Как известно, Украина — не Россия. Однако история и культура соседних народов всегда связаны между собой. Особенно наглядно это прослеживается в жизни и творчестве выдающихся людей — россиян и украинцев, переживших в минувшем веке войны, революции и изгнание. Только сейчас возвращаются к нам полузабытые имена и утраченное культурное наследие. В этой связи большое значение имеют проекты, подобные Международным Шмелевским чтениям, которые ежегодно проходят на крымской земле. О подвижнической работе ученых и взаимодействии национальных культур в интервью газеты «День» с активным участником этого научного и культурного форума — профессором кафедры зарубежной литературы Днепропетровского национального университета Валентиной Наривской.
— Валентина Даниловна, в последние годы значительный интерес общественности привлекают проходящие в сентябре в Алуште Шмелевские чтения. Почему конференция, связанная с именем писателя, еще недавно известного разве что в научных кругах, стала настолько «раскрученной»?
— С такими вопросами к нам, участникам Шмелевских чтений, обращаются все чаще и представители СМИ, и те исследователи, кто впервые побывал на алуштинских мероприятиях. Действительно, удивляться есть чему, поскольку времени и усилий на это потрачено немало — в следующем году будем отмечать двадцатилетие Шмелевских чтений. Трудно припомнить, чтобы научные конференции, посвященные тому или иному писателю, проходили стабильно и ежегодно. Более того, попытка провести Шмелевские чтения в Москве успехом не увенчалась, поскольку участники Алуштинской конференции остались верны месту и времени. В сентябре мы всегда отмечаем день рождения писателя, а Алушта была его последним пристанищем перед отъездом во Францию.
— Как вы пришли к исследованию творчества Шмелева?
— Впервые имя этого талантливого представителя русского литературного зарубежья мне довелось услышать от доцента нашего университета Е.П. Ситниковой в связи с ее рассказом об И. Бунине. Благо, говорить об этом в конце 1980 — начале 1990-х гг. уже было можно. Позднее, во время пребывания в Москве, от коллег-друзей проф. А.А. Газизовой и проф. А.М. Минаковой я узнала то, что меня очень заинтересовало: о написанном И. Шмелевым во Франции, в доме И. Бунина, романе «Солнце мертвых», где повествуется о красном терроре в Крыму. За этот роман Шмелев был предан анафеме советскими властями, вычеркнут из истории русской литературы, хотя еще до революции он был известным писателем, а повесть «Человек из ресторана» принесла ему популярность. В Москве я узнала и о том, что в Алуште проходят конференции по Шмелеву. Познакомилась с директором тогда еще двух музеев — писателя С. Сергеева-Ценского и академика архитектуры Бекетова — Валерием Петровичем Цыганником. Валерию Петровичу я сказала, что приехала работать и приехала надолго. Принимаю участие в Шмелевских чтениях уже 15 лет, поскольку Крым — сфера моих духовных и научных интересов. Любовь к этому благодатному месту у меня от отца, который воевал в Крыму, был участником штурма Сапун-горы, освобождал Севастополь, а в послевоенные годы как директор завода способствовал обустройству Крыма. Наша семья не понаслышке знает и что такое красный террор, поскольку мой дед по отцовской линии, известный в свое время полевод, был арестован как «враг народа», прошел через жесточайшие пытки и чудом остался в живых. Память об этом наш род хранит.
— Как удалось в столь сложное время — кризисные 1990-е годы открыть в Алуште музей И.Шмелева?
— Да, вы правы, время было очень трудное. Кризис и безденежье мощно ударили по бюджетной сфере, особенно это было ощутимо в сфере культуры. Крымские дворцы, известные музеи вынуждены были закрываться. Что уж говорить о состоянии маленьких музеев в Алуште?! Выживать им было трудно, тем более что нувориши посягали на каждый клочок крымской земли. Борьба подчас была тяжелая, и если бы не В.П. Цыганник, директор музеев, могло бы ничего и не получиться. Белорус по национальности, послевоенный мальчишка, выросший на развалинах Брестской крепости, волею судеб оказался в Алуште вместе с женой, защитил диссертацию по творчеству Сергеева-Ценского и раскрылся как очень талантливый музейный работник. То, что Шмелевские чтения в буквальном смысле стали международными — это его заслуга и заслуга коллектива, который он создал. Валерию Петровичу пришлось убеждать власти — алуштинские и крымские — в необходимости открытия музея, бороться за шмелевский дом. И мы его открыли — первый в мире музей И. Шмелева.
