Эдмонтон встретил снегом. После теплого Лос-Анджелеса я каким-то удивительным образом еще в самолете ощутил необъятное холодное пространство степей. Уже подлетая к Канаде, почему-то подумал, а что я, собственно, делал полмесяца в Соединенных Штатах? В принципе — понятно: принимал участие в различных акциях по поводу 70-летия голодомора в Украине в 1932 — 1933 годах. Однако, почему именно здесь, в США? Для чего, скажем, в центре Лос-Анджелеса с его голливудской развлекательной мистерией памятник украинцам-жертвам голодомора? Зачем американцам наш голод, о котором мы сами все еще спорим (геноцид — не геноцид, искусственный — не искусственный, имел украинскую специфику — не имел)?
Мне пришлось побывать в Чикаго, Лос- Анджелесе, Бостоне, Кембридже, Филадельфии, Нью-Йорке и Вашингтоне. Разные города, в которых были разные по характеру, цели и содержанию импрезы, но их объединяло одно — стремление разобраться в событиях начала 30-х в Украине, не дать человечеству забыть о том в свое время фактически проигнорированном западным миром украинском холокосте.
Везде, где проходило научное обсуждение, я подчеркивал, что тема голодомора занимает отдельное место в российско-украинских отношениях. И в России, и в Украине напечатано много документального материала. Однако нарастание фактографии и нарратива не идет параллельно с прояснением, а какими на самом деле были отношения наших народов в рамках СССР? Беспристрастному осмыслению этого вопроса мешает прекращение научных контактов, обмена литературой, доступа к серьезным московским архивным источникам, отсутствие широкой концептуальной дискуссии российской и украинских историографий. Тем временем потребность в этом велика, поскольку политика начала вмешиваться в ту работу, которую должны делать исследователи.
Еще осенью прошлого года Президент Украины, говоря о трагедии 1932 — 1933 годов, занял четкую и понятную позицию: «Должны признать — это был геноцид. Целенаправленный, тщательно направленный геноцид против украинского народа». Уже в этом году, выступая на 58-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Леонид Кучма апеллировал к мировой общественности, предлагая почтить память погибших во время голодомора.
Однако когда осенью этого года в Сенате США начался сбор подписей законодателей в поддержку постановления, признающего события 1932 — 1933 годов в Украине геноцидом против украинского народа, стало понятно, что определенные силы будут противодействовать этому. Пресс-секретарь Посольства России в США в одном из интервью тогда же заявил: «Мы категорически не согласны с такой оценкой... Многие виды проведения политики советского руководства во главе со Сталиным были трагичными для многих народов на территории СССР, не только для украинцев... В данном случае американские законодатели довольно произвольно дают политические оценки с далеко идущими последствиями. Это свидетельствует о непонимании американскими законодателями самой юридической сути термина геноцид».
Более того, российский дипломат, который, разумеется, «пел» не только со своего голоса, подчеркнул: «...Мы не согласны с формулировками положения в Советском Союзе 30-х годов, голода на Украине и процессов, происходивших в период коллективизации, и с толкованием этих событий как геноцида».
Прочитав это, я удивился, поскольку события 70-летней давности — это ведь не Тузла... Не говоря уже о том, что процитированные слова можно трактовать и как попытку оправдать варварскую по методам сталинскую модернизацию, Молоху которой принесли в жертву миллионы крестьян. Дальнейшие события показали, что для России это была принципиальная позиция, поскольку именно Россия активно противодействовала принятию ООН резолюции с оценкой «украинского» голодомора как геноцида. Вместо этого вдруг появилось совместное заявление Украины, России, Казахстана и других стран в связи с 70-й годовщиной великого голода (голодомора) 1932 — 1933 годов в Украине. И все было бы ничего, но в этом документе нет ни слова об осуждении сталинского/коммунистического режима. Таким образом, российская дипломатия оказалась на удивление эффективной: ни слова о геноциде, ни слова о том, что было его причиной.
10 ноября на международной конференции в Колумбийском университете в Нью- Йорке посол Валерий Кучинский, возглавляющий Представительство Украины при ООН, убеждал слушателей в том, что в принятии такого документа следует видеть только первый шаг вперед и что это уже прогресс для такой «консервативной» структуры как ООН. Сидя в зале и слушая это, я не только лишний раз удивился «гибкости» нашей дипломатии, но и тому, как аргументировано она умеет отступать от вещей на самом деле принципиальных для того, что называется коллективной памятью народа.
Вечером того же дня мы были в ООН, где состоялось официальное открытие выставки, посвященной голодомору и сделанной в украинской диаспоре (в частности, при участии профессора Тараса Гунчака). И в этом действительно был конкретный шаг, хотя бы потому, что выставка расположена на входе в здание ООН. Таким образом те, кто захочет ее осмотреть, сами убедятся в сути режима, который был виновником трагедии, и в том, чем на самом деле были события начала 30-х для нашего народа.
Наиболее фундаментальный разговор вокруг этих проблем прошел 13 ноября в Вашингтоне на конференции под весьма прозрачным названием «The Ukrainian Man-Made Famine of 1932 — 1933» (Украинский искусственный голод 1932 — 1933 годов). Она была организована при содействии Посольства Украины в США, Института Кеннана, Украинского Конгрессового Комитета Америки, а также Общества США — Украина. Наиболее интересным для меня были выступления специалистов, которые профессионально занимаются исследованием и типологией геноцидов, которым подвергались или подвергаются народы. Это были, в частности, постоянный автор и консультант «Дня», профессор Джеймс Мейс, профессор Френк Чок, который является содиректором Института по исследованию геноцида и прав человека в Монреале, а также Грэгори Стентон, Президент Фонда «Genocide Watch». Они анализировали произошедшее в Украине в начале 30-х годов в широкой сравнительной перспективе и единодушно «вписали» действия кремлевско-сталинского истеблишмента в отношении украинцев в понятие «геноцид».
Чрезвычайно важными были также выступления, касавшиеся позиции официального Вашингтона непосредственно в 1932 — 1933 годах. И Юджин Фишел, работник Государственного департамента США, и Леонард Лешук, независимый исследователь, дали вправду беспристрастный анализ поведения президента Франклина Делано Рузвельта и «разновекторных» влияний на него. Чем эти влияния закончились — известно: в ноябре 1933-го США дипломатически признали Советский Союз, который через 50 лет Президент Рональд Рейган окрестит «империей зла» и санкционирует работу Комиссии Конгресса, которая специально будет заниматься изучением вопроса о причинах и последствиях голодомора в Украине. Что ж, в истории своя логика, и хочется верить, что на этот раз никакие разновекторные влияния не позволят США, а вместе с ними всему западному миру, игнорировать уроки прошлого. Ибо, как это когда-то заметил Мартин Лютер Кинг, «несправедливость где-либо угрожает справедливости везде». Не правда ли, метко сказано?
...Эдмонтон не просто встретил снегом. Он встретил также интересом к событиям 70-летней давности в Украине. По просьбе Канадского Института Украинских Студий и общественных организаций нам с профессором Киево-Могилянской Академии Алексеем Гаранем пришлось рассказывать о том, что нового мы знаем сегодня о голоде 1932 — 1933 годов и как эта тема дискутируется в современной Украине. Уже после выступления, продолжавшегося довольно долго, я, глядя на вечерние эдмонтонские улицы, витрины, дома, вдруг подумал: «Господи, для чего канадцам наш голод, о котором мы сами еще спорим?»
Юрий ШАПОВАЛ, профессор, доктор исторических наук, руководитель Центра исторической политологии Института политических и этнонациональных исследований НАН Украины
