Покойный мой отец имел «счастье» познать на себе и «радость» советского освобождения, и беды немецкой оккупации. Родившись в крестьянской семье на Холмщине, он, когда началась Вторая мировая война, оказался на Волыни, в зоне «советского освобождения». Поверив «освободителям», отец добровольно (!) отправился в Коми АССР на работу. В его представлении, выработавшемся в «панской» Польше, получить работу было чем-то очень престижным. Тем более молодому безработному. Он не знал (да и откуда ему было знать!), что работа в стране диктатуры пролетариата и «панской» Польше — вещи далеко не одинаковые.
Проработав где-то с год на Севере, куда посылали репрессированных, он решил покинуть эту «землю обетованную» и вернуться в Украину. Естественно, приехать к родителям на Холмщину, которая была «под немцем», не мог. Оказался в Харькове, где работал на одном из заводов.
Когда немцы напали на СССР, отцу уже исполнилось 18 лет. Он подлежал призыву. Таких, как он, новобранцев, собранных впопыхах, без оружия, военной формы, посадили в вагоны и повезли. Возможно, на фронт. Но отцу «повезло». Эшелон разбомбили немецкие самолеты, а он остался в живых.
Оказавшись в зоне немецкой оккупации, отец в течение многих недель пробирался с Восточной Украины на Западную. В конце концов, оказался в отчем доме, где и жил до тех пор, пока в 1944 году не пришли советские «освободители».
Он уже знал, что такое настоящая советская власть. Поэтому скрыл факты своей биографии, касавшиеся его жизни в СССР в 1939 — 1941 гг. Иначе, вероятно, был бы репрессирован, и, кто знает, удалось ли бы ему выжить.
Формально как гражданин Польши отец мог бы пойти служить в Войско Польское, сформированное в СССР. Ведь служило там немало украинцев. Некоторые знакомые моего отца поступили именно таким образом и сделали неплохую карьеру. Вероятно, мог бы и мой отец сделать ее. Ведь у него за плечами была почти законченная польская гимназия. А в то время это было немало.
Однако он не пошел служить в Войско Польское. У него была возможность выбора. Осознавая себя украинцем, стал солдатом Красной армии, которая вроде бы немного была и украинской.
Первое, что сделали с ним и ему подобными новобранцами, это… привели на расстрел. Расстреливали красноармейца, который, желая попасть с передовой в госпиталь, сделал себе «самострел». Хотя прошло много лет после войны, эту сцену расстрела отец помнил до малейших деталей.
В рядах Красной армии отец дошел до Берлина. Уже после войны приметили, что он может найти общий язык с немцами (оказывается, незаконченного образования в польской гимназии для этого было достаточно), и оставили его переводчиком в оккупационных войсках в Германии.
Это, возможно, еще раз спасло его. Ведь если бы он оказался на Волыни, куда вынуждены были переселиться его родители из Польши, то кто знает, как бы сложилась его судьба. Ведь на Волыни война продолжалась, война между советской властью и Украинской Повстанческой Армией.
Отец довольно реалистично смотрел на войну. Понимал, что грош цена была в Красной армии жизни таких, как он. Солдаты служили здесь пушечным мясом. И воевали советские командиры не столько умением, сколько числом. Имел он возможность видеть и уровень «культурности» и «цивилизованности» этих командиров, служа в военной комендатуре в одном из городков неподалеку от Берлина.
Никогда отец не героизировал войну, никогда не выступал на ветеранских собраниях, не спекулировал своим ветеранством, в отличие от некоторых липовых ветеранов, даже не нюхавших пороха.
О войне не любил вспоминать. Возможно, из-за того, что она не вызывала у него хороших воспоминаний. Но, наверное, была и другая причина. Отец боялся. Его видение войны далеко не совпадало с той версией, которая пропагандировалась в СССР. И он боялся сказать лишнее. Только наедине с очень близкими людьми, которым доверял, мог рассказать, «как на самом деле было».
Имея свою правду о войне, отец, тем не менее, уважительно относился к «дню победы» 9 мая. В этот день празднично наряжался, одевал награды и обязательно шел на братскую могилу, находившуюся в нескольких километрах от нашего дома и где действительно были похоронены воины Красной армии, погибшие во время Второй мировой войны.
Это был для отца не просто ритуал. Для него Вторая мировая была частью его жизни. Чествование же памяти погибших воинов, ветеранов грело его душу. Даже при том, что в этом почитании часто было немало фальши.
