«Винтик» оппозиции в «механизме» стремлений
Запорожскую Сечь Екатерина II уничтожила не за какое-то там предательство, вероломство или подлость, а за... стремление нашего славного низового общества к собственному хлебопашеству. В царском Манифесте от 3 августа 1775 г. есть такие строки: «...Заводя собственное хлебопашество, расторгали они тем самое основание зависимости их от Престола нашего и помышляли конечно составить из себя посреди Отечества область совершенно не зависимую под собственным своим неистовым управлением, в надежде, что склонность к развратной жизни и к грабежу будет при внутреннем изобилии беспрестанно обновлять и умножать их число...». Вот как откровенно тут все определено и оговорено! Но, все равно, одно ведь никак не вяжется с другим. Сама по себе жизнь разбойничья и развратная никогда ведь не бывает самодостаточной, а, наоборот, нуждается в подпитке и руководстве. Собственное же свободное хлебопашество всегда бывает только независимо и самодостаточно, по сути своей. Недостойного человека, пьяницу, грабителя можно легко наказать, припугнуть, а затем и использовать по своему собственному маломоральному усмотрению. А что можно сделать с вольным самодостаточным хлебопашцем? Вот почему, несмотря ни на какие заслуги запорожцев после Русско-турецкой войны хитрая и жестокая императрица пошла все-таки на полное искоренение «крамолы» в своих владениях. То, что во всем цивилизованном мире всегда считалось наиважнейшим государствообразующим элементом (независимый вольный селянин), тут послужило именно помехой в совершенно неприродно отстраивающимся московском царстве-государстве.
Когда 100-тысячное царское войско в ночь на 4 июня 1775 г. окружило Сечь, последний кошевой атаман Петро Калнышевский сдал ее без боя, спасая своих людей. Свои церкви, свои архивы — все это благодаря ему, а вот себя не уберег: отправился затем в Петербург. И, ясно же, пострадал за свое временное недоверие Богу, единственно-способного спасти запорожцев. Они ведь всегда побеждали вопреки самым сложным обстоятельствам...
После своего «прощения» и освобождения в 1801 г., уже более чем 110-летний Петро Калнышевский не захотел уехать из Соловков. Он так и умер там, в этом ледяном чужом краю, в 1803 г., намного пережив всех своих мучителей и товарищей.
Не бывает города без его основателя
Мы зачастую путаем причину и следствие. Требования социальных перемен всегда являются следствием новых религиозных идей, а не наоборот... К примеру, городской совет швейцарской Женевы после 1538 года оказался мало способен контролировать ухудшающуюся день ото дня социально-политическую ситуацию в этом городе. И выдающимся проявлением социального прагматизма и реализма явилось тогда то, что городской магистрат решился все- таки вернуть (ранее с позором изгнанного отсюда) Иоанна Кальвина и разрешил ему опять продолжать воплощать именно здесь свои реформаторские идеи и планы. Выходит, иногда и один только человек может стоить (и обеспечить сохранность) целого города. Такая выдающаяся личность всегда и является его воплощением и олицетворением. Женева невозможна без Иоанна Кальвина, так же как и Кальвин без Женевы! Киев наш тоже, впрочем, невозможен без князя Владимира, так же как и святой Владимир без Киева...