— В чем вы видели предназначение такого музея?
— Мы представляли себе всю сложность задач, которые стояли перед нами. Литературе, обществу необходимо было возвратить имя талантливого писателя-диссидента. С этой целью был создан научный редакционный совет Шмелевских чтений. Сегодня в него входят от России заместитель главы Российского фонда культуры, автор многих научных изданий профессор А. Налепин и писатель, актер, автор великолепной работы о М. Волошине, вышедшей в серии ЖЗЛ, профессор С.Пинаев. От Беларуси и Польши — известная исследовательница, в том числе литературы белорусской диаспоры, профессор Г. Нефагина. От Автономной Республики Крым и Украины — доцент В.П. Цыганник, профессор Т. Филат — известная днепропетровская исследовательница творчества Шмелева, Чехова, и я. Мы видели свою задачу в том, чтобы способствовать организации конференции высокого научного уровня, своевременного издания материалов, что нам и удалось. При этом участники конференции всегда охотно и подробно отвечали на вопросы журналистов Крыма, тем самым популяризируя чтения. Попутно решались и другие вопросы, например, по нашей просьбе алуштинские власти вернули Рабочему уголку, любимому месту отдыха тысяч людей, его историческое название — Профессорский уголок, поскольку он был основан в ХІХ веке выдающимися представителями русской научной интеллигенции. Стоило нам обронить фразу перед московскими издателями о существующих проблемах с текстами Шмелева — и нас услышали. Уже через год мы имели однотомное, двухтомное, а затем и шеститомное издание произведений писателя. Хотя изначально приходилось работать с имеющимися в музее прижизненными зарубежными изданиями.
Колоссальную работу пришлось проделать В.П. Цыганнику, чтобы получить согласие племянника И. Шмелева, проживающего в Париже, на то, чтобы архив писателя был передан музею в Алуште. Без государственной поддержки такой проект осуществить не представлялось возможным. Но высокие киевские чиновники на такое уникальное предложение ответили отказом по одной лишь причине — судьба русского писателя, даже диссидента, для них не представляла интереса. Впрочем, они оказались безразличными и к судьбам украинских писателей-классиков. Известен скандал с редакторами живописной части академического издания произведений Т. Шевченко, история с затянувшимся до неприличия ремонтом музея Т. Шевченко в Каневе, полное безразличие к музею Леси Украинки в Ялте. До сих пор находятся в Америке архивы В. Винниченко, хотя по завещанию писателя они уже должны быть на родине. До сих пор так и не издано его собрание сочинений. А с какими сложностями и каким мизерным тиражом было издано собрание сочинений В. Стуса?! Только благодаря поддержке спонсоров и читателей удалось подготовить к изданию сборник известного поэта-шестидесятника В. Пидпалого. Примеров таких много. Столкнулись с непонятным отношением к украинской литературе и мы. Дело в том, что по мере изучения творчества И. Шмелева проблематика конференции расширялась, в том числе была открыта секция литературного зарубежья. Я внесла предложение открыть секцию литературы украинской диаспоры. С В. Цыганником мы делали неоднократные попытки пригласить украинских ученых для участия в конференции, от академиков до аспирантов. Как мы ни уговаривали, ни просили, результат был один — отказ в связи с чрезмерной занятостью работой якобы во благо развития культуры Украины. О существовании Алуштинских чтений знают и в западных регионах Украины. Через издание Н. Мориквас я делала такое приглашение. Так что мешает украинским ученым приезжать и осваивать культурное пространство Крыма? Причина одна — привычка много говорить, жаловаться на свою якобы тяжкую долю, но не действовать. Поэтому когда я слышу разговоры о том, что украинская литература вытесняется русской, что русская культура оккупировала Крым, восточную Украину, то уже только иронизирую по этому поводу. К нам приезжают на конференцию люди из Магадана (причем ежегодно!), Бреста, С.