ГЕРОИЗМ В ПОДТЕКСТЕ
Думаю, подобная «двойственность» (не путать с раздвоенностью!) была свойственна не только моему отцу, но и большинству ветеранов Второй мировой. У них была своя правда об этой войне, которая далеко не совпадала с официальной правдой и была рассчитана только на узкий круг близких людей. Что касается официальной правды с ее ритуальным чествованием ветеранов, то она тоже принималась. Частично из-за того, что ей опасно было возражать. А частично — чтобы «отвести душу», получить хоть какую-то компенсацию (в основном моральную) за годы бурь.
Поэтому я вполне понимаю ветеранов, которые праздновали и празднуют 9 Мая. Однако я очень сомневаюсь, что, положа руку на сердце, они признавали и признают то официальное видение «великой отечественной», которое было создано в СССР и благополучно дожило до наших дней.
Самое парадоксальное то, что окончательное оформление этого видения (собственно, мифа) происходило не в военный и даже не в послевоенный период. Его символика, приоритетные сюжетные линии сложились где-то спустя двадцать- тридцать лет, в эпоху брежневизма или застоя. Соответственно, этот миф слабо отражал как реалии, так и дух военного периода.
Чтобы понять это, достаточно хотя бы сравнить знаковые произведения советского искусства военного и послевоенных годов, с одной стороны, и художественные произведения периода застоя, имеющие отношение к проблематике Второй мировой войны.
Знаковые художественные произведения военного и сразу послевоенного периодов в основном не являются героическими (в значении воспевания героев, их деяний). Эти произведения преимущественно апеллировали к базовым человеческим чувствам — любви к женщине, желанию защитить своих детей, семью, наконец, свою землю, Родину. Попробуйте вспомнить уже изрядно призабытые песни «Катюша», «Синий платочек», стихотворение Константина Симонова «Жди меня». Найдете ли вы где-то здесь патетику, а тем более героизм? Если и говорится в этих произведениях о каком-то героизме, то только в подтексте, а на первом плане абсолютно доминируют чисто интимные, любовные чувства.
Даже песню «Вставай, страна огромная» сложно назвать произведением героического направления. Правда, здесь есть призыв «яростно» защищать отчизну, но эта защита, скорее, трактуется не как проявление героизма, а как долг каждого.
Или возьмем известный плакат «Родина-мать зовет». Опять же видим апелляцию к родственному чувству, умелое использование архетипа матери. Плакатный образ ориентирует на исполнение воинского долга, но необязательно на какие-то героические действия.
Конечно, в послевоенный период, сразу по горячим следам были попытки создать художественные произведения, в которых бы обыгрывалась тема героизма советских людей. Однако трудно сказать, что они были достаточно убедительными и имели большую популярность. Примером в этом плане может быть роман «Молодая гвардия» Александра Фадеева. Первая редакция этого произведения появилась еще в 1945 г. Однако автор ее переделал. Окончательная же редакция увидела свет только в 1951 г. Но, очевидно, сам автор не был удовлетворен своим произведением, понимая его фальшивость. Именно с этой неудовлетворенностью некоторые связывают самоубийство Фадеева.
Популярные художественные произведения, которые появлялись в послевоенный период и касались описания военных событий, в основном имели сильно выраженную любовную линию. Здесь можно вспомнить трилогию Олеся Гончара «Прапороносці», романы которой были даже отмечены Сталинскими премиями.
В произведениях же о «великой отечественной», которые начали появляться в эпоху брежневизма, акценты были существенно смещены. Ударение делалось именно на героизме, отодвигая на задний план интимную линию, если, разумеется, таковая была. Часто в этих произведениях сюжет развивался в контексте мифа «оптимистической трагедии»: герой, жертвуя своей жизнью, погибает на благо советской родины.
1965-Й
Условной датой начала создания брежневского мифа о «великой отечественной» можно считать 1965 год. Естественно, определенные элементы этого мифа закладывались раньше, как это мы видим в фадеевской «Молодой гвардии». Именно в 1965 году 9 мая стало официальным праздником-выходным. Он, как ни один из советских праздников, сопровождался многочисленными ритуальными действиями.
Почему окончательное «узаконивание» 9 Мая произошло в 1965 г.? Тогда исполнилось 20 лет с момента окончания Второй мировой войны. Формально это дата для празднования юбилея.
