Голодомор (или, точнее, «террор голодом» — эта формула американского историка Роберта Конквеста намного точнее передает суть небывалой катастрофы украинского народа) принадлежит к тем глобальным трагедиям в истории человечества, которые воистину лежат за порогом боли простого человека. Образы миллионов и миллионов невинных жертв (знать бы, сколько именно их? Еще и по сей день статистические данные потерь весьма различаются — от 4,6 до 10,8 миллионов наших земляков), садистски замученных сталинскими палачами, причиняют нам нестерпимую боль — словно сверхмощная звуковая волна, от которой теряешь сознание... Память о тех ужасных годах невероятно жгучая; но если украинский народ (так же, как и каждый другой) хочет быть бессмертным, то он не имеет права на забвение. Террор голодом, перед которым «просто убийство» едва ли не блекнет, — это апокалипсис, а такое не забывают.
Но 70-я годовщина голодомора в Украине — это не только высший регистр эмоций (гнев, боль, ужас, сочувствие к убиенным, ненависть ко всем этим постышевым, молотовым, кагановичам...). Это прежде всего анализ, попытка разобраться — почему это стало возможно, какие имело последствия и может ли повториться снова... Если не ограничиваться теми объяснениями, которые находили горю народному летописцы Киевской Руси (а именно — наказание от Бога людям за их грехи), то террор голодом имел объективные причины, истоки и предысторию, которые поддаются объективному научному анализу. Нижеприведенные мысли — это одна из попыток (разумеется, субъективная) подобного анализа; довести этот анализ до крайне необходимого завершения — дело общественного сознания в целом.
Террористический, заранее спланированный голод «вписывается» в преступную практику, которую применяли лидеры большевистской партии в течение многих десятилетий. Сталин, «превзошедший» всех своих предшественников в деле массовых убийств, не был «первооткрывателем». Еще до прихода ко власти руководители ленинской «партии нового типа» прибегали к таким сугубо террористическим мерам, как, например, «экспроприация» банков (читай — грабительские нападения). Взяв же власть в свои руки, эти люди превратили террор в постоянно действующее, безотказное средство государственной политики; речь шла уже о государственном терроризме (вот в чем суть). И террор голодом — это адская, ужаснейшая, но только разновидность этой политики. Не в 1932 — 1933 годах он был начат, а значительно раньше.
Вот конкретный пример, который приводит ныне покойный писатель и журналист Владимир Маняк в народной книге-мемориале «Голод-33». На «зеленое воскресенье» года 1920-го жители Борисполя на Киевщине и окрестных сел подняли восстание против большевистской власти, проводившей непосильную для крестьян реквизицию хлеба. Во время подавления восстания было сожжено до 500 дворов, расстреляны все повстанцы, попавшие в плен, раненые были добиты в больнице; каждый десятый мужчина в Борисполе был расстрелян как заложник. Резюме В. Маняка: «Через четверть века за подобные преступления против человечества и человечности нацисты сели на скамью подсудимых в Нюрнберге». Так что у Сталина были «достойные» предтечи...
Вывод, который делают объективные ученые (и наши, и западные): с украинскими крестьянами велась нещадная, смертельная война и как с крестьянами, и как с украинцами. И когда мы мысленно представляем себе картины террора голодом и его последствий (горы зерна, гниющие на станциях и возле элеваторов, подтопленные водой, открытые дождю, обезумевшие от голода люди, поедающие родных и чужих, сладкий трупный запах с могильно молчаливых хат...) — то нужно иметь в виду, что террор голодом, как и любой террор, был творением безумного, экстремистского доктринерства и веры в то, что естественные тенденции развития экономики подлежат «преодолению» силой государственных декретов, поскольку они препятствуют «социалистическим» преобразованиям. Миллионы жизней крестьян (вспомним тезис Ленина о том, что в каждом крестьянине-единоличнике скрыт собственник, не дающий идти к социализму) — вполне приемлемая цена.
Но нужно напомнить и о другом. Источник трагедии — в ненависти одержимых «интернационалистов» к украинскому национальному сознанию и к крестьянству как к его хранителю и носителю. И абсолютно не случайно, разумеется, то, что параллельно с голодоморным терроризмом шел террористический же погром украинской национальной интеллигенции, были в конечном счете уничтожены Сергей Ефремов и Мыкола Кулиш, Лесь Курбас и Мыкола Зеров.
Это — два полюса одной людоедской практики. Причину же того, что голодомор-32 — 33 был таки осуществлен, мы должны представлять предельно четко: Украина не была независимым государством, потому что Национальная революция 1917 — 1920 годов потерпела поражение, а нашей землей руководила чужая, тоталитарная власть террористов-фанатиков (хотя и воспринималась как «своя»; но для этого нужно было поставить на колени народ и отдельных гениальных личностей, как то Павла Тычину, который тоже в голодном 1921 году создал поэму «Чистила мати картоплю», где с дантовой силой дал картину матери-людоедки; в 1926 году думал о палачах, но палачах своих, «одноклассовых», а как раз в ноябре 1933-го писал о «прекрасном времени», «неповторимом времени»!). Заметим еще, что невыполнение плана хлебозаготовок в 1932 — 1933 годах расценивалось не только как кулацкая контрреволюция, но и как национализм(!). Так что не в первый и не в последний раз этим словом, как молотом, истязали за любовь к Украине...
Нельзя не сказать и вот о чем. В Украине есть политическая партия (и далеко не последняя по влиятельности, как показывают последние политические события и союзы), которая не только официально не осудила практику террора голодом, как и политическую практику сталинщины в целом, но ее лидер, который последнее время не сходит с экранов TV, и дал указание своим депутатам в Верховной Раде покинуть зал заседаний во время памятных слушаний по голодомору в мае этого года. А это наводит на очень и очень серьезные размышления. Ведь история учит: одна господствующая тоталитарная идеология с необходимостью порождает жесткое разделение собственного народа на «своих» и «чужих» (врагов!), а последних нужно «покорять» — голодом, пулями, лагерями... Причем очередной «Чингисхан с телеграфом» (формула Александра Герцена) обязательно в этом случае появится, причем быстро... История, бесспорно, учит, но хотим ли мы учиться?