В оздавая должное памяти миллионов жертв Второй мировой войны, сталинских репрессий и нацистских «фабрик смерти», мы длительное время стремились не упоминать имен многих тысяч волынян, главным образом польских крестьян, уничтоженных в 1943 году.
Я — не историк и излагаю здесь свою, сугубо личную точку зрения. Она не претендует на истину в последней инстанции и полную беспристрастность. Но в то же время мне бы хотелось поделиться с читателями сложившимся у меня мнением об одном из наиболее трагических событий в истории украинско- польских отношений.
Среди жертв террора были люди разных национальностей — поляки, украинцы, евреи. Сегодня в Украине подчеркивается то обстоятельство, что жестокость творилась с обеих сторон и имела историческую подоплеку. Здесь я не собираюсь давать оценки действиям польских вооруженных формирований. Это — дело Польши.
Меня, как украинца, в первую очередь интересует вопрос об ответственности известных украинских политических сил за террористические действия, повлекшие за собою смерть тысяч мирных людей. Эти действия приобрели характер направленной против польского населения масштабной этнической чистки и, вне сомнения, подлежат осуждению как преступные.
«Волынская резня» — это трагедия не только польского, но и украинского народа. Поляки издавна проживали бок о бок с украинцами на этих землях нашей страны. Неродившиеся дети и внуки жертв террора сегодня были бы полноправными гражданами независимой Украины. Это также трагедия украинского освободительного движения, потому что организаторы волынской резни невинно пролитой кровью мирного населения запятнали святую для миллионов украинцев идею борьбы за независимое украинское государство.
Трагические события, происходившие на Волыни в 1943 году, невозможно понять без обращения к историческому контексту.
Длительное время на протяжении последних десятилетий ХIХ — начала ХХ ст., несмотря на драматическую неразрешенность национально-государственной проблемы, этнополитические процессы на землях со смешанным украинско-польским населением не выходили за рамки общепринятых норм морали. Одна из главных причин этого заключалась в том, что видную роль в национальных движениях играли политики демократических и гуманистических взглядов, многие из которых были близки по духу к социал-демократии. Их влияние позволило во многом смягчить украинско-польские межэтнические трения.
Существовало немало примеров эффективного и в высшей степени морального сотрудничества между польскими и украинскими социал- демократами. Как типичный исторический пример, обычно приводится взаимодействие во Львове между Болеславом Лимановским, Адольфом Инлендером, Болеславом Червенским, с одной стороны, и Иваном Франко и Михаилом Павлыком — с другой. Польская Социал-демократическая партия Галичины и Силезии и близкая к социал-демократии Украинская радикальная партия Ивана Франко и Михаила Павлыка были созданы почти одновременно в 1890 году.
Разработанная Франко, Червенским и Инлендером «Программа галицких социалистов» представляла собой, как считают украинские историки, одну из первых и наиболее фундаментальных попыток заложить на земле Галичины основы социальной демократии западного образца. Она исходила из гуманистического принципа «равные права — равные обязанности» и гласила: «нет народов высших и низших, все они являются равными и имеют право на равное развитие».
При этом и украинские, и польские социал-демократы в равной мере были ориентированы на образование, соответственно, украинского и польского независимых государств. Они добивались поставленной цели, действуя сугубо демократическими методами и стремясь к формированию демократических режимов. В упомянутой программе Франко— Червенского—Инлендера подчеркивалось: «Наше желание — чтобы польский и украинский народы добились независимого национального существования». В работе «Україна- irredenta» социал-демократ Юлиан Бачинский впервые провозгласил идею создания самостоятельного соборного украинского государства.
Сошлюсь на мнение профессора Джона-Пола Химки из Альбертского университета, автора недавно изданного в Украине авторитетного труда «Зарождение польской социал-демократии и украинского радикализма в Галичине»: «Социалисты первыми в 90-х годах выдвинули программы создания независимого украинского государства. Среди поляков социалисты были первыми, призвавшими к борьбе за возрождение польской независимости также в 90-х годах».
Украинско-польская война 1918 — 1919 годов имела драматические последствия: был создан прецедент разрешения проблемы национально-государственного размежевания между Польшей и Украиной не на мирной и демократической, а на сугубо военно-конфликтной основе.
Для поляков результат этой войны и других военных конфликтов того времени — вновь созданная Речь Посполита — стала воплощением вековой мечты о национальном освобождении. Для широких слоев украинской общественности итоги войны были неприемлемыми и нелегитимными.
