В особо трудных и тяжелых случаях только и нужно ведь от любого журналиста (писателя), что привлечь внимание общественности... В начале 30-х годов уже ушедшего красного кровавого столетия в СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения) привезли А. М. Горького. Смотрел он там только туда, куда ему указывали, разговаривал с чекистами, обряженными в новехонькое арестантское обмундирование, заходил в казармы вохровцев, замаскированные под обители арестантов. И ничего не увидел, не услышал, не почувствовал даже... А пускал везде слезу, умилялся только людям, посвятившим себя «гуманной миссии перевоспитания трудом заблудших ошметков капитализма» (из воспоминаний О. Волкова «Погружение во тьму»). А рядом, в нескольких сотнях метров оттуда, озверевшие надсмотрщики били наотмашь палками изможденных штрафников — польских ксендзов (на них вывозили из леса дрова). И потом это не раз повторится впоследствии. Алексей Толстой, Панферов, Зощенко, Никулин, Шкловский будут ездить по Беломорканалу (и другим «ударным комсомольским стройкам»). И эти «потемкинские деревни» только восхвалять, восхвалять, восхвалять... Конечно, всегда необходимо внутреннее усилие, чтобы не подчиниться общепринятому. И тут всегда выбор: или ты получаешь награду уже сегодня (и ничего не видишь, не слышишь, не ощущаешь). Или, все-таки, начинаешь жить полнокровной, живой жизнью, а любую награду поручаешь (оставляешь) только вечности. Она ведь тоже судит и выносит свои приговоры...
Госпожа Пахлевская — госпожа Пахлевская... Поймите, наконец, что никогда и нигде нельзя навсегда отстоять (отсидеть, отлежать) свое достоинство, никогда и нигде нельзя отвоевать (позволить) себе просто жить (см. «День» №189 от 2.11.2007 г.). Вы считаете нынешнюю Европу образцом демократии, а нынешнюю Россию образцом тоталитаризма? Но разве какая реальность когда совпадала с нашими представлениями о ней? Видите, я пишу «нашими» потому только, что я ведь такой же как и вы — дитя поколения разбитого, раздрызганного и развращенного страшной и убийственной пропагандой советской. А она ведь была (и остается!) очень и очень местнической. То есть она везде и всюду возвещала, что здесь у нас все только самое-самое лучшее, а там, за рубежом (занавесом) разве что-то может иметь какой-то смысл? Сейчас все изменилось, но ведь не по сути (смыслу) — только просто наоборот, навыворот: там (в зарубежье) все только хорошо и славно, а здесь и сейчас — все мерзко и противно. Ну не лежит душа к такому упрощенчеству и «ясности», простите. Думаю, о смысле жизни (и постоянно!) нужно думать и в благословенных Италиях, Швейцариях и, конечно же, в потерянных (в смысле «демократии») Россиях и Северных Кореях. А все остальное разве имеет где-либо и когда-либо какое-то значение?
P.S. Конечно, демократия — это не евро и не доллар. И не рубль даже. Демократия всегда была и остается синонимом свободы. Вот почему и убежать в нее (свободу) никогда и нигде навсегда невозможно. Она изначально и навсегда присуща любому человеку. Пока он именно полнокровно живет, а не просто существует!