Однако 20 лет — это также важная дата и для исторической памяти, время «смены поколений». За двадцать лет немало уходит носителей исторической памяти о соответствующем событии (в данном случае — Второй мировой войне). Активной частью общества становятся люди, у которых эта память либо совсем отсутствует, либо носит весьма приблизительный и фрагментарный характер. Кроме того, сами носители исторической памяти за двадцать лет успевают многое забыть.
Для чего тогдашнему советскому руководству понадобился фактически новый миф о «великой отечественной»? Дело в том, что тогда возникли определенные угрозы идеологического характера для советской системы. В период «оттепели» (конец 1950-х — начало 60-х гг.) в СССР появилось немало произведений, в которых прослеживалась попытка переосмыслить советские ценности и стереотипы.
Среди них были и произведения, в которых нетрадиционно для советской идеологии осмысливались события Второй мировой войны, в частности обращалось внимание на трагические моменты. Например, в Украине увидел свет роман О. Гончара «Людина і зброя», где эти события трактовались отнюдь не так «оптимистически», как это мы видим в упоминавшихся «Прапороносцях» этого автора.
Явление переосмысления ценностей во времена «оттепели» начало приобретать для советской системы угрожающий характер. Начали разрушаться коллективные представления советских людей, что в перспективе могло бы привести к политическим и социальным переменам.
Поэтому оттепель сворачивается. В 1965 г. (это далеко не случайное совпадение дат) начинается систематическое преследование инакомыслящих-диссидентов. Над ними организовываются суды. Конечно, это были не ленинско-сталинские репрессии, когда в массовом порядке уничтожали «врагов» или революции, или народа. Преследования эти имели преимущественно профилактическую цель. Из активной общественной жизни изымали «возмутителей спокойствия». Одновременно с помощью судебных процессов шло запугивание потенциальных «возмутителей».
Однако репрессивные меры — это только половина дела. Свободомыслию диссидентов необходимо было противопоставить идеологический позитив. И в этом плане миф о «великой отечественной» оказался весьма уместным. Он мог стать важным фактором мобилизации советского общества. Ведь война и память о войне всегда были и будут мощным фактором общественной мобилизации.
Имел этот миф не только антидиссидентский, но и определенный антизападный подтекст. Во времена брежневизма ушла в прошлое «холодная война» и началась «разрядка». Советское общество становилось все более открытым Западу. Многие советские люди получили возможность побывать в капиталистических странах, увидеть в них высокий уровень жизни. Даже в европейских государствах «социалистического лагеря» этот уровень был выше, чем в СССР. Такое положение вещей порождало у советских людей определенный комплекс неполноценности. Хотя бы частично избавиться от этого комплекса можно было с помощью мифа о «великой отечественной». Этот миф словно убеждал советских людей: да, мы сейчас живем хуже европейцев, но ведь мы этих европейцев освободили. И если бы не мы, то имели ли бы они все те блага, которые сейчас имеют?
Создание мифа о «великой отечественной» приобрело во времена брежневизма воистину колоссальный характер. Появились многочисленные художественно-литературные произведения о войне. Наиболее удачные из них пропагандировались, экранизировались, изучались в школе и тому подобное.
Наряду с этим, было снято большое количество художественных и документальных фильмов на эту тематику. Своеобразными вершинами этой кинопропаганды можно считать фильмы-эпопеи «Освобождение», «Солдаты свободы», сериал «Семнадцать мгновений весны» и тому подобное.
Создавались также многочисленные песни о «великой отечественной». Причем они вытесняли те мелодии, которые действительно были распространены в военное время. Появлялись и многочисленные произведения изобразительного искусства на военную тематику.
Довольно распространенным тогда становится написание и публикация мемуаров военачальников, различных героев «большой отечественной». Появляется и другая якобы документальная литература на эту тему.
Параллельно со всем этим шло создание культов местных героев. Каждый областной и районный центры получили своих героев «великой отечественной». Даже некоторые городки и села не были этим обделены.
Также во времена брежневизма в массовом порядке начали сооружаться мемориалы славы, обелиски, разнообразные памятники, музеи в честь героев «великой отечественной».
«Великая отечественная» стала своеобразным объектом гражданского культа. Она имела свои канонические произведения, на которых ориентировали советских людей, культ героев, которым поклонялись, наконец, места поклонения (мемориалы, памятники), где проводились соответствующие ритуалы.