Еще одним драматическим следствием украинско-польской войны и в целом поражения национально-освободительных сил Украины в период 1918 — 1921 годов стало возникновение политических структур военизированного и конспиративного толка, наподобие Украинской военной организации (УВО), а позже, в конце двадцатых годов, и Организации украинских националистов (ОУН). В отличие от умеренных демократических украинских партий, эти организации сделали ставку в борьбе за независимость не на демократические, а по преимуществу на террористические и революционные методы.
Революционная идеология ОУН стала приобретать явно тоталитарный характер. Организация выступала за утверждение в Украине тоталитарного и авторитарного однопартийного режима во главе с пожизненно избранным «вождем нации».
Параллельно с этими процессами со второй половины 20-х годов стали усиливаться авторитарные и радикально-националистические тенденции и в польской политике. Они затронули не только представителей национал-демократического направления. Многие политики иных взглядов, особенно «кресовского» происхождения, имели за плечами опыт революционной и конспиративной деятельности, накопленный ими в борьбе против Российской империи. Их менталитет был мало совместим с идеологией парламентаризма и демократии. Авторитарные настроения негативным образом сказывались на взаимоотношениях с национальными меньшинствами, в том числе с украинцами и белорусами. Вследствие этого национальная проблема оставалось для II Речи Посполитой неразрешенной.
Необходимо отметить, что такого рода процессы развивались на фоне общего ухудшения общеевропейской политической и идеологической ситуации. Двадцатые и тридцатые годы ХХ века, на протяжении которых закладывался менталитет вождей национально-освободительных и революционных движений во многих странах, отличались тоталитарным мышлением, пропагандой насилия и террористических методов политической борьбы, аморальным волюнтаризмом, подчеркнуто антидемократическим культом харизматических вождей.
Нивелирование ценности отдельной человеческой жизни, пренебрежение элементарными правами человека и этноцид под лозунгами защиты национальных интересов, — из «постыдных» явлений были возведены в ранг официальных доктрин ряда государств и политических партий. К этому оказались причастны и многие интеллектуалы — в Италии блестящий писатель Габриеле Д’Аннунцио, в Германии — Мартин Хайдеггер. В Украине апологетом тоталитарных идей стал Дмитрий Донцов, непримиримый критик драгомановских и социал-демократических традиций в украинской политической мысли и приверженец итальянского фашизма, оказавший значительное деморализующее влияние на идеологию национально-освободительного движения.
Среди своих главных противников руководители УВО и ОУН рассматривали польское государство. В ряду террористических операций ОУН наибольшую известность приобрело убийство в 1934 году министра внутренних дел Польши полковника Бронислава Перацкого. В то же время ОУН инкриминировалась организация террористических актов и против украинских политических и общественных деятелей.
Непримиримая антипольская направленность ОУН стала одним из факторов, обусловивших установление контактов между этой организацией и спецслужбами нацистской Германии. В начале Второй мировой войны это отчасти тактическое, отчасти идеологически мотивированное сотрудничество вылилось в создание близких к ОУН пронемецких военных формирований («дружин украинских националистов») — батальонов «Нахтигаль» и «Роланд». Это взаимодействие, впрочем, не принесло ОУН желаемых дивидендов, вследствие чего одна из фракций этой организации в период войны перешла к тактике «опоры на собственные силы», вступив в конфликт и противоборство с оккупационными немецкими властями.
Одновременно следует признать, что радикализация общественных настроений украинцев вызвала проводившаяся в межвоенный период на землях Галичины и Волыни жесткая, а зачастую и откровенно репрессивная политика Варшавы в отношении украинского населения. Особенно это дало себя знать в настроениях молодого поколения интеллигенции, многие представители которого стали видеть в революционном и тоталитарном национализме действенное средство в борьбе за отстаивание национальных прав и независимость Украины.
На Волыни, кроме традиционного для западных земель Украины противостояния вокруг проблемы национальных прав, украинско-польский межэтнический конфликт был связан с практикой поощрения колонизации. Проведенная в 1930 г. правительством репрессивная акция по «пацификации» Галичины и Волыни, межрелигиозные столкновения (особенно проявившиеся на православных волынских и холмских землях), ущемление украинского образования и культуры, а также усилившиеся в деятельности властей и ряда политических сил авторитарные и националистические тенденции — все это создавало условия для будущей консолидации политически активной части украинцев вокруг ОУН.
