В последние дни наши дома и улицы украсили, как и ежегодно, бело-красные флаги. «Одно из восемнадцати важнейших сражений в мировой истории», «остановка большевистского нашествия», «Польша — стена Европы» — за этим в целом благостным самоудовлетворением мы часто забываем, что за мир с большевиками мы заплатили конкретную цену: согласились на раздел Украины и Беларуси, оставив в беде украинских союзников. 24 августа Украина будет отмечать 19-тую годовщину обретения независимости. Именинница уже совершеннолетняя, и, возможно, поэтому очередной день рождения не вызывает особых эмоций. По крайней мере, так я пытаюсь объяснить себе сравнительную незаинтересованность новой украинской власти в приближающемся празднике. Однако это не меняет того факта, что, хотя и прошло почти два десятилетия, появление «самостийной Украины» кажется переломным, почти мистическим событием.
За много лет независимая Украина как государство, как политическая концепция должна была быть однозначно стерта не только с карты мира, но и из памяти ее жителей. Об этом дружно заботились и российсская, и советская власть, и поляки. По восточную сторону границы дорогу в середине XIX века показал Петр Валуев: «Отдельного малороссийского языка не было, нет и быть не может», — хотя власти СССР творчески развили подход предшественников, способствуя, с одной стороны, развитию украинской культуры (политика коренизации), с другой — физически истребляя «малороссийский народ» (Голодомор). В Польше здешние коммунисты с помощью московских довольно успешно воплотили в жизнь народно-демократическую концепцию этномонолитности государства. «Если русины должны стать поляками, — писал Роман Дмовский, — то надо их полонизировать; если же должны стать самостоятельным, способным к жизни и борьбе русским народом, то следует говорить им, чтобы добивались тяжелыми усилиями то, что хотят иметь, велеть им закаляться в огне борьбы».
Сейчас не время и не место для подробного анализа польских и советских действий против украинской стихии. Однако стоит вспомнить одну дату. В сентябре 1988-го польское МВД и советский КГБ закончили последнюю операцию, направленную против украинского подполья. Все три с половиной года после прихода к власти Горбачева и полгода до Круглого cтола украинцы представляли опасность. Надо признать, что не мы одни так считали. Джордж Буш-старший во время визита в Киев в начале августа 1991 г. (за три недели до объявления независимости) произнес знаменитую «речь котлеты по-киевски», подчеркнув, в частности, что Соединенные Штаты «не будут помогать тем, кто способствует самоубийственному национализму, опирающемуся на этническую ненависть». Западный мир боялся изменений в этой части Европы — говорилось в первую очередь о немецкой проблеме, но также и про ветер независимости, который дул над бывшим советским блоком. Президент Франсуа Миттеран высказывал опасения по поводу возрождения национализма в «Румынии, Молдове, Семиградье, над Рейном, в Восточной Пруссии, в Мазурии». Биполярная система оказалась не лишенной преимуществ.
А все-таки произошло. Московский путч ускорил крах советской империи. Через три дня после неудавшегося переворота Верховная Рада УССР провозгласила независимость. Это решение граждане Украины утвердили на референдуме 1 декабря. «За» голосовали все регионы — даже российский Крым. Вскоре после этого Ельцин, Кравчук и Шушкевич совершили формальный акт роспуска СССР. Все это казалось нереальным. Можно было подумать, что Беловежское соглашение — это очередная инсценировка ради продления жития непобедимого Союза.
Страхи оказались напрасными. Самостоятельная Украина стала фактом. Она билась и поныне сражается с проблемами, типичными для новых независимых государств, если не сказать — постколониальных. Эти слабые места знает каждый: хромая политическая система качается от мягкой диктатуры в период Кучмы до почти перманентного политического кризиса после оранжевой революции; нереформированная экономика, подчиненная олигархам и зависимая от российского газа; разделенное общество со слабо определенной национальной идентичностью; не ликвидированные российские военные базы; недостаток четких перспектив в отношениях с западными институтами.
Все это, впрочем, не меняет основного вопроса. «Украина, — писал Кучма, — не Россия». Свидетельствует об этом (хоть и короткий) триумф революции 2004 года, ярое соперничество двух главных кандидатов на последних президентских выборах, длительные споры за собственность в украинской энергетической системе, религиозный плюрализм, который сформировался над Днепром в последние 20 лет. Вместе с Украиной Россия потеряла важный, если не ключевой элемент «русского мира». Это с точки зрения геополитики, экономики — но и культуры (Киев — мать городов русских). Россия перестала играть главную роль в регионе Центральной и Восточной Европы, а также в бассейне Черного моря. По словам Бжезинского — перестала быть империей.
В 2007 году в Киеве собралась польско-украинская Межпарламентская ассамблея. В один из дней заседание закончилось в известном баре «Барабан» возле Крещатика. Было там несколько послов, среди них и один из министров нынешнего правительства, а еще много завсегдатаев. После вступительной церемонии зал начал петь то польские, то украинские песни — сначала легкие, а дальше каждый раз знаменитее. Где-то около полуночи участники дошли до песни Украинской Повстанческой армии: «Уже вечер вечереет / Повстанческое сердце бьет / А лента за лентой / Боеприпасы подает / Ах, лента за лентой / Боеприпасы подавай / Украинский повстанец / В бою не отступай».
Тот вечер — это символ чуда, которое произошло за прошлые четверть столетия. Польша и Украина, свободные от московского ига, пытаются преодолеть тяжелое прошлое. Появилась даже концепция «стратегического партнерства» двух государств, хотя, к сожалению, она не принесла так уж много ощутимых результатов.
Поэтому-то 24 августа я вывешу флаг — сине-желтый. Следует помнить о том, что происходило 19 лет назад, поскольку возникновение независимой Украины неотвратимо изменило наш мир. Не забывайте об этом.
