Стресс, страх, шок, отчаяние — это то, что пережили и переживают нынче десятки тысяч людей, пострадавших от наводнения в Западной Украине, и переживают те, к которым стихия снова вернулась. Как свидетельствуют очевидцы, прибывшие первыми в пострадавшие районы, самым большим спросом пользовались успокоительные препараты и лекарства для сердца. Но и стрессы бывают разными — все зависит от того, как человек относится к травмирующей ситуации, насколько глубоко его затрагивает событие. Сильнейший стресс — это переживание чьей-то смерти. Из-за наводнения в Западной Украине погибло 36 человек, но тысячи и тысячи людей так же, как смерть близких, переживают потерю собственного хозяйства, имущества, в которое годами вкладывали силы и средства — более 25 тысяч домов подверглись разрушению или полному уничтожению. Кроме чистой воды, еды, одежды и крыши над головой этим людям необходимы общение и утешение. Сегодня в пострадавших от стихии районах работают психологи МЧС, социальные работники и психологи Государственной социальной службы, создана бесплатная линия телефона доверия, в частности, во Львове при Львовском медицинском университете. С какими проблемами обращаются люди к психологам, какая помощь им необходима, велик ли наплыв желающих поделиться с горем со специалистами, рассказал заведующий кафедрой психиатрии и психотерапии Львовского медуниверситета, профессор, вице-президент Европейской ассоциации психотерапевтов, глава Украинской ассоциации психотерапевтов Александр ФИЛЬЦ.
— Александр Орестович, насколько тяжело люди в Западной Украине переживают все связанное с наводнением?
— Эту трагедию каждый переживает по-своему... Мы организовали круглосуточный телефон доверия, с людьми работают специалисты из ассоциации психотерапевтов Украины вместе с нашей кафедрой и больницей. Также у нас еще есть клиника, в которой консультируем всех, кому это нужно. На данный момент пока что специальных обращений в постстрессовом состоянии, с особенно тяжелыми реакциями, не было. Пострадавшие от стихии люди сейчас больше озабочены экзистенционными вещами — как дальше будет, как будем жить. Также — тем, что потеряли имущество, потеряли все. В ситуациях катастроф всегда речь идет о заботах экзистенционного порядка — об обеспечении базовых, основных жизненных вещей.
— Можно ли сказать, что все самое худшее пережитое у этих людей — позади?
— Сложно сказать. Вообще все постстрессовые реакции, постстрессовые расстройства людей могут проявляться, начиная где-то после двух-трех недель после трагедии. А чаще всего — через несколько месяцев, может даже через годы, например, если данные негативные переживания удастся человеку вытеснить, а потом какое- то событие напомнит о пережитом наводнении. Все очень индивидуально. Нынче люди переживают огромный шок, и он в какой-то мере блокирует у людей эмоции. Срабатывает механизм защиты: люди подсознательно не позволяют себе проявлять эмоции, не позволяют отдаваться отчаянию — так срабатывает механизм психологической защиты. Люди в растерянности: не знают, что им делать дома — спасать скот или огороды. Более того, сейчас люди занимаются выживанием: думают, как прокормиться, где переночевать. К ним приезжают с гуманитарной помощью, власти говорят о восстановлении или строительстве новых домов... То есть люди заняты насущным — и это позволяет им в движении, в заботах не думать о потерях. Так психика защищается от сильных эмоций, которые, несомненно, пережил каждый, и на данный момент они внутри людей, скажем так, приглушены. Проблема в том, что люди позже осознают свою проблему и беду... Хочу отметить, что то, что по телевидению все время говорят об ожидаемой волне эпидемий, связанных с наводнением, также может негативно отобразиться на психологическом состоянии людей. Когда к пережитому добавится страх заболеть, попасть в больницу, у людей могут возникать другие реакции, несколько заостренные. Сейчас там еще нет реальных оснований для паники по поводу отравлений, хотя такие факты уже фиксируются.
— Психологи вряд ли смогут каждому помочь. Возможно, люди сами справятся с негативными эмоциями и избегут посттравматических переживаний в будущем?