Конфликтный потенциал в межэтнических отношениях существовал, несмотря на то, что между польскими властями и украинскими политическими кругами было немало примеров сотрудничества. Речь идет, главным образом, о взаимодействии официальной Варшавы с украинскими политиками, связанными с традицией УНР.
На поиск же компромиссов с украинским национально-освободительным движением, как считают украинские историки, были направлены усилия польских умеренных и просоциал-демократических сил — многих социалистов, людовцев и других демократов, выступавших за решение национальной проблемы на основе демократического принципа «равные права — равные обязанности» и начавших позже, в период войны, склоняться к признанию идеи украинской государственности. Важно также иметь в виду, что даже в условиях тлеющего конфликта между политическими силами взаимоотношения между украинскими и польскими крестьянами на Волыни, по свидетельству многих очевидцев, оставались в довоенное время сугубо дружескими и добрососедскими.
Начавшаяся Вторая мировая война создала чрезвычайно благоприятные условия для реализации планов сторонников именно экстремистского «решения» национально-государственных проблем. В военных условиях легко брали верх радикальные и военизированные силы. Влияние традиционных украинских демократических партий было сведено на нет. В среде польских политических сил война также увеличивала влияние антиукраински настроенных экстремистов.
Среди поводов к волынской трагедии порою называют поддержку, оказывавшуюся, как считают некоторые украинские историки, многими волынскими поляками советским партизанским отрядам, с которыми ОУН вела непримиримую борьбу. Сами же представители украинских националистических кругов стремились возложить ответственность за волынский террор на местное польское население, огульно обвиняя его в сотрудничестве с немецкой полицией и администрацией, проводивших на Волыни жестокую репрессивную политику. Они также рассматривали волынские события как ответную реакцию на террористические акции со стороны польского националистического подполья против украинской интеллигенции Холмщины, совершенные в 1942 году. Называют и другие причины, вызвавшие террор, однако, несомненно одно: их выяснение может иметь значение только для объяснения происходивших трагических событий, но никак не для их оправдания.
Волынская резня, начавшись в конце 1942 года, приобрела особый размах в первой половине 1943 года, постепенно распространяясь и на Галичину. Дело ученых — скрупулезно собрать факты и, по возможности, установить точные цифры и имена всех погибших с польской и украинской стороны. Дело политиков — сгладить исторические разногласия ради дня сегодняшнего и завтрашнего. Но невозможно понять и простить убийства мирных людей. И не имеет значения, убивали они из чувства мести или руководствовались приказом своих командиров, убивали «просто так» или с лозунгами о национальной идее.
Важно иное: организованная вооруженная сила не ограничилась борьбой со своими непосредственными военными противниками, а перешла к репрессиям против мирного населения, включая сожжение сел и «реквизиции» захваченного имущества. При этом ни политические силы, ввергнувшие Волынь, а затем Галичину в анархию и погромы, ни их сегодняшние преемники и по сегодня не нашли в себе мужества взять на себя моральную ответственность за волынскую трагедию.
Это стало возможным, несмотря на то, что волынский террор был осужден в то время значительной частью украинской общественности. Свой голос с целью остановить массовые убийства на Волыни и в Галичине возвысил митрополит Андрей Шептицкий. В его архипастырском послании от 15 августа 1943 года, в частности, отмечалось: «…Неоднократно уже предупреждал всех верных о страшных последствиях в случае невыполнения пятой Божьей заповеди, запрещающей убивать ближних. Неоднократно предостерегал по поводу тех страстей, которые открывают человеку путь к преступлению, которые накладывает на душу небесное проклятье, а на тело — пятно невинно пролитой крови… Предостерегал от злобы, национальной ненависти, партийной вражды, от стремления к мести врагам»
Некоторые руководители националистического движения сегодня в непрямой форме стремятся возложить ответственность за произошедшую трагедию на украинское гражданское население. Один из них, полковник Василь Коваль, в своем недавнем телеинтервью заявил буквально следующее: «Мы к этому никакого отношения не имеем. Мы просто сказали крестьянам: «Делайте, что хотите» и ушли. А они взяли топоры и вилы и пошли убивать поляков».
