Впервые я попал сюда, когда писал докторскую диссертацию во второй половине 70- х. Не имея возможности посещать Советский Союз, в Нью-Йорке я нашел множество источников по украинскому коммунизму в Советской Украине с 1918 по 1933 — в Нью- йоркской публичной библиотеке на Манхеттене, Колумбийском университете и Украинской свободной академии искусств и наук (УСАН). Исследовательская корпорация «Пролог», которая впоследствии начала издавать журнал «Сучасність», а в то время была интеллектуальным флагманом эмигрантской интеллигенции, тоже находилась поблизости — на 34 улице, недалеко от Мэдисон-сквер-гарден. Вполне естественно, что меня притягивало место, где жили украинцы. Позднее, когда я работал в Гарварде над изучением Голодомора и познакомился с американскими украинцами, я завел друзей во многих общинах Северной Америки, но нигде я не нашел их так много, как в Нью-Йорке. Поэтому, когда я получил приглашение приехать на мероприятия, посвященные 70-летию Голодомора, для меня это было возвращением домой — даже в большей степени, чем поездка в Вашингтон, где я когда-то прожил пять лет и где по-прежнему живет мой сын.
Нью-Йорк для Америки примерно то же, что Одесса для Украины — настолько замкнутый на себе и непохожий на остальную часть страны город, словно бы отдельный мир, только гораздо больше и величественней. Ньюйоркцы считают свой город центром Вселенной; в культурном и финансовом смысле так оно и есть. А принимая во внимание, что здесь находится Штаб-квартира ООН — пожалуй, и в политическом. Конкуренция за все на свете, начиная от места для парковки и заканчивая профессиональным выживанием, здесь гораздо более интенсивна, чем в любом другом месте планеты, и это вносит в атмосферу города спешку и напряжение — кажется, что все, от еды до ухаживания, делается тут на бегу. Здесь можно услышать языки и увидеть газеты со всех концов света. Нью-Йорк долгое время принимал всех желающих и преобразовывал их. Да, это действительно плавильный котел, в котором каждый сохраняет что-то от своей первоначальной сути и никогда не вплавляется в единое целое полностью. Это винегрет, залитый пикантным соусом, амальгамой из амальгам — Большое Яблоко, Готхэм, Метрополис, Город желтого дьявола.
Задолго до того, как волна советской еврейской эмиграции 70-х превратила Брайтон-Бич в Москву на Гудзоне (на самом деле он находится на другом берегу Ист-Ривер, довольно далеко от Гудзона), украинцы изменили облик Ист-виллидж по своему образу и подобию, так же как Нью-Йорк изменил их самих. Направляясь к югу от «Деликатесов на Второй авеню», знаменитого еврейского магазинчика на углу Десятой, к театру Св. Марка, где идут вне-бродвейские шоу, все еще можно увидеть вывески политических организаций и учреждений на украинском языке. К западу оттуда находится украинский католический собор св. Георгия, отделенный переулочком, переименованным в Тарас Шевченко-плейс. Напротив него — магазин «Сурма», торгующий книгами и сувенирами (когда-то он был крупнейшим издателем украинской литературы), а чуть дальше, на Четвертой авеню — четырехэтажное здание Шевченковского научного общества, перенесенного сюда изо Львова учеными, бежавшими от большевиков, и ныне отмечающего 130-летие.
Именно это общество и предложило нам кров и искреннейшее гостеприимство. Сейчас Шевченковское общество возглавляет д-р Лариса Онишкевич, многолетний редактор литературного раздела «Сучасностi» и одна из ведущих интеллектуальных фигур украинской эмиграции. Само общество, основанное во Львове и ставшее прибежищем Ивана Франко, долгое время было чем-то вроде неофициальной западноукраинской академии наук, так же как УСАН была попыткой возродить Всеукраинскую Академию наук, уничтоженную в Советской Украине в 1930-х.
Конференция о Голодоморе, проведенная в Шевченковском обществе, привлекла множество людей, в том числе и многих из наших старых друзей, которые с равным нетерпением хотели узнать о том, что нового с нами произошло за эти годы, и о новых исследованиях событий 70-летней давности. Завели мы и новых друзей. Как и все нью-йоркцы, украинцы из Большого Яблока нарастили себе твердый панцирь, который внезапно раскрывается, выпуская наружу искренность, щедрость и дружелюбие, как только тебя признают «членом племени». Моя жена Наталья рассказала на конференции о свидетельствах очевидцев, опираясь на свою работу в качестве редактора книги «Голод-33», составленной ныне покойными Лидией Коваленко и Владимиром Маняком, а на следующий день встретила теплый прием на своем творческом вечере — разумеется, на Второй авеню.
При всей своей спешке и внешней интенсивности жизни Нью-Йорк довольно терпим. В украинском районе украинцев постепенно вытесняют молодые профессионалы всех мыслимых и немыслимых национальностей, преимущественно геи, по мере того, как коренные обитатели переселяются в относительно тихие пригороды. Эти изменения происходили годами без каких-либо видимых трений — во всяком случае, их не сравнить с противостоянием бандеровцев и мельниковцев. Вообще Америка — место, где люди могут жить в соседних домах, пребывая при этом в разных мирах.
После поездки в Вашингтон мы вернулись, чтобы навестить старых друзей — Джона (Ивана) и Марию Физер, в одном из тех пригородов, куда перебрались украинцы, в данном случае — неподалеку от центра украинского автокефального православия, что находится в Саут-Баунд-Брук, Нью-Джерси. В близлежащем Сомерсете мы с Джоном, бывшим профессором Рутгерского университета, могли часами обсуждать идеи, течения, вспоминать наше, такое непохожее, прошлое и те времена, когда мы вместе работали над проблемами украинистики. Хозяева радушно приняли нас в своем прелестном доме на краю леса, в уютном уголке, изолированном от шоссе. Пригороды имеют собственное очарование, которое не может вам предложить Город желтого дьявола, однако приезжая туда, ты покидаешь трудный для жизни, но все же вечно притягательный Нью-Йорк. А покидая Нью- Йорк — попадаешь в настоящую Америку. Кажется, что два эти места разделяют целые миры, хотя в обоих говорят по-украински.
