного работника-экономиста, члена Римского клуба Богдана Гаврилишина: «нужно, чтобы было больше работы, а меньше болтовни о Евросоюзе. Нам важно, чтобы мы были квалифицированы согласно копенгагенским критериям: нам нужно поднять эффективность экономики, поднять социальные стандарты — мы тогда были бы абсолютно нормальным государством и имели свободный рынок с ЕС. Даже если бы по каким-либо причинам и не становились членами ЕС» 7.
Нынешняя потребность в идентификации Украины вызвана необходимостью «осознать себя», укрепить свои позиции и приобрести союзников, в конце концов — отразить мир в системе упорядоченных образов и смыслов. Неотложность этой задачи обусловливается еще и тем, что при нынешних условиях «властного паралича» государство стало терять свой авторитет в качестве гаранта социальной безопасности, зато личностное и коллективное самоопределение людей по большей части ориентируется не на государство, а на круг близких, на ценности корпоративных и групповых интересов, которые и стали формировать свои «образцы» поведения. Но такие формы поведения неспособны решить проблему дезориентированного состояния украинского общества в целом, в чем, собственно, и находит свое проявление кризис идентичности. Общество будет иметь возможность успешно преодолеть период «разрухи в головах» лишь при тех условиях, когда идентичность будет интерпретироваться через структуру образов и смыслов общности исторической судьбы, высокой духовности и культуры, через проявление коллективного «МЫ» как сообщества, которое утверждает гражданское общество и реализует проект гуманистического преобразования.
И здесь невозможно переоценить роль образования в трактовке прошлого, беспристрастном анализе настоящего и построении концептуального образа будущего. В своем служении обществу образование должно стать активным участником разрешения безотлагательных проблем современности: ликвидации бедности, нетерпимости, жестокости, неграмотности, голода, сохранения окружающей среды. В частности, по словам Генерального директора ЮНЕСКО Федерико Майора, «миссия высшего образования выходит далеко за рамки простой передачи знаний. Сегодня высшая школа призвана готовить таких граждан, которые бы умели самостоятельно мыслить и видеть в культурных различиях хорошую возможность для плодотворного диалога, а не угрозу» 8.
В отмеченном контексте мы убеждены в том, что при сохранении гражданского, «территориального императива» государство должно безотлагательно перейти к ценностям сохранения человеческого потенциала. Лишь на этом пути можно соединить авторитет государства с доверием общества, и приобрести тот социальный капитал, который обеспечит сочетание творческого потенциала из среды политических элит, с одной стороны, и социальную энергию самодостаточных слоев населения — с другой. Украинская идентичность, оставив надежду на «национальный миф», должна в первую очередь ориентироваться на социальную ответственность гражданского общества и государства, обеспечение активного диалога между гражданским обществом и государством по кардинальным социальным проблемам, относительно форм и принципов участия в общих социальных проектах, когда обе стороны будут придерживаться постулатов украинской общенациональной идеи. Лишь при таких условиях идентичность выступит в присущей ей роли самоопределения украинцев, которые хотят социальной справедливости, социальной солидарности, культурной аутентичности и уверенности в будущем.
1. Антикризисным мерам правительства пророчат провал из-за недоверия народа. — http://rus.newsru.ua/ukraine/02may2009/geecz_print.html
2. Fukuyama F. The end of History and the Last Man. — N.Y., 1997. — P.275.
3. Cамюэль Хантингтон. Кто Мы? Вызовы американской идентичности // URL:http://www.glavterma.ru/libraru/259-0
4. Хабермас Ю. Проблемы гражданства // http://www.hrights.ru/text/b7/Chapter5.htm
5. Бердяев Н.А. Смысл истории. — М., 1990, — С.162.
6. Смит Э. Национализм и историки // Нации и национализм. — М., 2002. — С.257.
7. Гаврилишин Б. Для перемен Украине нужна критическая масса // «День». — 2009. — №81. — 19 мая. — С.1, 6.
8. Пріоритети сфери програми ЮНЕСКО в галузі прав людини // http://www. unesco.ru/rus/pages/bythemes/serhio 23032005175949.php )