Но из многочисленных, доступных на сегодняшний день документов следует, что к месту расправы над поляками организаторы террора сгоняли украинских крестьян из соседних деревень, предварительно заставив их взять топоры и пилы. Люди в большинстве случаев не знали, куда и зачем их ведут. Организаторы акций чинили расправу над поляками, а уже после этого заставляли крестьян зарывать трупы, грузить на подводы награбленное имущество жертв. Только после этого украинским крестьянам позволяли вернуться домой.
Версии о «всенародном», а не о политически спровоцированном и идеологически инспирированном характере волынской трагедии опровергаются свидетельствами ряда участников тех событий, в том числе и сотрудников Службы безопасности ОУН. В этой группе свидетелей и организаторов репрессивных акций признается факт того, что ликвидация тех или иных сел осуществлялось по прямому приказу вышестоящего руководства.
Так, например, референт Службы безопасности ОУН Иван К. в интервью, недавно показанном по украинскому телевидению, подтвердил, что он получил (и выполнил) задание сжечь 21 апреля 1943 года село Боривница-Польская, а затем вступил в переговоры с представителями польского подполья о прекращении акций взаимного устрашения, направленных против мирного населения.
В общей оценке волынской трагедии приведу мнение украинского историка Игоря Ильюшина, автора недавно опубликованной книги «Противостояние УПА и АК (Армии Крайовой) в годы Второй мировой войны»: «В отношении ОУН-УПА подчеркнем, что среди многочисленных ошибок (если не сказать преступлений), которые были допущены представителями этих двух структур, деполонизация западноукраинских земель, то есть попытка вернуть себе эти земли путем насильственного устранения из них тех, кто этому мешал, была… едва ли не наибольшей».
Нельзя не согласиться и с мнением Ярослава Исаевича, подчеркнувшего, что за гибель мирных людей «отвечают конкретные преступники», а не участники украинского повстанческого движения в целом. За преступную акцию деполонизации ответственность несут непосредственные ее инициаторы и исполнители из состава ОУН и УПА, принадлежавшие к конкретным повстанческим отрядам. Их было бы неверным отождествлять со всеми бойцами УПА, которые вели борьбу за независимость Украины с вооруженным противником.
В то же время, окончательную моральную оценку волынской трагедии невозможно представить без выражения скорби по поводу невинно пострадавшего украинского гражданского населения, расследования и оценки действий тех, кто был виновником этих страданий.
Речь идет о многочисленных жертвах среди мирных украинцев во время так называемых «превентивных акций» и «акций возмездия», проведенных польскими вооруженными формированиями, в том числе и АК. Эти акции также носили террористический характер в отношении мирных жителей, сопровождались убийством женщин и детей, сожжением сел и грабежом. Они осуществлялись в разное время и в разных регионах, — в том числе и на Волыни. Особенно тяжелой в нашей стране считают судьбу украинского населения Грубешовщины и Томашовщины (Люблинщина), понесшего массовые потери в период 1943 — 1944 годов. Говорю об этом отнюдь не для того, чтобы сопоставлять число жертв, а для того, чтобы истина о тех жестоких событиях была восстановлена в полной мере.
Убежден, что и Украина, и Польша обладают необходимой моральной силой для того, чтобы каждая из стран, невзирая на критику со стороны шовинистически настроенных соотечественников, смогла сказать всю, порою очень нелегкую, правду о событиях минувшего, и тем самым открыть дорогу для ничем не омраченного диалога. Свидетельством этого гражданского и политического мужества стали благородные слова президента Александра Квасьневского с осуждением операции «Висла».
Возвращаясь к вопросу оценки роли праворадикальных украинских политических сил в волынской трагедии, выскажу свое мнение: украинское государство должно осудить уничтожение польского населения на Волыни и в Галичине и высказать слова сочувствия и сопереживания боли польского народа.
Несмотря на тяжелейшие исторические испытания, украинско-польский диалог сегодня строится на гуманистических традициях доверия и взаимопонимания, созвучных духу сотрудничества между Иваном Франко и Болеславом Лимановским, Михаилом Павлыком и Болеславом Червенским. И для всех нас чрезвычайно важно, чтобы исторические проблемы и «старые счеты» не нанесли ущерба отношениям между Украиной и Польшей.
Мне близки точные слова Марека Сивеца: «Стратегический характер польско-украинских отношений построен на очень прочном фундаменте. На взаимном прощении обид и общем взгляде на будущее».