Вторая мировая война так и не стала для советских людей предметом серьезного рационального осмысления, она превратилась в миф о «великой отечественной», который требовал не анализа, а веры.
Разумеется, этот миф должен был учитывать определенные исторические реалии, связанные со второй мировой войной. Однако в нем соответствующим образом были смещены акценты, а то и вообще вводились неправдивые сюжеты. Поэтому говорить о соответствии реалиям созданных во времена брежневизма произведений о «великой отечественной» весьма проблематично.
Несоответствие реалиям касалось не только произведений художественного плана (в принципе в таких произведениях допускался определенный вымысел). Такое несоответствие было присуще мемуарам героев «великой отечественной», откорректированным определенным образом. Это несоответствие было и в культе канонизированных героев войны. Уже в период «перестройки» оказалось, что немало таких героев как общесоюзного, так и местного плана были вовсе не такими, как их изображала советская пропаганда. А говорить о героизме некоторых из них вообще не стоит. Мемориальные комплексы, памятники героям «великой отечественной» часто создавались не в местах, где происходили какие-то реальные события войны, а в местах на виду, где были большие скопления людей. То есть эти памятники носили в основном пропагандистский характер. Например, я хорошо помню, как в моем родном Луцке во второй половине 1970-х годов в центре города было уничтожено старое кладбище, а на его месте построен помпезный комплекс славы, на который пошли огромные средства. Хотя на окраине Луцка находилась настоящая братская могила воинов, погибших во время войны. Но делать здесь мемориальный комплекс никто не собирался. Ведь место было не на виду.
Однако, вероятно, вершиной несоответствия реалиям войны в создании мифа о «великой отечественной» стала книжечка «Малая земля», которая якобы была написана Леонидом Брежневым и вокруг которой была поднята огромная пропагандистская пена. Появилась песня «Малая земля», которая непрестанно транслировалась на радио и телевидении, был построен гигантский комплекс славы на «малой земле». Один из многочисленных эпизодов Второй мировой войны, значимость которого не была большой, превратился благодаря пропаганде просто в грандиозную битву. И все только из-за того, что к этой «битве гигантов» имел отношение Леонид Брежнев.
Даже отличавшиеся ортодоксальностью седовласые ветераны «великой отечественной» и те тихо ворчали: дескать, тоже битву нашли. А что касается простого народа, то он тешил себя антисоветскими анекдотами о том, как дорогой Леонид Ильич писал «Малую землю» и другие свои литературные бестселлеры.
Какие же основные элементы мифа о «великой отечественной», окончательно сформировавшегося во времена брежневизма?
ЕДИНАЯ ЛИНИЯ ФРОНТА
Прежде всего события военного времени трактовались не как вторая мировая война, а как великая отечественная война Советского Союза. В соответствии с этой трактовкой ее начало переносилось с 1939 на 1941 гг. Хотя реально Советский Союз участвовал во второй мировой войне с самого начала. Ведь начало этой войны стало возможным благодаря подписанию в августе 1939 г. договора между Германией и СССР. После нападения немцев на Польшу (а именно это событие трактуется как начало Второй мировой войны), советские войска заняли восточные территории этого государства, а несколько позже пришли в Молдавию, Буковину, Прибалтику. В планах советского руководства был также и захват Финляндии. Однако гордые жители этой страны оказали отчаянное сопротивление, спасшись от советских «освободителей». На этом этапе второй мировой войны СССР однозначно выступал союзником фашистской Германии. Об этом предпочитала молчать коммунистическая пропаганда, изображая захват в 1939—1940 гг. Советским Союзом земель других государств как «восстановление исторической справедливости».
В сознание советских людей целеустремленно вдалбливалась мысль, что «настоящая» война началась только после нападения Германии на Советский Союз в июне 1941 г. И эта «настоящая» война была глубоко патриотической войной советского народа против оккупантов. Поэтому она по аналогии с войной 1812 г. также именовалась отечественной, к тому же еще и великой. Эта война сознательно трактовалась как война Германии с Советским Союзом. Что касается других государств, воевавших с Германией и ее союзниками, то их военные действия либо просто игнорировались, либо представлялись как малозначимые. Так же малозначимой представлялась материальная помощь стран антигитлеровской коалиции Советскому Союзу во время войны.
В такой трактовке было немало лукавства. Все-таки не стоит смотреть на события Второй мировой войны как на войну двух государств — Германии и СССР. Панорама этой войны была намного шире.
