Мы привыкли к тому, что все самое ценное в нашей жизни — бесплатно, ибо есть две исконных потребности: брать и отдавать. В поле напряжения этих полюсов и протекает наша жизнь, все важнейшие операции которой проходят, как высказываются экономисты, на основании взаимозачета. Механизм этот тонкий и чрезвычайно субъективный, регулируется только внутренним чувством и мерой (как бы было легко и просто, если бы все регулировалось деньгами!). Учитель и ученик — по- видимому, наилучший пример того, что «брать» и «отдавать» — не два разнонаправленных вектора, а просто разные стороны одной медали. Но и эти высокие взаимоотношения не лишены драматизма, основанием для которого чаще всего бывает ревность.
Михаил РЕЗНИКОВИЧ, художественный руководитель Театра им. Леси Украинки:
— Как раз на днях была встреча молодых актеров нашего театра с артистами московской «Мастерской Петра Фоменко». И наших актеров поразило именно то, с какой теплотой, нежностью и любовью они говорят о Петре Наумовиче. Это и должно быть нормой, на мой взгляд, когда ученики гордятся учителем, понимают, что то, что им учитель дал — бесценно. А ревности в определенные моменты жизни все равно не избежать. И в практике, и в истории театра есть масса примеров тому. Тот же Мейерхольд, будучи учеником Станиславского и Немировича-Данченко, оппонировал им в своей сценической деятельности. Главное, даже в ревности оставаться культурным человеком.
Владимир ПАВЛИВ, поэт, журналист:
— Конечно, тот метод, который и я сам, и многие считают моим фирменным знаком — позитивная провокация, которая не переходит определенных границ, — придумал не я. В определенной степени моими авторитетами в этом являются мои друзья Юрко Винничук, Лесь Подерьянский. Но роли «учитель — ученик» у нас не артикулируются. Дружеские взаимоотношения у меня и с теми ребятами, которые, по-видимому, все-таки являются моими учениками, но я бы так их никогда не назвал, если бы вы так прямо не ставили вопрос. Знаю, что когда-то моим учеником считал себя Олесь Бузина, но когда я об одной из его статей высказался категорично — этого оказалось достаточно, чтобы он перестал признавать мое «учительство». Кстати, то, что пишет он, — это тоже провокация, но негативная, а последняя его статья о Шевченко — откровенное кощунство. А что касается ревности между учителем и учеником, то из своего опыта я ее не знаю. Возможно, нас от этого спасала неназванность ролей. Мы все просто — друзья.
Вячеслав БРЮХОВЕЦКИЙ, президент Киево-Могилянской академии, литературный критик:
— По-моему, если это настоящие учитель и ученик, то между ними не может быть ревности. У меня в жизни не очень сложилось с учителями. Я часто чувствовал измену с их стороны, что меня очень поражало, но такое было время. Сейчас мои ученики — талантливые выпускники НАУКМА могут заработать больше президента Киево-Могилянской академии, и мне часто трудно объяснить им, что не это главное. Конфликт, который, возможно, мои ученики воспринимают как ревность с моей стороны, возникает только тогда, когда талантливые молодые люди поддаются конъюнктуре дня и снижают требования к себе. Они теряют личность. Но понимание этого приходит спустя много лет. Поэтому я пытаюсь их как-то предостеречь, хотя иногда это довольно трудно, не прибегая к банальностям, объяснить, что честь нужно беречь смолоду, тогда и деньги будут. Вспоминая своих учителей, я безгранично благодарен Юрию Анатольевичу Лазебнику — и не только за профессиональное обучение, а в первую очередь за уроки порядочности.
Ксения КУТЕПОВА, актриса московского театра «Мастерская Петра Фоменко»:
— Между учителем и учеником взаимоотношения зиждутся изначально на каком-то конфликте. Я думаю, ученик, идя за мастером, в чем-то, может быть, не соглашается, сопротивляется, что-то получает от него, что- то, наоборот, не хочет брать. Оттого здесь происходит постоянное трение и взаимопроникновение...
Кстати, недавно у нас об отношениях учителя и ученика был спор с одним из наших коллег — актером «Мастерской» Рустемом Юскаевым. Мы тоже размышляли на тему школы, о том, что вообще входит в понятие школы, как ее почувствовать, как определить — что такое школа Фоменко. Может быть, ее и нет, может быть, просто есть сообщество людей, внутри которого рождается что-то? И была высказана мысль, которая мне понравилась — просто Фоменко и все наши учителя закладывают критерии того, что такое хорошо и что такое плохо. И сейчас, когда я оцениваю работу своих же коллег по театру, то невольно опираюсь на эту базу, заложенную в меня с первого курса. Пять лет что-то в меня вкладывали и прививали — я понимаю, что мои жизненные максимы заложены школой Фоменко. Эта система ценностей определяет во мне многое. Она и есть школой.
Сергей МАСЛОБОЙЩИКОВ, сценограф, кинорежиссер:
— Ревность может быть, но если существует явление школы — а для театра это очень важно, — то ревностность как бы отступает на второй план, потому что и учитель, и ученик понимают, что они из одной школы. Конечно, конфликтные моменты бывают. Скорее даже не совсем конфликты... Это, понимаете, из серии поговорок типа «плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Тут скорее желание ученика открыть, сделать что-то свое, самостоятельное. Ведь школа — как правильно поставленный голос, только она выводит на новый уровень в искусстве. Вообще без школы ничего не получается. Это такой метод познания мира, который позволяет делать свое дело систематично, осознанно. А когда бессистемно хватаешься за все сразу, то и результат соответствующий. В Киеве, по моему мнению, не существует ни актерской, ни режиссерской школ. Есть некие разрозненные, полулюбительские попытки обучения, приводящие к наигрышам и штампам на сцене. Школа, если угодно, это язык. Когда она отсутствует, то начинаешь говорить на одном языке, через минуту переходишь на другой. Как следствие — анархия, вкусовщина, неловкость актерская. То есть в нормальной системе ревность, соперничество между учителем и учеником, как здоровая конкуренция, стимулирует творчество, здорово подхлестывает. Как на дистанции: видишь бегущего человека, подключаешься к его бегу и, осознавая истинность его усилий, сам пытаешься соответствовать. Это механизм расцвета, дающий здоровые плоды. А в отсутствие таких взаимоотношений все вырождается в дрязги и склоки. Эмоции направляются не в искусство, а на конкретную личность, которую надо задавить, унизить и тем самым заставить себя уважать. Все художественное общество Киева построено на системе возвышения одних за счет унижения других, причем далеко не художественными средствами.
Сергей ВАСИЛЬЕВ, театральный критик:
— Ревность — это, вообще, проблема учителей, а не учеников. Есть неоспоримый закон: ученик идет своим путем и, если это хороший ученик, то идет намного дальше учителя. Ревность же — огромная слабость от ощущения того, что у кого-то получается лучше, чем у тебя. Но с другой стороны, ревность и очень человеческое чувство: если ты кому-то дал, то очень хочется, чтобы то, о чем ты мыслишь, как долг тебе вернули в виде уважения, почета, славы. Из-за недополучения любви и рождается ревность. В искусстве это чувство наиболее остро, потому что у художника нервы оголены и тупики — эмоциональные и творческие — им переживаются значительно болезненнее, тем более, что часто они еще и публичны. Хотя в нормальных отношениях всегда наступает пора, когда ученик начинает учить учителя. Эту сложную, подчас остро конфликтную ситуацию необходимо переживать достойно и мудро.
