Интересоваться своей родословной я начал еще в детстве, время от времени расспрашивая у своих родителей и дедушек-бабушек об их прежней жизни и родственниках. Как правило, из тех рассказов мало что осталось в памяти, потому что в одно ухо влетало, а в другое вылетало, а записывать, как почти у каждого из нас, не было ни времени, ни большого желания. Из покрытых пылью времени собственных воспоминаний об общении с бабушкой Марией Кирилловной Мирошниченко осталось только упоминание о раскулачивании ее свекра в начале коллективизации 1930-х годов в селе Новая Прага Кировоградской области. Из рассказов бабушки, у свекра в многодетной семье было привычное для тех времен приусадебное хозяйство, собственный надел земли обрабатывали волами и сами трудились около них день и ночь, как черные волы. А потом по призыву «партии и правительства» во двор пришли активисты и забрали всю живность в колхоз, объявив свекра кулаком. Он вроде бы какое-то время скрывался, приходил по ночам откуда-то тайно домой, а потом просто навсегда исчез.
Узнавать подробности забитым беспросветной работой родственникам с клеймом «раскулаченных» не было никакой возможности. В колхозе всем беднякам приходилось работать на ферме или в звене бесплатно «на палочки», которыми обозначали отработанные трудодни. Отобранные коровы могли по несколько дней стоять голодными и недоенными, потому что, в отличие от положения в собственном хозяйстве, до них никому не было дела. Мой дед, а бабушкин муж Дмитрий Семенович Мирошниченко погиб на фронте в 1944 году, оставив ее с пятью детьми, которых нужно было как-то растить в придачу к подневольному труду «на палочки» в колхозе. В память запал рассказ бабушки о показательной истории того времени, когда она пошла к Кобиляцькому, председателю Новопражского колхоза им. Ленина, и попросила выписать ей леса, чтобы починить дырявую крышу соломенной хаты. На что тот ответил поучительным начальствующим басом: «Эге-ге, Манька, еще твой лес не вырос! Не морочь мне голову, а иди работай лучше! «
Прошло время, любимой бабушки уже много лет нет в живых, у меня уже появились дети, которые скоро тоже начнут расспрашивать о семейном прошлом. Однако, по большому счету, рассказать им больше, чем написано выше, я недавно вряд ли смог бы ... Но сейчас такие исследования можно проводить из дома, пользуясь только интернетом и не посещая архивы или библиотеки.
Во время таких поисков по подсказке опытного земляка-краеведа Владимира Разина мне попала в руки книга «Реабілітовані історією», изданная, в том числе, и для Кировоградской области в пяти томах. В этих книгах бережно собраны и опубликованы краткие биографические данные многих тысяч уроженцев и жителей современной Кировоградщины, подвергшихся своевольным репрессиям в 1918-1991 годах. Все эти материалы доступны каждому в интернете. Как оказалось, среди репрессированных был также и мой прадед Семен Дмитриевич Мирошниченко, о котором лаконично указано следующее: «1876 г.р., пгт Новая Прага, украинец, неграмотный, земледелец. Раскулачен весной 1930 года. Арестован 9.05.1931 Новопражским РО ГПУ («систематически вел антисоветскую агитацию»). Новопражским РО ГПУ 24.05.1931 дело прекращено, включен в список кулаков, подлежащих выселению, — решено держать под стражей до выселения». И в конце указан краткий номер «П-6514», который является уникальным для каждого репрессированного из этой книги. Оказалось, что полностью материалы дела хранятся в Государственном архиве Кировоградской области, куда каждый может обратиться с письменным запросом с указанием этого номера для получения соответствующих копий, что и было мной безотлагательно сделано с использованием электронной почты.