Также проблематична трактовка этой войны как отечественной для всех народов СССР. Была ли эта война отечественной (в ее советском понимании) для прибалтов, крымских татар, чеченцев? Была ли она отечественной для жителей Западной Украины, которые успели испытать «прелести» советской власти и в 1941 г. приветствовали немцев как «освободителей». Самое парадоксальное, что это часто делали те же люди, которые два года назад как «освободителей» приветствовали советские войска. А русские? Даже они, оказывается, далеко не все хотели защищать «социалистическую родину». Вспомните генерала Андрея Власова и его «Русскую освободительную армию», в которой служило, вероятно, не меньше русских, чем в отрядах УПА. Не стоит ли задуматься над тем, почему так много «предателей» оказалось среди русского народа?
Важной идеей мифа о «великой отечественной» была мысль, будто победа в этой войне была обеспечена, с одной стороны, героизмом и мужеством советских людей, с другой стороны, талантами советских полководцев. Такое мнение целеустремленно выпячивалось в разного рода произведениях о «великой отечественной», массово создававшихся в годы брежневизма. Своеобразной классикой в этом плане можно считать фильм «Освобождение», где мы видим простых советских воинов, героически воюющих с немцами, и одновременно мудрого маршала Георгия Жукова. Я не собираюсь дискутировать о героизме и мужестве советских людей, как и о мудрости советских полководцев. Конечно, были герои. И им нужно отдать должное уважение. Так же нельзя отвергать и военные таланты некоторых советских полководцев.
Однако у меня (и, надеюсь, не только у меня) возникает простой вопрос. Если едва ли не каждый советский воин проявлял чудеса героизма, а советские полководцы были такими уж умными и хитрыми, то почему советский народ заплатил такую непомерно высокую цену за свою победу? Ведь только по официальным данным во Второй мировой войне погибло около 20 миллионов советских людей — вдвое больше, чем немцев. Однако позже оказалось, что 20 миллионов — это «лукавая», явно заниженная цифра. До сих пор историки не могут установить точное количество жертв со стороны Советского Союза. Однако есть небезосновательное мнение, что это количество где-то в два раза превышает 20 миллионов.
Эти ужасные цифры говорят о том, что Советский Союз одержал победу над Германией прежде всего благодаря многочисленным человеческим жертвам. Это простая истина, которую у нас упорно не хотят замечать.
Помню, как-то во времена «глубокого застоя» мне пришлось стать свидетелем разговора в вагоне дизель-поезда двух людей — молодого человека, насмотревшегося фильмов о войне, и ветерана войны. Молодой человек говорил о том, что немцы были плохие и не жалели во время войны своих людей. Ничего подобного, возразил ему ветеран, своих людей не жалели наши. Это как раз и была та настоящая и жестокая правда о войне.
ВРЕМЯДЛЯ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЯ
Чтобы сформировать миф о «великой отечественной», советская пропаганда тратила огромные усилия и средства. Попробуйте только подсчитать, сколько денег было потрачено на сооружение памятников сомнительной ценности. Не лучше ли было бы эти средства направить на реальное улучшение жизни ветеранов войны? Ведь многие из них имели плохие жилищные условия, мизерные пенсии, нуждались в квалифицированном лечении.
Но не реальная забота о настоящих ветеранах волновала советское руководство. Для него важным было, чтобы во многом фальшивый миф о «великой отечественной» стал неотъемлемой частью коллективных представлений граждан СССР.
Этот миф остался после развала СССР и успешно дожил до наших дней. И это несмотря на то, что за последние годы и в России, и у нас, в Украине, появилось немало произведений, в которых наблюдалась попытка переосмыслить советское представление о «великой отечественной». Одни только публицистические бестселлеры В. Суворова чего стоят!
К сожалению, приходится констатировать, что и на сегодня абсолютное большинство украинских СМИ оказалось не готово к всестороннему осмыслению и феномена «9 Мая», и реалий второй мировой войны. Они просто плывут по течению, ретранслируя миф о «великой отечественной».
Хотя я далек от того, чтобы обвинять в этом СМИ. Ведь они так или иначе отражают коллективные представления общества. И такая реакция СМИ на «День Победы» только свидетельствует: наше общество так и осталось во многом советским, и оно не способно ни отвергнуть, ни переосмыслить советские мифы.