— Избежать очень трудно. Потому что на пережитый стресс, пережитый испуг нужно отреагировать, чтобы он не оказал в будущем свое патогенное воздействие на психику человека и его жизни вообще. С другой стороны, действительно, как хорошо психологическая служба ни работала бы, к каждому человеку прийти и провести с ним профилактическую работу она не сможет: никто не посетит все дома, не сможет встретиться со всеми людьми, чтобы проработать профилактически все стрессы — это невозможно просто физически. К тому же, одни люди могут встретить психологов нормально (даже если они войдут к людям в хату без приглашения): скажут, поговорите, нам нужно выговориться, выплакаться, рассказать о страхе, другие не поймут этого. Кстати, таких людей много — которые хотят выговориться, рассказать о своих бедах, поделиться тревогами о будущем. Многие из них это делают по телефону с нашими специалистами, приезжают к нам. Другие выплачутся знакомым... Дело в том, что когда люди теряют экзистенционную основу — основу обеспечения собственного существования, тогда они ищут определенную поддержку, которая бы давала им возможность удержать свои переживания в какой-то структуре — чтобы не полностью растеряться. Это обычная реакция. Если нам очень плохо, мы идем к тем людям, которые могут сказать нам несколько утешительных слов — уместных нужных слов, дающих надежду. А надежда — это основное для пострадавших. Основная потребность людей — в поддержке... Но если идти к людям активно, кто-то скажет: «что вы пришли к нам говорить о психологии, когда мы потеряли имущество». Поэтому так делать нельзя — люди разные, по- разному реагируют, тем более, неизвестно, кто в каком состоянии. Психологическая помощь не должна навязываться.
— От наводнения пострадало много детей. Можно ли сказать, что дети пережили самый большой шок?
— Хочу отметить, что очень правильна специальная правительственная программа оздоровления этих детей в санаториях Крыма и юга Украины. Вывезти их из ситуации общего стрессового реагирования на местах — это лучшее, что можно было для них сделать. Не думаю, что дети — это контингент, который больше всего психологически пострадал от наводнения. То, как каждый ребенок воспринял переживания, связанные с наводнением, зависит от возраста, от его особенностей психической системы и многих других факторов. Дети еще не отвечают за свою жизнь, они не знают, как это — всю жизнь вкладывать силы в дом, например, или что-либо другое, поэтому они не могут почувствовать тяжесть утраты. Например, дети до шести лет больше всего могут переживать о том, что потеряли свою игрушку — велосипед и тому подобное, ведь это непосредственно то, что придавало их жизни другой оттенок и принадлежало им лично. И у детей школьного возраста переживания также могут быть не столь травмирующими, потому что они видят в жизни перспективу, их самостоятельная жизнь еще не начиналась. Хотя, естественно, каждый пережил страх, видя, как наступает большая вода, и с этими детьми специалистам следует работать. Но детская психика — гибкая, она, если подойти профессионально, быстрее восстанавливается. Поэтому в общем нельзя сказать, что дети более впечатлительны.
Точно можно сказать, что такими являются люди, начиная от 55—60 лет — кто уже на пенсии или собирается. Ведь это тот период, когда человек вроде бы дает отчет сам перед собой и окружающими о своей жизни, что приобрел, чем богат. Будто бы подводит своего рода итог прожитого, переходит, можно так сказать, к другому этапу жизни. Тогда больше всего хочется стабильности, люди предпочитают размеренную жизнь без стрессов, живут уже не столько для себя, сколько для детей или внуков. Заботятся, конечно, о том, чтобы кому-то что-то дать, что-то вырастить... И если в молодости еще можно начать жизнь с начала, для этого есть силы, есть энергия, рвение, то в таком возрасте это проблематично. Потому что для пожилых людей любое серьезное изменение ситуации очень травматично. Пожилые люди с трудностью адаптируются к новым ситуациям, а тем более ситуации, принесшей изменения в их жизнь не с плюсовым, а с минусовым зарядом. Поэтому если и стоит ожидать в перспективе более массового обращения за помощью к психологам, то очевидно, что это будут обращения именно пожилых людей.