Что же оказалось в этих материалах? Они основывались на записанных в один день показаниях трех «свидетелей», а фактически доносах предвзятых фанатиков, зазомбированных коммунистической пропагандой: кандидата в члены ВКП (б) И. Т. Ходы, М.Д. Яготина и А.И. Бугаева. Все они именовали себя «бедняками» и «хлеборобами», были в возрасте от 29 до 37 лет, в графе «образование» писали «грамотный», а их «разоблачения» были направлены против неграмотного 54-летнего «кулака», который им годился в отцы. Слово «кулак» многократно упоминается в их «показаниях» вместе с эпитетами «панский прихвостень», «подстрекал массы», «неблагонадежный человек» и «социально опасный для соц. общества». Из показаний моего прадеда узнаем, что он был обобран до нитки, то есть раскулачен, еще весной 1930 года, за год до начала уголовного дела, о чем в нем имеется соответствующая запись: «Имущественное положение: ничего нет». А что же было до этого? Об этом пишет в своем доносе кандидат в члены ВКП (большевиков), бедняк-хлебороб Иван Тимофеевич Хода: «... восемь штук лошадей, пару волов, 3-4 коровы», а другой бедняк Арсентий Иванович Бугаев добавляет, что тот (дословно) «имел наемную рабочую силу, постояно 2 человека, сезонных от 3 до 5 человек». Кулак, очевидно же, лови, хватай его! Для этого «в 1930 году был раскулачен и выслан из дома», как об этом написал еще один «бедняк» Никита Данилович Яготин. Все они так или иначе имели отношение к «артели Шмидта», вероятно, названной в честь легендарного в советские времена лейтенанта Петра Шмидта, но об этом материалы дела умалчивают.
Теперь попытаемся представить, что каждый из нас делал бы, если бы всю жизнь тянул лямку, работал день и ночь вместе с многодетной семьей, нажил себе какое-никакое добро, а потом ворвались рэкетиры и все это отобрали, заодно вышвырнув из собственного дома? Вы спрятались бы и благодарили судьбу, что остались живы, или пытались бы бороться? Как оказалось, мой прадед был не из пугливых, и, несмотря на то, что его семью раздели до нитки и забрали все хозяйство в артель «напрасный труд», он продолжал работать на себя и имел наглость рассказывать окружающим, почему не нужно идти в колхоз. В частности, указанные в деле «свидетели» рассказывают нам, что во время бесед с селянами он призывал их «не идти на работу в колхоз, потому что коммуна до добра не доведет, только будете вечными рабами. Коммунисты хлеб грабят, а мы будем голодные. Лучше давайте организуемся селянский союз и будем жить, как и раньше». Для этих утверждений, наверное, были веские причины, ведь «разве можно вынести такое положение, когда наложено на меня 4.5 пудов хлеба?» Во время мясозаготовок в 1931 году, тоже на базаре, он между массой говорил, что «видите, пришел конец, грабят последних коров и кур ... Ну хорошо, наши уже недалеко, я отомщу, что у меня отобрали все имущество». Так это было на самом деле или нет, но с позиций сегодняшнего дня мы видим, что утверждение прадеда «коммуна до добра не доведет, только будете вечными рабами», оказалось пророческим. Советская власть также не могла забыть и его намерений отомстить. Поэтому, чтобы сломать его сопротивление после раскулачивания окончательно, завела на него дело и в 1931 году приговорила к высылке из Новой Праги. Куда выслали и что с ним случилось потом — мне не известно, нужно будет искать следы в архивах дальше.
О подробностях этой расправы и ее участниках до последнего времени нашей семье ничего не было известно. Уже сейчас, когда раскрылись подробности этого дела как для меня, так и для моих родителей, я вспоминаю собственные семейные традиции, и становится понятным их никем ранее не разъясненный истинный смысл. Во-первых, у нас никогда не любили болтунов и тех, кто рвется в начальство и идет по трупам вверх. Во-вторых, родители мне всегда говорили: «Сынок, хорошо учись! У тебя могут отобрать все — имущество, деньги, свободу и жизнь. Но единственное, что у тебя не отберут, — это твои знания и умения. Накапливай и постоянно тренируй их, чтобы у тебя всегда было то, чего нельзя отнять».
А тем временем после смерти Ходов дом моего прадеда пустует и разваливается, как и, собственно, большинство сел в Украине. Так и живем ...