-Петербурга, Москвы, Н.Новгорода, Твери, Саратова, Калуги, Тамбова, а также из Польши, Германии, Франции, США. Приезжают эмигранты, чьи родители уходили из Севастополя на последних военных кораблях, те, кто знал И. Шмелева и жил рядом с ним. Мы видим и слышим последних из уходящего поколения. В их судьбах иногда так тесно переплетаются встречи с деятелями украинской культуры! Это надо научиться ценить. Несмотря на безразличие, мне все-таки удалось создать украинскую секцию. Она небольшая по сравнению с российской и белорусской — всего шесть-семь человек. Надеюсь, будет больше. На следующий год мы намерены сделать несколько докладов, посвященных Христе Алчевской. Но пассивность земляков-украинцев поражает. Они ждут, чтобы для них были разработаны специальные программы, под эти программы созданы секции и т. д. Приезжайте и работайте!
— Известно, что на конференции вы делали доклад о взаимоотношениях И. Шмелева и В. Винниченко. Каким образом они познакомились?
— Двухтомный дневник В. Винниченко, изданный в Нью-Йорке, я получила в подарок от известного украинского писателя А. Димарова. Там я нашла запись о том, что В. Винниченко в начале 1917 г. проживал в Москве. По инициативе Шмелева, который питал к украинскому писателю особенную симпатию, они и познакомились. Шмелев предлагал Винниченко всяческую поддержку — публикации в московских изданиях, постановку пьес в театрах, рассчитывая на длительное знакомство и сотрудничество. Но судьба распорядилась так, что Винниченко вынужден был вскоре уехать из Москвы из-за преследования полиции. Пути писателей разошлись, а затем они оба оказались во Франции. Встречались ли они там, подтвердить это пока не представляется возможным. Но поразило меня в этих столь кратковременных взаимоотношениях доброе отношение друг к другу, творческая общность. Представители разных ветвей славянской культуры, они были во многом родственными душами, и на какой-то исторический миг это их сблизило. Приятно поразило меня и то, с каким уважением и теплотой написал о Шмелеве составитель дневника, представитель украинской диаспоры Г. Костюк. Все это я воспринимаю как высочайший образец украинско-русских культурных связей. Именно поэтому и сделала такой доклад. Жаль, что судьба наследия Винниченко в сравнении со Шмелевым сложилась иначе — архив из Америки не возвращен, музей в Мужене (Франция), где жил и умер в 1951 г. Винниченко, так и не открыли, художественное наследие разбросано, сочинения не изданы, хотя мы предлагали открыть центр по изучению творчества Винниченко в Алуште. А мы могли бы и сможем это сделать. Но у киевских чиновников нет такого желания.
— Каковы перспективы Алуштинских чтений? Будут ли пополняться ряды их участников?
— Перспективы очень хорошие. В будущем году мы будем отмечать двадцатилетие конференции. Вместе с тем уже в нынешнем году были внесены предложения о создании на базе музея Шмелева Центра культуры зарубежья, не только русской, но и белорусской; будем стараться, чтобы и украинское зарубежье было представлено в достаточной степени. Хочу отметить, что ряды участников конференции ежегодно пополняются. Уже несколько лет со мной активно работает моя докторантка, кандидат филологических наук А. Степанова, заявила о себе в этом году моя соискательница, преподаватель ДНУ И. Дорогань, со следующих чтений подключаются к работе молодые преподаватели ДНУ, а также ученые из Тернополя, Ивано-Франковска, Ровно. Будем надеяться на такое сотрудничество. Ведь поле культуры — одно для всех, и в нем все взаимосвязано. Пора это понять.
