Лично уверяю: в верховьях Десны вблизи Лушников и Чаплиевки среди постоянно плывущих по реке бутылок еще можно поймать щуку весом в два- три килограмма, значительно реже — пристойного сома. Правда, самим нам за две недели так и не повезло, вопреки всем стараниям. Довольствовались мелюзгой и воспоминаниями о том, как здесь ловилось еще несколько лет назад.
О красоте Десны, окружающих озер и лесов на песчаных кручах можно писать бесконечно. Но это впечатления общие, а конкретные, угнетающие, возникают почти на каждом шагу: это остатки больших и малых оргий в лесу и по берегам реки. Здесь есть все, что вытворила современная потребительская цивилизация. Последствия своего пребывания оставляют как местные жители, так и бывшие местные, приезжающие сюда летом к родственникам. А рыбы в Десне и озерах почти не стало, потому что истребляют ее всеми средствами: длиннючие сетки-путанки и электроудочки есть у каждого, кто пожелает, а самые изобретательные глушат рыбу самодельными бомбами.
Но настоящий «праздник» истребления рыбы происходит весной, когда Десна заливает просторные луга, и рыба идет на нерест. Бьют рыбу сотнями килограммов, выбирая самые крупные экземпляры. Щучью икру консервируют в трехлитровых банках. Забальзамированные головы щук, в пасть которых входят два кулака, судака весом пятнадцать (!) килограмм и таких же сазанов нам с гордостью демонстрировал сын хозяина дома, где мы жили.
Признаки глубокого духовного и материального кризиса села встречаешь на каждом шагу. Долгожданную предыдущими поколениями селян свою землю дали, наконец, но тем, кто уже не может и не хочет ее обрабатывать. Вот и в Лушниках подписали, не читая, договора об аренде с худосочным частным предприятием, созданным на основании неизменной колхозной администрации. Да и это предприятие не в состоянии ничего сделать. За прошлый год «рассчитались» с арендодателями овсом вместе с половой, а в этом году вообще ничего не дадут — не из чего. Органические удобрения, такие необходимые на этих бедных землях, отсутствуют, потому что все колхозное стадо местное руководство давно пустило под нож. По обе стороны разбитой дороги, до самой станции стоят полуразобранные бывшие фермы. Церковь подорвали и разобрали еще в шестидесятые годы. В старших классах школы-восьмилетки учатся по шесть-восемь учеников. Во второй класс перешло двое. В первый, может, пойдет один. По улице Котовского (к чему он здесь?) половина домов стоят забитые — уже никто не живет.
Основная беда Лушников в отсутствии работы для молодежи. Те, кто вернулся из армии и не нашел работу в Шостке, не решаются создавать семью и постепенно спиваются. Отношение к власти всех уровней формулируют, как правило, с помощью ненормативной лексики, ибо считается, что только власть во всем виновата. Однако, живет надежда, что появится «справедливый начальник», который наведет порядок и в селе, и в стране. В то же время отношение к выборам равнодушно-ироническое: все там наверху одинаковые. А проголосуют, как начальство скажет. Демократия, самоуправление, права человека — слова, которые теряют здесь свой смысл.
Ничего нового в этой картине нет. Она, к сожалению, типичная. Стремительно вымирают бывшие колхозные села, которые сформировались на руинах традиционного украинского села с его культурой отношений, боготворящим отношением к земле, к природе. За время существования колхозного строя выведена новая генерация крестьян. Характерными их чертами является неспособность к самоорганизации, к общественной жизни и хищно- потребительское отношение к государству, к природе. Все, что в пределах приусадебного участка, — свое, кровное; все, что за его пределами, — это ничье, государственное, которое можно воровать и бездумно уничтожать. Характерным примером этого сознания является фраза, услышанная в тех же Лушниках по отношению к кому-то из местных руководителей: «Что ж ты, собака, у своих воруешь? Воруй у государства, и никто тебе слова не скажет!» Жизнь заставляла воровать десятилетиями с колхозного поля. Потом, распрощавшись с сельской жизнью, воровали с «родного» завода в городах, а самые ловкие, пробившиеся в разные должности, — непосредственно у государства.
Трудно представить, кто и когда вложит в головы бывших колхозников, которые еще остались в селах, что уничтожать все живое вокруг — это воровать у государства, а воровать у государства — воровать у самих себя, у последующих поколений. Кто научит бывших колхозников в городах и селах тому, что в Германии знают даже дети: старые лекарства сдают в аптеки, а не выбрасывают с мусором в окружающие леса и парки, что бутылки не бросают в реки и не бьют об деревья, а раскладывают по специальным контейнерам в зависимости от цвета стекла, что использованные элементы питания не выбрасывают, а сдают, что среди рыбаков Европы давно в почете принцип «поймал — отпусти» и т.д.?
Но все увиденное на Десне не идет ни в какое сравнение с тем, что вытворяют на берегах Днепра бывшие «колхозные комсомольцы» — теперешние «новые украинцы». Неисчислимые средства идут на тотальное уничтожение природной среды: нерестилищ, озер, лугов, островов. Все это засыпается песком, заливается бетоном и увенчивается многоэтажными дворцами-коттеджами за каменными заборами. (Кстати, проект Закона Украины о налоге на недвижимость давно законсервирован в архивах Верховной Рады.) Каждого, кто попытается выйти на берег, встречает охрана и щиты с надписями: «Частная собственность! Причаливать, купаться и ловить рыбу запрещено!» О том, что вызывающе нарушаются все природоохранительные законы, не стоит и говорить. Законы — не для новых «хозяев жизни». И при всем этом мы декларируем свое стремление объединиться с Европой. Но как можно воспринимать страну, где не признают законов, где не выполняют свое общественное назначение ни семья, ни школа, ни государственные институты?
Украине крайне необходимы люди нового мышления, способные жертвенно и плодотворно работать на всех уровнях в соответствии с требованиями ХХI века. Хватит ли для этого человеческого ресурса, ведь прогнозируется сокращение населения Украины почти в два раза? И не время ли создать условия для возвращения в Украину (с предоставлением всех гражданских прав) представителей украинской диаспоры, которые не хотят быть окончательно ассимилируемыми? Именно эти люди являются носителями национальной идеи и ментальности, сформированной в условиях делового и прагматического Запада. Именно они являются носителями мирового опыта во всех сферах жизни и могут стать живым примером успешной работы в фермерстве, глобальном бизнесе, государственном управлении и геополитике. Ясно, что для реализации этой несколько утопической идеи сначала необходимо прекратить отъезд украинцев за границу в поисках лучшей жизни.
